Энтони Гидденс - Трансформация интимности Страница 6

Следует подчеркнуть, что революционная сущность этого аспекта сексуальной революции (да и большинства других) состояла вовсе не в том, что прежде его не существовало, а теперь он появился. Вероятно, всегда, во все исторические эпохи, существовала немногочисленная категория женщин, чья сексуальная практика была иной, нежели у большинства, — во всяком случае, такой, что позволяла им испытывать сексуальное наслаждение. Революционность здесь состоит, прежде всего, в возникновении описываемого феномена в массовых масштабах. Это во многом становится возможным, в частности, и благодаря беспрецедентному повышению уровня открытости вопросов сексуальной практики для широкого обсуждения.

Для более глубокого понимания всех обсуждаемых проблем, связанных с сексуальной революцией, ее факторами и последствиями следовало бы постоянно помнить об экспоненциальном характере социально-эволюционного развития. В самом деле, этап собственно социально-эволюционного развития, занимающий, по некоторым данным, не более 40 тысяч лет[37], — это всего лишь одна тысячная часть от 40-миллионнолетнего эволюционного пути биологического развития от древнейших приматов до homo sapiens[38].

И эти темпы непрерывно ускоряются. Согласно другим подсчетам, история традиционного общества насчитывает от 7 до 10 тысяч лет, а пришедшему на смену ему индустриальному обществу — не более четверти тысячелетия, однако при этом общий объем социальных изменений (и в количественном, и в качественном отношении) на последнем этапе развития человеческого общества гораздо больше, чем на предыдущем[39].

И нет оснований полагать, что процесс замедлится...

Все вышеприведенное говорит не только о том, что темпы социальной эволюции многократно превышают темпы эволюции биологической, но и о том, что первая из них уже в преобладающей степени оказывает влияние на филогенез человека в сравнении со второй. Свидетельство этому — не только появление и развитие интеллекта, но и, вероятно, возникновение того уникального качества гиперсексуальности, о котором шла речь выше. Это говорит и о возникновении качественно иного по сравнению с животными типа сексуальности, и об эволюции этой сексуальности. Не случайно в английском языке наряду с понятием sex, означающим биологический пол, достаточно прочно утвердилось gender — социальный пол. И возникает уже проблема гендерно-сексуальных отношений, неоднократно затрагиваемая в книге Гидденса.

Означает ли это, что биологическая эволюция сошла на нет? Мы далеки от этого утверждения. Мы остаемся биологическими существами, а значит, не можем в своей жизнедеятельности обойтись без инстинктов. Думается, что, в частности, и принудительный характер мужской сексуальности, о котором так много говорит автор книги, имеет свои глубокие биологические корни, закрепленные к тому же многовековым опытом половозрастного разделения труда. Тем не менее часы биологической эволюции идут во много крат медленнее, нежели секундомер социальной эволюции. Скорее всего, переживаемая ныне сексуальная революция — не более чем одно из делений на циферблате этого секундомера.

Каким будет следующее деление? Нам еще не дано знать. Можно быть уверенным лишь в том, что история и социология современной сексуальной революции находится еще в некоем эмбриональном состоянии. Как говорит сам автор, «это в значительной степени еще не завершенная революция». А значит, впереди — длинная вереница научных трактатов о социальном взаимодействии полов. И книга Энтони Гидденса «Трансформация интимности» занимает пока одно из первых мест на этой полке.

В. Анурин, г. Нижний Новгород, январь 2004

Предисловие

Множество людей прочли и дали свои комментарии к первоначальным вариантам этой книги. Я постарался принять во внимание большинство из их замечаний в пределах возможного. Мне хотелось бы высказать особую благодарность: Гранту Борису, Мишелю Барретту, Терезе Бренная, Монсеррат Гиберне, Ребекке Харкин, Дэвиду Хелду, Сэму Холлику, Грэхему МакКанну, Хизер Уорвик, Джеффри Уиксу и анонимному обозревателю Стенфорд Юнивесити Пресс. Хочу также поблагодарить Эврил Саймондс за ее работу по подготовке рукописи и Элен Джеффри за ее осмысленное копирование.

Я хотел написать книгу, которая будет доступна большинству читателей, которым она попадет в руки. Поэтому я старался избегать технической терминологии везде, где это оказалось возможным, даже в тех случаях, когда мне приходилось блуждать по интеллектуальным областям определенной степени сложности. Мною были использованы обширные источники, но в интересах читабельности я свел к минимуму отсылки и сноски. Некоторые из источников, с которыми я работал, возможно, более основательно, нежели с другими, нуждаются здесь в определенных комментариях: это литература по самопомощи.

Введение

Сексуальность — предмет, который представляется публично иррелевантным: с одной стороны всеохватывающим, а с другой — сущностно частным делом. Постоянным фактором здесь можно также считать, что он задан биологией и необходим для продолжения рода. И тем не менее секс сегодня постоянно находит свое отражение в публичной сфере, и более того, о нем уже говорят на языке революции. На протяжении нескольких последних десятилетий, как говорят, свершилась сексуальная революция; и революционные надежды связываются с сексуальностью многими мыслителями, для которых она представляет собою потенциальную область свободы, незапятнанной пределами нынешней цивилизации.

Как следует интерпретировать подобные призывы? Этот вопрос и навел меня на мысль написать эту книгу. Я был намерен написать о сексе. И обнаружил, что я в не меньшей мере пишу о любви и о гендере[40].

Сами по себе работы о сексе имеют гендерную тенденцию. В некоторых особенно заметных исследованиях сексуальности, написанных мужчинами, в сущности, не найдешь и упоминания о любви, и проблема гендера появляется в качестве какого-то приложения. Сегодня впервые в истории женщины провозглашают свое равенство с мужчинами. В том, что последует ниже, я не пытаюсь анализировать, насколько глубоко гендерное неравенство укоренилось в экономической или политической сферах. Вместо этого я сосредоточиваюсь на эмоциональной сфере, где женщины — обычные женщины, живущие повседневной жизнью, равно как и осознающие себя феминистские группы, — произвели изменения огромной и общезначимой важности. Эти изменения в особенности относятся к исследованию возможностей «чистых отношений», отношений сексуального и эмоционального равенства, которые имели взрывной характер в том, что касается предшествующих форм гендерной власти.

Возникновение романтической любви обеспечивает нас многочисленными примерами[41] источников отношений в их чистом виде.

Идеалы романтической любви в течение долгого времени вдохновляли в большей мере женщин, нежели мужчин, хотя, конечно, мужчины не могли не испытывать здесь определенного влияния со стороны женщин. Этос романтической любви имел двоякое воздействие на положение женщины. С одной стороны, он помог поставить женщину «на свое место» — в дом. Однако, с другой стороны, романтическую любовь можно рассматривать в качестве активной радикальной связи с «маскулинностью» современного общества. Романтическая любовь предполагает, что может установиться продолжительная эмоциональная связь с другим (другой) на основе неких качеств, внутренне присущих самой этой связи. Эта любовь выступает предвестником отношений в чистом виде, хотя также находится с такой связью в натянутых отношениях.

Возникновение того, что я называю пластичной сексуальностью, было решающим для эмансипации, имплицитно подразумеваемой в чистых отношениях, равно как и для провозглашения сексуального наслаждения женщин. Пластичная сексуальность — это децентрализованная сексуальность, освобожденная от репродуктивных потребностей. Она имеет свои источники в тенденции, берущей свое начало где-то в восемнадцатом веке и прямо связанной с ограничением размеров семьи. В дальнейшем это качество развивается как результат распространения современной контрацепции и новых репродуктивных технологий. Пластичная сексуальность может формироваться как характерная черта индивидуальности и поэтому она внутренне ограничена самою собой. В то же время — в принципе — она освобождает сексуальность от правила фаллоса (или даже — правления фаллоса), от надменной важности мужского сексуального опыта.

Современные общества имеют скрытую эмоциональную историю, все еще не выявленную до конца. Это история сексуальных домогательств мужчин, отделенных от их публичного выражения. Сексуальный контроль над женщинами со стороны мужчин — это нечто гораздо большее, нежели случайная черта современной социальной жизни. По мере того как этот контроль начинает разрушаться, мы наблюдаем, как принудительный характер мужской сексуальности все более откровенно обнажается — и этот снижающийся контроль порождает также нарастающий поток насилия в отношении женщин. В настоящее время раскрывается эмоциональная пропасть между полами, и никто не может с определенностью сказать, насколько далеко она будет простираться.