Набоков: рисунок судьбы - Годинер Эстер Страница 29

Франц абсолютно и безнадёжно бездарен – и именно этим он опасен. Даже те простые, но полезные и по своему забавные навыки, которые он оказался способным освоить от приставленного к нему, прямо-таки образцового (как бы «Франца» в идеале) учителя, его не занимают. Он пуст и равнодушен, как манекен в витрине. Бездарность в соединении с низкой самооценкой никогда и никем не любимого молодого человека, с памятью, о которой «он знал, знал, что там, где-то в глубине, – камера ужасов»,4022 – таков, видимо, тайный спусковой механизм, который превратит робкого провинциала в соучастника преступления.

Надо сказать, что в отличие от потусторонних и этически индифферентных к своим творениям сил, Набоков к своим героям отнюдь не безразличен. Он жалеет Франца и сочувственно, проникновенно видит причину его человеческой несостоятельности в холодном, жестоком, а подчас прямо-таки изуверском обращении с ним матери (за условной, плоской, карточной символикой образа – комментаторы этого обычно как бы не замечают). Робость, дрожащие руки, тревожность, неадекватность реакций, низкая обучаемость – всё это последствия его несчастного детства. Мадоннообразность, почудившаяся ему в Марте, – образ ведь в основе своей материнский. Да и Марта – не похоже, чтобы она была счастлива в родительском доме.

Марта, по-видимому, и в самом деле чувствует нечто квазиматеринское, видя беспомощность, неловкость, растерянность в поведенческих привычках объекта её притязаний. Почти ежевечерне видя Франца в своём доме, она начинает расспрашивать его о детстве, о матери, о родном городке, с удивлением замечая за собой, что «всё это было не совсем так просто – какой-то был приблудный ветерок, какая-то подозрительная нежность».4033 И наконец (сколько сразу совпадений и указующих перстов судьбы!) – в воскресенье, когда Франц дома, а за окном (предупреждающе!) «хлестал по стёклам бурный дождь», и он, пытаясь написать письмо матери, не смог, отложил и стал вспоминать все обиды и оскорбления, которые ему пришлось от неё претерпеть («Любовь к матери была его первой несчастной любовью»), – вот как раз в этот момент и появилась Марта «в нежном кротовом пальто», «пристально, без улыбки» посмотрела на него и произнесла невольно пророческое: «Простите, что так вхожу… Но мне некуда деться от дождя».4041

Поняв, что Франц сам не осмелится, она решила взять инициативу на себя. Как бы предостерегая Франца, в разгар свидания «ветер с помощью дождя попытался открыть раму окна, но это не удалось». И Франц снова нашёл в Марте сходство с мадонной, а Марта, вернувшись домой, нашла мужа совершенно чужим и лишним в её доме человеком.

Марта, пришедшая к Францу в клетчатом платье под кротовым пальто (символика, символика – автор, того гляди, словечка в простоте не скажет!), тем не менее в положенную клетку – по статусу и возрасту полагающегося ей любовника – Франца уместить затрудняется. Сидя с ним в неказистом кабачке на его бедной, узкой улочке с тупиком в конце, она, «дама в кротовом пальто», вдруг с ужасом почувствовала, «что вот этот нежный бедняк действительно её муж, её молодой муж, которого она не отдаст никому». «Я люблю его, а он беден», – осеняет её. Она ещё пытается уверить себя, что он для неё просто любовник, «приятное украшение», но улица Франца кончается тупиком: «Нельзя было представить себе, что Франца нет, что кто-нибудь другой у неё на примете. И нынешний день, и все будущие были пропитаны, окрашены, озарены – Францем». А «ярче и важнее всего, что она и впрямь пережила», к её собственному изумлению, было то, что Франц рассказал о своём детстве, и она вспомнила, как когда-то проездом побывала в этом городке, и представила себе описанный им дом, школу и его, худенького мальчика в очках, рядом с нелюбящей матерью.4052

Удивлённая и уязвлённая тем, что с ней происходит, Марта, вместе с тем, как будто «училась жить по-новому и не сразу могла привыкнуть».4063 Комната Франца заметно «похорошела» – Марта навела в ней порядок и уют. Франц, с её помощью, обновил свой гардероб, Марта даже штопала Францу носки, заказывала на воскресные обеды его любимые блюда, для него надевала красивые платья. Если бы такая любовь и забота исходили бы от скромной женщины его возраста, Франца могла бы ожидать участь счастливого подкаблучника жены-мамочки.

Но Марта – это Марта, и тяга к ней Франца – проявление той самой склонности его мыслей к «бредовым сочетаниям», к «жутковатым грёзам», к наваждениям, к жизни как бы «вне себя», о которой автор предупреждает читателя на начальных страницах романа.4074 Даже в купе поезда Франц рядом с Мартой – это бредовое сочетание. Тем более оно нелепо «в жизни».

Марта же – гоголевская невеста, которая хочет соединить несоединимое: такие, как Франц, богатыми не становятся, а такие, как Драйер (весёлый трикстер, легко, в нарушение всех правил – само шло в руки – разбогатевший на инфляции), «танцуют плохо», не умеют подчиняться заданным движениям и ритмам. Марта такое положение дел определяет для себя как «разлад», который должен быть устранён. Случай подсказывает ей, в каком направлении нужно искать выход из тупика бедной улочки Франца, ставшего для неё «новым, пронзительным смыслом её жизни».

Произошла авария – с тем же, новым шофёром, и уже вторая. Шофёр погиб, а Драйер получил сильный удар в плечо, – и ведь приходила же ему в голову «пресмешная мысль», особенно после первой аварии (потому, может быть, и смеялся тогда), что что-то в этом человеке не поддаётся его зоркому взгляду, что-то ускользает. Драйер даже увлёкся смешной, на первый взгляд, слежкой – высматривал, выспрашивал, вынюхивал, уж не пьяница ли («весёленькие глаза, мешочки под ними, щёки, нос в красных жилках, одного зуба не хватает»). И автор, как бы между прочим, упоминает, что над радиатором его «Икара» «сияла» фигурка, знак фирмы: «…золотой крылатый человечек на эмалевой глазури».4081 «Золотой», «солнечный» Драйер мог бы погибнуть, как мифологический герой, увлечённый полётом и слишком высоко воспаривший на скреплённых всего лишь воском крыльях.

Замечательно, что подсознание Драйера запечатлело предупреждающие сигналы судьбы ещё до её прямого толчка в плечо – до второй аварии, в процессе слежки: в какой-то день, увидев через окно, что на улице гололёд, и памятуя о «беззаботных поворотах» своего водителя, он «почему-то вспомнил разговор с милейшим изобретателем», который был у него ещё до первой аварии и появления Марты у Франца.4092 И срочно распорядился его найти и пригласить.

Оборот «почему-то вспомнил» у Набокова означает неожиданную подсознательную ассоциацию рокового, судьбоносного значения: в финале «Машеньки» Ганин в последний момент «почему-то вспомнил», как уходил от Людмилы, и повернул на другой вокзал. Драйер «почему-то вспомнил» об изобретателе, которого (об этом известно только автору и, с его слов, читателю) «судьба вдруг спохватилась, послала – вдогонку, вдогонку», на помощь Драйеру, причём, как отмечено автором, «знаменательно», что изобретатель поселился в том же номере, где ночевал Франц и где в пол въелась мельчайшая стеклянная пыль от его разбитых очков.4103

Помощь будет принята, и в конце концов, в последний момент, окажется поистине спасительной для Драйера и по-настоящему «знаменательной» для философского и жизненного кредо Набокова.

Драйер не мог не принять этой помощи, так как «синещёкий изобретатель» – той же породы, что и он сам: «Драйер любил изобретателей». Тем более таких, не канонического вида изобретателей, как сам Драйер не похож на «настоящего» коммерсанта. Это был «незнакомый господин с неопределённой фамилией неопределённой национальности», с синим (под цвет свежевыбритых щёк) галстуком бантиком в белую горошину.

Если бы Марта услышала, как с ним разговаривал её муж, она бы решила, что он окончательно сошёл с ума. В ответ на вопрос, согласен ли Драйер вложить определённую сумму на фабрикацию первых образцов изобретения (движущихся витринных манекенов), Драйер, в свою очередь, спросил: «А вы не думаете … что, может быть, ваше воображение стоит гораздо дороже. Я очень уважаю и ценю чужое воображение… Экая важность – воплощение. Верить в мечту – я обязан, но верить в воплощение мечты…».4111 Не менее нелеп ответ изобретателя на вопрос Драйера – а какую гарантию он получит: «Гарантию духа человеческого, – резко сказал изобретатель». Высокопарно, нелюбезно и совершенно лишено здравого смысла, но Драйеру понравилось: «Вот это дело. Вы возвращаетесь к моей же постановке вопроса. Это дело».4122 Договорённость состоялась – вдогонку, вдогонку – как раз перед встречей Марты с Францем в кабачке, где она поняла, что Франц – не просто любовник, а «нежный» и бедный муж, что Драйер – чужой и лишний, и этот «разлад» как-то должен быть разрешён. Авария подсказала – как.