Сергей Нечаев - Александр I. Самый загадочный император России Страница 49

Конечно, отсутствие Елизаветы Алексеевны можно объяснить состоянием ее здоровья, но вот отсутствие князя Волконского в составе траурного кортежа выглядит необъяснимым.

Ну, а вывод академика из всего вышесказанного таков:

"И сторонники, и противники тождества Александра I и Федора Кузьмича признают здесь наличие неразгаданной тайны. Попытки разгадать эту тайну <…> так и оставили ее за семью печатями".

Анри Труайя констатирует:

"Двойники, ложные похороны, маскарадные перевоплощения в предсмертные мгновения напоминают волшебную сказку. Но если Александр I действительно умер в Таганроге, то кто был "старец", погребенный в Алексеевском монастыре в Томске? Самозванцы нередки в истории России. Доверчивый русский народ падок на всякие чудеса: свидетельство тому — два Лжедимитрия, множество Петров III, Иванов VI, лжецаревен. Во все времена в Сибири скрывались разного рода пророки, священники-расстриги, беглые монахи, жившие как отшельники. Федор Кузьмич вполне мог быть одним из таких порвавших с обществом аскетов".

По сути, Александр не хотел править, всегда мечтал сложить корону и удалиться от мира. Но не решился, не смог. Так вот народная молва и трансформировалась в легенду, у героя которой и есть тот конец, какого желал покойный император.

А вот авторитетное, хотя и не бесспорное, мнение А.Н. Архангельского:

"Гипотеза и есть гипотеза. Не больше и не меньше. Были бы прямые доказательства — она бы и не потребовалась. Но другого объяснения, которое в такой же мере удовлетворяло всем описанным выше "параметрам", я не вижу. И потому решаюсь на вывод <…>. Кем бы ни был тот, кто называл себя Феодором Козьмичом, он был sui generis[14] Александром I. Он нес крест русского царя, платил по его счетам, искупал его грех. Грех духовный, а не политический. Политические грехи русского царя предстояло искупать России в целом; она должна была понести его крест; в этом смысле именно ей выпала участь "коллективного Феодора Козьмича".

16. ЛЕГЕНДА О ВЕРЕ МОЛЧАЛЬНИЦЕ

Легенда — приемная дочь истории.

1824 год принес императрице Елизавете Алексеевне много огорчений. Сначала, в январе, заболел император. Потом, в июне, случилось новое горе: как уже говорилось, скончалась восемнадцатилетняя дочь М.А. Нарышкиной, к которой Александр Павлович был очень привязан. Смерть Софьи он переживал как личную трагедию, а во время ее болезни он много раз рассказывал Елизавете Алексеевне о своей тревоге за ее жизнь.

Когда она умерла, он потрясенно произнес:

— Я наказан за все мои прегрешения.

Елизавета Алексеевна пыталась поддержать мужа в эти тяжелые минуты. Она хорошо знала Софью и с участием относилась к ней. По свидетельству одной современницы, императрица, встретив как-то эту девочку, "прижала ее к своей груди и в детских чертах ее печально пыталась отыскать сходство с тем, кого она обожала".

Обожала? Кто может знать это наверняка? Впрочем, Елизавета Алексеевна в любом случае отнеслась к горю императора с полным пониманием и совершенно искренне скорбела о юном создании, умершем накануне своей свадьбы. Какая-либо ревность в ее отношениях с Александром уже была неуместна, потому что у них было слишком много общих потерь.

А в ноябре 1824 года Елизавета Алексеевна сильно заболела.

Н.М. Карамзин тогда написал в одном из писем:

"Мы <…> в беспокойстве о здоровье императрицы Елизаветы Алексеевны, которая от простуды имела сильный кашель и жар. Я видел государя в великом беспокойстве и в скорби трогательной: он любит ее нежно. Дай Бог, чтобы они еще долго пожили вместе в такой любви сердечной!"

А в декабре 1824 года император писал Н.М. Карамзину:

"Хотя есть некоторое улучшение в здоровье жены моей, но далеко еще до того, чтобы успокоить меня. Кашель не унялся и много ее беспокоит, но, что еще важнее, мешает начать надлежащее врачевание, дабы уменьшить биение сердца и артерии".

После смерти Александра Елизавета Алексеевна все же выехала из Таганрога: в Калуге она должна была встретиться с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, выехавшей ей навстречу. Но она успела доехать только до уездного города Белёва, что в ста километрах от Тулы.

Естественно, перенесенные переживания не могли не сказаться на ее и без того слабом здоровье.

Князь П.М. Волконский 12 апреля писал Николаю Павловичу из Таганрога:

"Слабость здоровья вдовствующей государыни императрицы Елизаветы Алексеевны вновь увеличивается. Сверх того Ее Императорское Величество чувствует в груди иногда сильное удушение, которое препятствует даже говорить, и сама изъявила господину Стофрегену опасение водяной болезни в груди. Хотя господин Стофреген не уверен, что таковая болезнь существует, но начинает, однако, сильно беспокоиться, предложил Ее Величеству лекарства для предупреждения оной и надеется, что предполагаемое путешествие может предотвратить сию болезнь".

Напомним, что Конрад фон Стофреген (Штофреген) — это царский лейб-медик, уроженец Ганновера, пользовавшийся особым доверием императрицы. Он не только постоянно лечил и сопровождал во всех поездках Елизавету Алексеевну, но и присутствовал при кончине Александра. Человек это был честный и знающий, но поделать он уже ничего не мог.

Состояние Елизаветы Алексеевны с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Вечером 3 (16) мая 1826 года карета императрицы въехала в Белёв, где она остановилась для ночлега в доме купцов Дорофеевых. Тогда Елизавета Алексеевна с трудом поднялась на второй этаж в специально приготовленные для нее комнаты.

О последних ее днях сохранились подробные воспоминания ее секретаря Н.М. Лонгинова, сопровождавшего императрицу в этом путешествии. Он пишет:

"Ее Величество, на мой взгляд, выглядела очень плохо; на ней была шляпа с большими полями, и она старалась скрыть под ними свое лицо. Хотя в комнате был полумрак, но я все-таки заметил, что ее лицо горело, глаза ввалились и были тусклы; голос ее прерывался и был беззвучен, словно она охрипла <…>. Поездка из Орла в Белёв была не по ее силам, дальняя и трудная, тем более что дорога была испорчена дождями…"

Отправившись спать, Елизавета Алексеевна никому не разрешила ночевать в ее комнате, ссылаясь на то, что это может ей только помешать. Она заверила всех, что у нее достаточно сил, чтобы позвонить, если понадобится какая-то помощь…

Императрица скончалась в ночь с 3 (16) на 4 (17) мая 1826 года.

Елизавета Алексеевна не оставила завещания: она всегда говорила, что не привезла с собой в Россию ничего, а посему ничем распоряжаться не может. И лишь после ее смерти узнали о многих негласных пенсиях и пособиях, выдававшихся из ее средств. Бриллианты императрицы были обращены в деньги, и всю сумму передали в основанные Елизаветой Алексеевной Женский патриотический институт и "Дом трудолюбия", получивший потом название Елизаветинского института.

Она ушла из жизни так же тихо, как и жила.

Подводя итог жизни этой русской императрицы, великий князь Николай Михайлович написал:

"Елизавета Алексеевна принадлежала к числу идеальных натур, которые редко бывают вполне счастливы в жизни".

Князь П.А. Вяземский характеризует ее так:

"Ее мало знали при жизни. Как современная молва, так и предания о ней равно молчаливы <…>. Она как-то невидимо, какою-то таинственною тенью прошла поприще жизни и царствования своего. Весьма немногие были допущены в святилище, в это, можно сказать, царское затворничество, в котором она скрывалась".

Людям, плохо ее знавшим, Елизавета Алексеевна казалась безучастной и холодной.

Она была очень красива и прекрасно образована, но по характеру выглядела совершенно неприспособленной к тому, чтобы отстаивать собственные мнения и интересы, всегда предпочитала уходить в сторону и замыкаться в гордом одиночестве. Она никогда не давала волю чувствам, всегда страдала молча и оттого казалась какой-то бесцветной. Но это не так. Просто она явно не была создана для той роли, которую ей уготовила судьба. Она изначально нуждалась лишь в обычном женском счастье, которое наверняка могла бы обрести в детях, если бы Господь даровал ей счастливое материнство…

Примерно в середине XIX века появились легенды и в отношении жены Александра, императрицы Елизаветы Алексеевны, умершей вслед за мужем.

Умерла она в одиночестве, без свидетелей. Официально ее могила расположена в Петропавловском соборе, рядом с могилой мужа. Но, по словам поэта П.А. Вяземского, она еще при жизни "сделалась поэтическим и таинственным преданием". Ну а после смерти ее стали отождествлять с затворницей