Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №31 от 30.07.2013 Страница 10

Потому что уже решено: за провалы банков будут расплачиваться не правительства, а акционеры банков, инвесторы и держатели крупных депозитов свыше 100 тыс. евро.

Министры финансов ЕС обсуждали эту тему накануне саммита больше семи часов, к ночи выйдя на согласованные рекомендации лидерам. То есть опыт Кипра могут распространить на весь Евросоюз уже через несколько лет — на национальном уровне опыт спасения банков не через деньги налогоплательщиков должен начать применяться с 2018 года.

Когда весной ЕС впервые сообщил, что не будет спасать «сомнительные» кипрские депозиты свыше 100 тыс. евро, экономисты предупредили: плохой прецедент. Единожды испробованный, он может показаться слишком заманчивым для других.

Действительно, невозможно бесконечно спасать финансовые институты, набравшие долгов, с помощью средств бюджета. Во-первых, это провоцирует дальнейшую безответственность банков. Во-вторых, бюджеты попросту не в состоянии более кого-то спасать — самих бы кто спас.

Однако никто не ожидал, что «кипрский рецепт» может быть принят на вооружение столь быстро. Да, в нем есть логика. Действия планируются в рамках банковского союза. Лишь одна структура должна иметь полномочия заниматься банкротством или спасением банков еврозоны. Еврокомиссия вскоре представит предложения на сей счет. Затем уже упомянутый единый банковский надзор.

Предпринимается попытка не допустить финансового распада Европы и сделать ее по-настоящему финансово единой. Соответственно, если все договариваются о строгих правилах достаточности капитала, сбалансированности рисков, доходности и т.д., акционеры и инвесторы тоже должны в этом участвовать.

В решении есть колоссальная опасность подорвать доверие ко всей европейской банковской системе со стороны обеспеченных граждан и бизнеса. Не низкодоходные прослойки обеспечивают конкурентоспособность и рост экономик. Всё же лидерство страны обеспечивают успешные практики. С другой стороны, стремиться к таким практикам и побуждают решения Евросоюза. И наконец, бежать всё равно некуда. Преуспевающий француз или средний бизнес из Италии вряд ли станут переводить деньги в банки развивающихся стран, где риски выше. А практика офшоров, весьма вероятно, скоро практически прекратит свое существование: в условиях кризиса и катастрофической нехватки денег на офшоры ополчились правительства всех западных стран.

Однако все эти намерения не дают ответа на вопрос, какой тип экономик появится в результате. Одни говорят: можно обвинять Еврокомиссию в недееспособности, но не она определяет производительность стран. Скажем, конкурентоспособность Франции прежде всего в руках французского правительства, а не Брюсселя. Однако малый и средний бизнес Южной Европы сейчас фактически лишен доступа к кредитным ресурсам в отличие от северных стран, что делает его позиции заведомо менее конкурентными. Для успешного развития Евросоюзу придется преодолеть эту финансовую фрагментацию, восстановить полноценные межбанковские отношения и обеспечить бизнесу равный доступ к кредитным ресурсам.

Решение о разделении ответственности за провалы банков между акционерами и держателями крупных депозитов создает еще одну проблему. Она уже проявилась на Кипре, где под удар попали не только, а может, и не столько русские олигархи, а среднего размера предприятия, чьи остатки на счетах обычно превышают 100 тыс. евро. Пример — небольшие строительные компании и автодилеры. Именно эти средние вкладчики могут пострадать в будущем и в других уголках еврозоны. Они недостаточно крупны, чтобы входить в управляющие органы банка или хоть как-то влиять на его политику, и недостаточно мелки, чтобы быть спасенными правительством или европейскими фондами. Так что если европейцы хотят сохранить и развить этот сегмент экономики, им неизбежно придется думать над созданием механизма защиты. И нет сомнений, что схема еще будет обсуждаться и обсуждаться: когда дело дойдет до ее реального воплощения на уровне каждой страны, она встретит колоссальное сопротивление.

Экономический кризис вообще будет дольше и глубже, чем представляли главные мировые «прогнозисты». Одни цифры по ВВП чего стоят. Падение ВВП Греции в 2009–2013 годах оценивали в 3,5%, по факту — 22%. Кипру еще недавно давали падение в этом году на уровне 3,5%, теперь прогнозируют 8,7%, а он только в первом квартале — до основной фазы кризиса в апреле-мае — рухнул на 4% в годовом исчислении. За год могут набраться все 15%, если не больше. По безработице расхождения между ожиданиями и реальностью еще значительнее: давали в диапазоне 10–12%, на деле — 15–30% в зависимости от страны.

И хотя на 2014 год Еврокомиссия и МВФ дают уже не столь негативные оценки, это не означает, что их расчеты подтвердятся. С чего бы, если они не подтверждались последние пару лет?

Европа проходит не просто финансовый или бюджетный кризис. Это структурный кризис, и похоже, в разных формах его придется пройти всему миру. Просто в Европе он в очевидно пиковой фазе, к тому же регион несет как бы двойную нагрузку: с одной стороны, «традиционный» кризис заставляет сокращать издержки и создавать новые стимулы, с другой — идет проверка на прочность всего союза. Многое будет зависеть от того, с какой скоростью будут развиваться процессы в Евросоюзе. Не может быть эффективного банковского союза без более полной политической и законодательной интеграции. Не может быть более полной политической интеграции при сохранении внутри одной группы столь разных по потенциалу, производительности и возможностям экономик.

Оптимистично настроенные экономисты полагают: пройдя этот структурный кризис, Европа выйдет из него с более эффективной экономикой и вновь займет позиции мирового лидера. Рано причислять Европу лишь к музеям древности. Возможно, они правы, особенно на фоне процессов, набирающих силу в развивающихся странах, прежде всего странах БРИКС, о чем еще недавно экономисты даже не говорили.

Повсюду от России до Китая, от Бразилии до Турции наблюдаются затухающие темпы роста, всплески политического возмущения, прежде всего со стороны среднего класса, наконец, снижение мирового спроса, а следовательно, потребности в новых производственных мощностях, поскольку встает вопрос, как загрузить уже имеющиеся. То же самое может коснуться и статей экспорта: скажем, значительный спрос на металлы и основной спрос на нефть предъявляют развивающиеся страны. Если потребности сократятся, Россия это почувствует одной из первых.

Таким образом, непонятны ближайшие перспективы даже таких еще недавно причисляемых к экономическим монстрам стран, как Китай и Бразилия. Как заметил один из очевидцев многотысячных протестов в бразильском Сан-Паоло, ответы давать пока не время.

Не всё так блистательно и в США, сколь бы ни были оптимистичны комментаторы. Американцам вообще свойственна прямолинейность, и на фоне проблем Европы хочется показать, сколь мудры и эффективны они сами.

Они не устают напоминать Европе, что инфляции нужно бояться меньше, чем программ урезания расходов, и советуют не пытаться спасти одновременно частный и публичный сектора. Пусть «частники» спасают себя сами.

Остается только посмотреть, что начнут говорить американцы, когда возобновятся проблемы в их собственном финансовом секторе. Тем более еще с 2008 года США рекапитализировали его столь активно, что Европе и не снилось. И случись что с ним теперь, средств на новую санацию уже не будет.

За последние пять лет Федрезерв приобрел ипотечных ценных бумаг и бумаг казначейства более чем на 2 трлн. долл. — почти в десять раз больше, чем за все предыдущее десятилетие. Одна программа спасения проблемных активов (TARP), принятая в 2008 году, позволила казначейству использовать более 700 млрд. долл. на спасение системообразующих финансовых институтов.

Советы Европе не избавляют Америку от необходимости заниматься дисбалансом бюджета (который уже привел к секвестру госрасходов) и дальнейшим регулированием банковских и небанковских институтов. Его контуры были обозначены законом Додда–Франка, принятым конгрессом в 2010 году в ответ на кризис, но многие формулировки столь расплывчаты, что ФРС до сих пор работает над мерами большей сбалансированности и открытости банков.

Именно США — родитель финансового капитализма, и иного там еще не появилось. Гипертрофированная доля финансового сектора в структуре ВВП — из-за объема экономики в целом, из-за роли, которую доллар играет последние десятилетия в мировой экономике, из-за проблем в других уголках света, а отчасти из-за уверенности в собственном могуществе — проблема, которую рано или поздно придется решать. Даже Валютный фонд недавно высказал опасения: «Финансы правительства США находятся в неустойчивом состоянии из-за старения населения и увеличения расходов на здравоохранение».