Бронислав Малиновский - Избранное: Динамика культуры Страница 7

Как только самолет пересечет границу между нилотами и банту, станет ясно, что мы движемся над преобразившейся Африкой. У баганда дома новые, прямоугольные, построенные по европейскому образцу; и даже, если глядеть сверху, одеждой и украшениями местные жители напоминают выходцев с Запада – в памяти всплывают Манчестер или Бирмингем. Дороги и церкви, легковые автомашины и грузовики – все говорит о том, что мы вступили в мир перемен, где взаимодействуют два фактора, производя культуру нового типа, которая соотносима как с Европой, так и с Африкой, но в то же время не является чистой копией ни одной из них.

Когда самолет приземлится в Кисуму, мы окажемся в небольшом городке, в значительной мере зависимом от интересов золотодобычи. Часть его выглядит почти по-европейски. Некоторые улицы напоминают нам Индию. Но, если брать в целом, это поселение есть сложное, существующее само по себе образование, определенное близостью нескольких африканских племен, а также деятельностью живущих и торгующих здесь европейцев, как и фактом индийской иммиграции. Это – важный центр торговли и экспорта золота; взятый в таком качестве, он должен быть изучен социологами в его отношении как к мировым рынкам, заокеанским промышленным центрам и банковским организациям, так и к африканским трудовым и природным ресурсам.

В Найроби мы вступаем в мир, где туземцы и предметы африканского обихода исполняют роль, соответственно, бессловесных персонажей и декораций. Здесь преобладают большие европейские конторы, банки, церкви и магазины. Белые жители ходят по своим европейским делам и живут в мире, внешне почти не затронутом Африкой. В действительности же он покоится на африканском фундаменте. Принимать излюбленный местный лозунг, объявляющий Восточно-Африканское нагорье «Страной белых», в его полном и буквальном значении будет серьезным социологическим просчетом. Европейская культура Восточной Африки, хотя и в значительной мере импортированная из Европы, адаптировалась к африканской естественной среде и зависит от ее человеческого окружения.

Это трехчастное членение – различие между старой Африкой, Европой, импортированной на континент, и новой сложносоставной культурой – проходит перед нами вдоль всего воздушного пути, железной дороги и автомобильной трассы. Вот вы выходите к местным угодьям, где и сегодня можно послушать африканскую музыку, посмотреть африканские танцы, увидеть африканские церемонии, поговорить с африканцами, одетыми в свои старые наряды, не знакомыми ни с одним европейским языком и живущими старой племенной жизнью. А вот неподалеку, в бунгало или в небольшом европейском поселении, вы слушаете английскую музыку на коротких волнах и наслаждаетесь «чисто европейскими» песнями сплошь об «Алабаме» или «Малышке» или о том, что кто-то де «напевает вместе со сверчками»; вы можете почитать последние номера «Тэтлера» и «Скетча» и с удовольствием поспорить насчет спорта, местных происшествий и событий за океаном или насчет партийной политики в Англии. В этот мир африканец входит только как призрачная фигура: вот слуга, подающий поднос с «предзакатными» напитками; вот обрывки африканских песен, доносящихся из-за ограды с плантации. Иначе говоря, европеец живет в полной отрешенности от африканской туземной жизни. Время от времени смешной анекдот, вопросы по работе, административные задачи или миссионерские трудности напоминают о ней – все это иногда обсуждают те европейцы, чьи профессиональные заботы связаны с регулированием тех или иных проблем туземцев. Однако это не порождает в них заинтересованности туземной жизнью как таковой, глубокого изучения ее ради нее самой.

Цветной барьер в социальном, культурном, а также в экономическом смысле в значительной мере определяет взаимоотношения между европейцами и африканцами. Понимать эти отношения или как «достаточно интегрированную сферу взаимного существования», или как простую «смесь», составленную на основе прямого «заимствования», – значит игнорировать реальные силы, осуществляющие воздействие и реагирующие на него, не принимать во внимание сильное взаимное сопротивление и антагонизм двух рас и культур.

Однако есть все же и компромисс. Есть живой контакт и сотрудничество. Существуют те виды деятельности, в которых европейцы должны полагаться на африканский труд и в которых африканцы временами проявляют желание участвовать, или же, по крайней мере, на участие в которых можно убедить их подписать контракт. Есть такие процессы и события, когда абсолютно все группы европейцев внезапно щедро делятся с африканцами тем, что сами считают наилучшим в европейской культуре. Африканцы, со своей стороны, признавая ценность и преимущество европейской религии, образования и технологии или пугаясь их новизны, часто начинают с того, что принимают западные образы определенных видов деятельности с неподдельным интересом и искренним сочувствием. Но столь же часто все это заканчивается социальными движениями противодействия европейскому влиянию, полностью выходящими из-под контроля или вовсе не подлежащими контролю со стороны миссионера или управляющего и временами прямо враждебными белым жителям.

Сейчас повсюду в Африке нам встречаются области и институты, где культурные контакты осуществляются описанным образом – так же, как на рабочем месте в цехе. Образование дается в школах, а проповедь Евангелия ведется в церквах и в миссионерских поселках. В туземных судах отправляется некая смесь исконного и чужеземного правосудия; это происходит под надзором европейцев или даже силами европейских чиновников, более или менее знакомых с местными нормами и обычаями.

Таким образом, даже из чисто поверхностного обзора мы можем заключить, что изменяющаяся Африка не может выступать как однородный предмет исследования, в нем следует выделять три различных элемента, или фазы. Кажется почти возможным взять кусочек мела и вывести на карте прямо по поверхности континента границы пространства для каждого из типов: по преимуществу европейские, подлинно африканские и те, что охвачены процессами изменения{20}.

Каждая фаза – европейская, африканская и фаза культурных контактов и изменений – подчиняется своей собственной культурной детерминации. Белые обитатели города, миссии, поселенческой усадьбы или поселка администрации сохраняют свои связи с родной страной. Идеалы их воспитания, их религиозная вера, их политические привязанности, их научные или экономические интересы – все наперечет европейские и часто прямо направляются и контролируются из Европы.

Скрытые силы африканского племенного уклада покоятся в местной туземной традиции. Адаптация их к среде – это результат векового процесса. Политически они контролируются вождями или советами, перед которыми у них долг преданности, основанный на африканских идеях, верованиях и чувствах. Даже когда соплеменники обращаются в чужую религию, получая образование в европейских школах и подчиняясь европейскому праву и юрисдикции, они все же сохраняют многие из их собственных воззрений и чувств, производимых африканской культурой и африканской средой.

Когда мы обращаемся к институтам, возникшим в результате контактов и изменений, мы опять-таки обнаруживаем, что они не вытеснены целиком ни европейскими влияниями, ни африканскими, но подчиняются своей собственной детерминации.

Все это ставит перед современной антропологией новые задачи, ввиду которых ей придется отныне иметь дело с культурными изменениями. Ученый должен понимать, в чем состоят культурные изменения. Он должен сознавать, какие факторы существенны: каковы, например, европейские влияния, сопротивляемость туземных культур изменениям, готовность принять некоторые из новых методов, отвергая при этом другие, – короче, каковы силы и факторы преобразования. Полевой исследователь должен придумать способы изучения этих явлений, пути их группировки и приемы для того, чтобы представить их ясно и убедительно.

Очевидно, что изменения исследовать труднее, чем состояние устойчивое и выкристаллизовавшееся. Для работы над этой проблемой нам нужно зафиксировать некую прочную структуру, с которой можно было бы соотнести множество факторов, текучее многообразие постоянно меняющихся вещей. Таким образом, корректная теория изменений должна выработать методы эмпирического исследования.

Наконец, антрополог должен извлечь пользу из себя самого, на чем мы уже имели случай настаивать. Он – компонент активной западной цивилизации, которая дала начало процессам установления изучаемых связей и до сих пор в значительной степени их контролирует. Способствовать контролю над действующими факторами изменений при помощи информации и советов, в той мере, в какой только возможно, – именно в этом заключается долг его науки.