Подлинная история Константина Левина - Павел Валерьевич Басинский Страница 38

Вот этого дневника холостой жизни не хватает в «левинской» части «Анны Карениной». В то же время по мере приближения черновиков к окончательному тексту Толстой сильно снижал образ Ордынцева-Левина. Из молодого красавца со свежим и румяным лицом, образца нравственности и добродетели, он становился немолодым мужчиной, много пожившим и пережившим. Он неприятен для окружающих своей «дикостью», «злобной застенчивостью», своим плохо скрываемым ущемленным самолюбием. И этот неприятный мужчина мечтает жениться на юной и чистой восемнадцатилетней девушке, у которой нет ни малейшего понятия о грехе…

Так это представляется в голове Левина. Но в действительности это совсем не так. Ведь Кити выросла не в пустыне. Она общалась со своими подругами, среди которых были и слушательницы первых в России женских курсов.

[о]:…сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись на какие-то курсы, свободно обращались с мужчинами, ездили одни по улицам, многие не приседали и, главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их дело, а не родителей.

«1 ноября 1872 г. в Москве открылись Высшие женские курсы профессора В.И.Герье (1837–1919), – пишет комментатор Эдуард Бабаев, – имевшие целью „дать девицам, окончившим гимназический или институтский курс, возможность продолжать образование“. На курсах Герье они изучали русскую и всеобщую литературу, русскую и всеобщую историю, историю искусства и цивилизации, физику, иностранные языки, математику и гигиену (Голос. 1873. № 119. 1 мая)».

В представлении Левина Кити – это образец чистоты и невинности, совпадающий с идеалом его матери, который он тоже придумал. Тем острее переживает он собственную греховность. Во время роскошного обеда со Стивой в ресторане «Англия» Левин внезапно впадает в исповедальное настроение.

[о]: – Ужасно то, что мы – старые, уже с прошедшим… не любви, а грехов… вдруг сближаемся с существом чистым, невинным; это отвратительно, и поэтому нельзя не чувствовать себя недостойным.

– Ну, у тебя грехов немного.

– Ах, все-таки, – сказал Левин, – все-таки, «с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь…» Да.

– Что ж делать, так мир устроен, – сказал Степан Аркадьич.

– Одно утешение, как в этой молитве, которую я всегда любил, что не по заслугам прости меня, а по милосердию. Так и она только простить может…

Но что за грехи у Левина? Мы этого не знаем и не узнаем. И здесь начинается конфликт романа с дневником, конфликт вымысла и откровения. Если в 1895 году, когда со времени написания ранних дневников прошло почти полвека, Толстой все еще не был до конца уверен, что эти дневники можно обнародовать, то уж в середине 70-х годов, когда писался роман, еще свежая память о грешном периоде его жизни вызывала в Толстом чувство не только раскаяния, но и жгучего стыда. Но самое главное – не будем забывать, что черновики «Анны Карениной» по нескольку раз переписывались и, следовательно, внимательно читались женой Толстого. Она была знакома с ранними дневниками мужа. Перед свадьбой Толстой дал их ей прочитать, и они ввергли юную Сонечку в шоковое состояние. Так же поступает перед свадьбой и Константин Левин. Между прочим, по совету старого князя Щербацкого. Значит, отец не считал свою младшую дочь совсем не готовой к подобным откровениям?

[о]: Левин не без внутренней борьбы передал ей свой дневник. Он знал, что между им и ею не может и не должно быть тайн, и потому он решил, что так должно; но он не дал себе отчета о том, как это может подействовать, он не перенесся в нее. Только когда в этот вечер он приехал к ним пред театром, вошел в ее комнату и увидал заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведенного горя, жалкое и милое лицо, он понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он сделал.

– Возьмите, возьмите эти ужасные книги! – сказала она, отталкивая лежавшие пред ней на столе тетради. – Зачем вы дали их мне!.. Нет, все-таки лучше, – прибавила она, сжалившись над его отчаянным лицом. – Но это ужасно, ужасно!

Ее реакция совпадает с тем, что пережила восемнадцатилетняя Соня Берс. Она пишет в дневнике 8 октября 1862 года, через полтора месяца после свадьбы: «Все его (мужа) прошедшее так ужасно (курсив мой. – П.Б.) для меня, что я, кажется, никогда не помирюсь с ним… Он не понимает, что его прошедшее – целая жизнь с тысячами разных чувств хороших и дурных, которые мне уж принадлежать не могут, точно так же, как не будет мне принадлежать его молодость, потраченная бог знает на кого и на что».

Но в самом романе молодая жизнь Левина остается тайной за семью печатями. О ней автор не сообщает практически ничего, кроме того, что Левин рано лишился отца и матери, учился в университете вместе со Стивой и вместе с ним посещал дом Щербацких, где поочередно влюблялся в трех сестер – Долли, Натали и только потом – Кити. Мы не понимаем, отчего так мучается Левин. Представить его страшным грешником невозможно, даже обладая бурной фантазией. Цитата из стихотворения Пушкина «Когда для смертного умолкнет шумный день…» звучит не к месту во время обеда со Стивой в ресторане «Англия». Еще более неуместно звучит цитата из молитвы.

Повторная «купюра» возникает во время прочтения дневника Левина глазами Кити. Это ее загадочное «ужасно, ужасно» нас интригует, но реального положения дел не проясняет. Мы должны поверить Кити на слово. В романе, создававшемся под пристальным взглядом своей жены, первой читательницы черновой рукописи, Толстой «цензурует» свой текст, выхолащивая из него подробности жизни Левина до появления в ней Кити…

Но заглянем в ранние дневники Толстого… Не из праздного любопытства, а для того, чтобы представить, что переживала Кити, читая дневник Левина.

Главный грех, который мучил Толстого в молодые годы, была похоть. Он образно называл это чувством оленя.

Вот он находится за границей в 1857 году. Его дневник может вызвать впечатление, что Толстой был эротоманом. Сначала он едет в Париж, затем – в Швейцарию. Женева, Кларан, Берн… О красотах и достопримечательностях пишет скупо. Самое сильное впечатление от Парижа – демонстрация смертной казни на гильотине. И постоянно обращает внимание на хорошеньких.

«Бойкая госпожа, замер от конфуза». «…кокетничал с англичанкой». «Прелестная, голубоглазая швейцарка». «Служанка тревожит меня». «Красавицы везде с белой грудью». «Еще красавицы…». «Красавица с веснушками. Женщину хочу ужасно. Хорошую». «Красавица на