Литература для нервных - Вера Владимировна Калмыкова Страница 14

С того времени работа над комедией оживилась, хотя автор еще долго писал ее – до лета 1823 г.

Увлекательна история замысла пушкинской «Капитанской дочки». Она весьма обширна, и подробно изложить ее здесь, увы, невозможно. О первой, интуитивной фазе мы ничего не знаем, поэтому сосредоточимся на второй. Мечта создать исторический роман (тогда в моду вошли сочинения Вальтера Скотта) на отечественном материале владела поэтом с 1820‐х. Он знакомился в архивах с судьбами разных людей, так или иначе связанных с Пугачевым: среди них были те, кто изменил присяге – или заслужил благодарность предводителя восставших, те, кто чудом остался жив – или был казнен бунтовщиками. Образ Пугачева двоился в глазах писателя: с одной стороны, документы говорили о непомерной кровожадности казацкого царя, с другой – очевидцы событий, древние старики, с которыми лично беседовал Пушкин в путешествии по Оренбургской и Казанской губерниям, вспоминали о «батюшке-царе Петре Третьем» с благодарностью и почтением. Мы не знаем, что происходило в душе Пушкина при столкновении этих точек зрения. С одной стороны, он был государственником и адептом исполнения закона, с другой – сторонником человечности превыше всего.

Ближе всех, наверное, подошел к разгадке образа Пугачева Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский, 1925–1997) в «Путешествии на Черную речку».

Пугачев – оборотень. Он появляется внезапно из «мутного кружения метели», в предварение мужицкого бунта, и в первый момент, как оборотень, не поддается четкой фиксации. <…> Между тем Пугачев при ближайшем знакомстве оказывается простым мужиком, чье лицо не лишено даже некоторой приятности (а что вы хотите от оборотня?). <…> И все же в человеческом облике и в повадках Пугачева проскакивает временами что-то волчье (верхнее чутье, сметливость и расторопность на неведомых дорожках в степи, полномочия Вожатого, Вожака, Вождя в дикой стае, кровожадность, воющее одиночество). Через весь роман, по лучшим стандартам, проносится огненный, волчий взгляд Пугачева. <…> Но главный факт, устанавливающий – на острие иглы! – оборотничество Пугачева, принадлежит истории. Это уже, так сказать, объективный исторический факт, и мог ли тут Пушкин остаться равнодушным? Как было упустить вполне правдоподобный, разработанный урок обращения неизвестного бродяги в царя, восколебавший половину России?! <…> Не сочувствуя революции, Пушкин влекся к Пугачеву. Уж больно интересной и поучительной показалась ему история, что сама ложилась под ноги и становилась художеством. От «Истории Пугачевского бунта», удостоверенной всеми, какие ни на есть документами, отделилась ни на что не похожая, своенравная «Капитанская дочка»…

Автор протер глаза. Выполнив долг историка, он словно забыл о нем и наново, будто впервые видит, вгляделся в Пугачева. И не узнал. Злодей продолжал свирепствовать, но возбуждал симпатию. Чудо, преподанное языком черни, пленяло. Автор замер перед странной игрой действительности в искусство. Волшебная дудочка, как выяснилось, пылилась у него под носом. Смысл и стимул творчества ему открылись. Он встретил Оборотня.

Факт – зерно никому не известного растения, попадающее в плодородную почву авторского мира. Замысел – первая ступень перехода от внехудожественной действительности к художественной.

Заглавие (название)

– одно или несколько слов, вынесенных перед текстом произведения.

Заглавие передает художественную идею произведения, как в случае с романом Герцена «Кто виноват?», Тургенева «Отцы и дети». Заглавия могут также указывать на тему (одну из тем), на проблему (одну из проблем), на главного героя произведения. «Недоросль» Дениса Ивановича Фонвизина – указание на тему, «Горе от ума» Александра Сергеевича Грибоедова или «Герой нашего времени» – на проблему, «Евгений Онегин» – на главного героя, «Вишневый сад» Антона Павловича Чехова – на проблематику. Заглавие обозначает и со– или противопоставление: «Война и мир», «Отцы и дети».

Часто задается вопрос, в чем смысл заглавия такого-то произведения. Отвечать на него следует только исходя из художественного целого данной вещи. Так, с первого взгляда «Горе от ума» – комедия о Чацком, который сделан Грибоедовым действительно смешным: персонаж врывается с утра пораньше в дом, где не был три года, с порога клянется в любви, не понимая, что трехлетнее молчание обидит любую девушку, не слышит, о чем ему говорят прямо, вступает в споры, не утруждаясь пониманием, готов ли его собеседник… Однако на самом деле состояние, которое можно назвать «горем от ума» (недаром выражение стало афоризмом), переживают еще два героя – умная, начитанная интеллектуалка Софья и государственный чиновник высокого ранга Фамусов.

Софья придумала себе будущую жизнь исходя из двух предпосылок: во‐первых, это романы писателей-сентименталистов, в которых описаны благородные и добродетельные герои, отметающие социальные ограничения во имя любви, а во‐вторых – нравы московского общества, в котором дамы явно главные. Молчалин подходит Софье с обеих сторон. Его, безродного, Софья хочет возвысить до себя, т. е. до своего высокого положения, тем самым продемонстрировав презрение к искусственным границам (этим Софья близка Чацкому). Одновременно бессловесный Молчалин станет, как кажется героине, идеальным мужем – вот уж кто точно никуда не исчезнет на три года, чтобы заниматься какими-то мужскими делами, «ума искать», раз есть взаимная любовь! Здесь Софья явно ориентируется на Наталью Дмитриевну Горич. Ослепленная блестящим, в ее понимании, будущим героиня даже мысли не допускает, что возлюбленный обдуманно и холодно действует «в угодность дочери такого человека», как Фамусов. Сам отец семейства, для которого превыше всего богатство и законы общества, ощущает себя и свой дом под прицельным вниманием московских дам. Судя по его последней реплике, они умеют видеть и сквозь стены. С каждым из героев ум – а здесь это метонимия (представление целостного объекта по одной из его составляющих) способности формировать картину мира в соответствии со своими предпочтениями, – сыграл злую шутку, заставив переживать горе.

Или возьмем название пьесы Фонвизина «Недоросль». В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля (XIX в.) слово «недоросль» объясняется так: «Не достигший полных лет, обычно 21 года; невзрослый, не вошедший во все года, в полный возраст, невозмужалый». В современном «Словаре русского языка» С. И. Ожегова читаем: «1. В России в 18 в.: молодой дворянин, не достигший совершеннолетия и не поступивший еще на государственную службу. 2. переносное. Глуповатый юноша-недоучка». Заметно, что второго современного значения не существовало во время Фонвизина, но в нашем языке оно есть, и пришло оно из комедии «Недоросль», где выведен как раз такой герой: он не просто глуп, его невежество – воинствующее.

Благодаря исследованиям Лотмана мы знаем, как употреблялось это слово в XVIII–XIX вв. Реформы Петра I привели к тому, что в России в первой половине XVIII столетия все дворяне-мужчины должны были обязательно проходить государственную службу. Потом эта ситуация несколько смягчилась, но идея того, что дворянин обязан служить Отечеству, была важной и в XIX в. Дворяне XVIII в., по тем или иным причинам все-таки избегавшие государственной службы, и