Валерий Панюшкин - Код Горыныча Страница 9

И слугам даже не стыдно, что они предали хозяйку.

Лестница в небо

Если в черта русская сказка как-то еще с грехом пополам верит, путая впрочем, все мировое зло с мелкой болотной нечистью, то в Бога русская сказка не верит вовсе. Не верит ни в бессмертие души, ни в вечную жизнь, ни в обетованные небеса, ни в блаженство праведников. Ко всему вышеперечисленному русская сказка относится с таким богохульным цинизмом, которого даже в самые безбожные советские годы редкий достигал выпестованный комсомолом атеист. Небеса, рай в русской сказке не то что глухи или несправедливы, а просто нету, на взгляд русской сказки, никакого рая, а если и есть рай, то не для людей.

Оживить мертвого в русской сказке можно при помощи волшебства. Умереть понарошку, попав в некое заколдованное место, пока родственники ошибочно оплакивают твои труп, — можно. Но вот попасть на небо, ни после смерти, ни при жизни — нельзя. Потому что нет никакого неба.

Потому что (цитирую сказку «Как старик лез на небо» целиком): «Жили-были старик со старухой. Старик катал горошину, да и уронил наземь. Искали неделю, да и не нашли. А через неделю вырос из земли росток. Стали его поливать. Горошина взялась расти выше избы до самого неба. Горох поспел. Полез старик на небо собирать горох. Набрал целый мешок. Но как стал слезать, мешок уронил и старуху мешком убил. Тем и кончилось».

В этом резюме «тем и кончилось» мне слышится брюзгливое раздражение взрослого, которого ребятишки спрашивают про звезды: «Что это там за горох, дедушка, рассыпан в небе?» Дедушка отвечает посредством сказки: «Нет никакого неба, баловство одно, пойдите займитесь хозяйством».

Во многих вариантах сказки «Как старик лез на небо» высказывается презрение и к гороху (фасоли, бобам), стебли которого опрометчиво стремятся вверх. Рожь и пшеницу сказка считает хорошими растениями, питательными, горох и бобы считает растениями бесполезными, растениями, от которых «проку никакого, а один только дух». Мне трудно припомнить, чтобы кто-нибудь из воинствующих атеистов сравнивал человека, испускающего дух, и человека, испускающего газы. А русская сказка сравнивает.

И надобно помнить, что большинство известных нам сказок записаны в девятнадцатом веке. Русь уже девятьсот лет как крещена. Но русская сказка и через девятьсот лет не приемлет христианской модели мира, настаивает на том, что человек есть прах и ничего, кроме праха.

В одном из вариантов сказки один из карабкающихся на небо стариков находит-таки на небе некое подобие рая. Взобравшись по бобовому стеблю, старик видит на небе избушку, построенную из блинов, обмазанную медом и маслом. Однако же избушка эта принадлежит не людям, а стрекозам. Пока стрекозы не видят, от избушки можно откусить немного меда и блинов. Но только украдкой. Старик лазает по стеблю на небо, отъедает от стрекозьего домика мед и блины, но однажды стрекозы застигают старика за этим занятием и, разумеется, убивается, потому что небесное блаженство полагается стрекозе, а человеку не полагается.

Такова мудрость сказки. Всякий, кто говорит про небо, про душу, для которой небо долженствует стать вечной и счастливой обителью, — лукавит с точки зрения русской сказки, лукавит и замышляет недоброе. В доказательство, кроме многочисленных попов, которых русская сказка всегда, без какого бы то ни было исключения, считает мерзавцами, можно вспомнить еще «Лису-исповедницу».

В этой сказке лиса видит петуха, сидящего на дереве. Лиса говорит петуху, что он многоженец, а многоженство — грех и нераскаянному многоженцу не видать Царствия Небесного. Лиса уговаривает петуха спуститься к ней с верхней ветки и исповедоваться в своем столь естественном для курятника грехе. Лиса обещает, что, если петух исповедуется, душа его вознесется на небо. Доверчивый петух к лисе спускается, и лиса сжирает петуха.

Вопроса о том, вознеслась ли таки душа невинно убиенного петуха на небо, сказатель не ставит перед собой. В сказках нет неба. Ни души нет, ни неба, только прах и колдовство.

Старая хлеб-соль

Мы уже отмечали неоднократно, что русские сказки (как, впрочем, и любой, вероятно, фольклор на свете) совершенно чужды морали. Они вовсе не учат добру, как принято о них думать и как принято говорить о них на школьных уроках литературы. Они бесстрастно констатируют, что мир замешен на зле, на подлости, на обмане, на предательстве. Мы, глядя на мир, описываемый сказками, сказали бы, что он ужасен, он избирателен. Но сказка не знает оценок. Сказка просто говорит: мир — таков. И это, заметим к слову, роднит сказку с современными средствами массовой информации.

Имеющие отношение к благодарности или неблагодарности тропы (сюжетные кирпичики, из которых, как из детского конструктора, складывается народное творчество) демонстрируют в складывании своем печальную закономерность: благодарность возможна только в волшебных сказках, т. е. не без вмешательства потусторонней силы, тогда как в бытовых сказках благодарности не бывает, а бывают лишь подлость и обман. Волшебная яблонька, например, укрывает детей от гусей-лебедей за то, что дети давеча освободили яблоньку от тяжести плодов. Но бытовые старик со старухой, которым бытовая лисица привела заблудившуюся в лесу бытовую внучку, травят в благодарность лисицу собаками.

Хотелось бы ошибаться, но я не встречал примеров благодарности в бытовых русских сказках. Однако же даже на фоне привычной этой аморальности сказка «Старая хлеб-соль» шокирует меня. Всеобщая неблагодарность, всеобщее вероломство, всеобщая подлость непросто констатируется этой сказкой, а активно насаждается главным героем, как если бы мир у человека рухнул, появись благодарность на свете.

Начинается сказка со сцены охоты. Охотники гонят бирюка (т. е. матерого волка). Спасаясь от преследования, бирюк выбегает в поле, где мужик молотит зерно тяжелым цепом. «Спрячь меня в мешок», — просит волк крестьянина. И тот прячет волка в мешок, и охотники проходят мимо, не отличив мешок с волком от лежащих на гумне мешков с зерном. Как только охотники уходят, крестьянин развязывает мешок, выпускает волка, и зверь, сообразив, что спасший ему жизнь человек один и без оружия, вознамеривается спасителя своего сожрать.

«Я ж тебя выручил, а ты меня съесть хочешь», — мужик пытается воззвать к совести волка.

«Старая хлеб-соль забывается», — парирует волк в том смысле, что нету такого обычая — испытывать к благодетелям своим благодарность.

Насилу крестьянин уговаривает волка повременить немного со съедением и спросить у прохожих, забывается ли старая хлеб-соль или нет. Разумеется, им встречаются старый пес и старая лошадь, которых после многих лет верной службы хозяин выгнал из дома. Наверное, в тысяче сказок бродят по дорогам эти пес и лошадь, доказывая каждому встречному, что благодарности не существует. Разумеется, и мужику с бирюком пес и лошадь говорят, что «старая хлеб-соль забывается» и что быть, следовательно, мужику съеденным.

Но затем мужику и бирюку встречается лиса.

«Как же ты залез в мешок?» — удивленно спрашивает лиса волка. «Да вот так и залез». — «А ну покажи, — сомневается лиса. — Не верю».

Ради лисы устраивается следственный эксперимент. Волк забирается в мешок, как забирался, прячась от охотников. Крестьянин завязывает мешок, как завязывал на гумне. И лиса говорит мужику: «А теперь покажи мне, как ты молотил».

Догадливый крестьянин принимается молотить тяжелым цепом увязанного в мешок волка. И молотит до смерти. А лиса стоит рядом и смотрит. Последний удар цепа спасенный лисою крестьянин обрушивает лисе на голову.

Он убивает ее одним ударом со словами: «Старая хлеб-соль забывается». Убивает потому что иначе не только старая лошадь и старый пес ходили бы по миру со своими сказками о неблагодарности, а ходила бы и лиса, проповедуя справедливость. И весь замешенный на зле и обмане сказочный мир рухнул бы.

Поэтому мужик и убивает лису ударом цепа.

Начальник зверей

Многочисленные русские сказки про обыкновенного серого кота, попавшего в лес и ставшего владыкой над всеми лесными зверьми, хорошо было бы изучать на заседаниях Союза промышленников и предпринимателей, штудировать на корпоративных тренингах крупных компании, просто читать на ночь всяким людям, считающим себя сильными и влиятельными, — ибо вот отчетливый способ мелкому зверьку подмять под себя всех сильных и влиятельных разом.

В большинстве вариантов сказки кота выгоняют из дому за воровство. В наказание за то, что кот ворует сметану в погребе, хозяин сажает его в мешок и относит в лес — так далеко, чтобы кот не нашел дороги домой. Кот пробавляется в лесу мышами и мелкими птичками, пока однажды не встречает лису (барана, козла или другого какого-нибудь помощника). Если в соответствующих вариантах сказки с бараном и козлом у кота складываются чисто деловые отношения, направленные на рейдерский захват всего леса на корню, то в варианте с лисой от ношения еще и эротические Лиса в этой сказке — девушка. Так или иначе, все лесные звери циничным образом используют лису для удовлетворения минутной похоти, и только про маленького серого кота лиса может думать, что тот будет с ней ласков. Кот представляется лисе не простым котом, а сибирским и врет, будто его прислали в лес «бурмистром».