Феликс Чуев - Так говорил Каганович Страница 15

— Молотов мне говорил, что все проголосовали «за», а Микоян воздержался.

— По Берии? Я не помню. Мне кажется, что он не возражал. Может быть, и воздержался… Я спросил: «А Микоян знает?» Для меня это было очень важно. Не «большинство как?» я спрашивал, а «знает ли Микоян?» Потому что я с Микояном был… «Нет, ему нельзя этого доверять. Этого он не знает». Я скажу следующее. Документов в том, что Берия связан с империалистическими державами и что он шпион и прочее, нам не представили. Таких документов ни я, ни Молотов не видели.

— Я у Молотова спрашивал: «Был ли он шпионом?» Он говорил: «Агент — не обязательно шпион».

— Я спрашивал у Молотова, — говорит Каганович. — Были ли у тебя документы какие-нибудь насчет того, что он агент империализма? Он говорит: «Не было». Таких документов нам не дали, и их не было. Я рассказываю, как было. Так оно и было. На суде, говорят, были документы.

— Барсуков пишет о пленуме со второго по седьмое июля, который Берию снимал и, что там вопрос был не только о Берии, но уже и о культе личности.

— Неверно. Неправда.

— Он пишет: «Важное место в работе пленума занял вопрос о культе личности Сталина, ликвидации его последствий, демократизации партийной и государственной жизни. Необходимость борьбы с культом личности, преодоления его последствий нашла полное понимание в Центральном комитете. Ортодоксальную позицию заняли некоторые представители старого сталинского окружения. Каганович заявил в своем выступлении: «Верно, что был перегиб в смысле культа личности, но это не значит, что мы должны сделать крутой перегиб в другую сторону, в сторону замалчивания таких вождей, как Сталин. Сталин — великий продолжатель дела Ленина, Маркса, Энгельса… Сегодня мы должны полностью восстановить законные права Сталина и именовать великое коммунистическое учение учением Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина».

И дальше: «Кагановича поддержал А. А. Андреев: «Появился откуда-то вопрос о культе личности. Почему встал этот вопрос? Ведь он решен давным-давно. Миллионы людей знают, какое значение имеет гениальная личность, стоящая во главе движения, знают, какое значение имели и имеют Ленин и Сталин…» Возгласом: «Правильно!» поддержал это высказывание Ворошилов.

Сталин не нуждается в защите

— Вы мне эту «Правду» оставьте, — просит Каганович. — Но написанное там неправда. Неправда. Я выступал на этом пленуме и сказал, что вот Берия — то-то и то-то, но, говорю, а Сталин не нуждается в защите. Его заслуги известны и обсуждать их нечего.

— Но все-таки на этом пленуме затронули вопрос о Сталине?

— Нет. По-моему, никто не затрагивал. Никто не затрагивал и никто не называл. Единственный я, по-моему, сказал: «Сталин не нуждается в защите». Это я сказал. Слов «культ личности» не было. Откуда взял? Его можно привлечь, этого Барсукова, к ответственности. Пусть он документы покажет — говорилось ли, на пленуме о культе личности или нет?

— Два таких вопроса вряд ли бы стали обсуждать.

— Да нет, — говорит Каганович.

— В «Вечерней Москве» пишут об Антонове-Овсеенко. Вы знали его?

— Знал.

— У него трое детей. Один сын — воинствующий антисталинист, а старший сын Владимир — другой. На вопрос корреспондента о судьбе детей Антонова-Овсеенко Антон Владимирович ответил: «Старший брат предал отца. Он и сегодня заявляет, что он был троцкистом». Старший брат стал «крупным энергетиком, специалистом по высоковольтным передачам, секретарь партбюро».

— Ко мне приходил один из сыновей Антонова-Овсеенко, — говорит Каганович. — Позвонил: «Я прошу вас принять меня, я сын Антонова-Овсеенко!» Я ему не открываю дверь — мало ли что? «Я вас принять не могу». Он говорит: «Мой отец писал о вас очень хорошо в своей книжке «В борьбе за Октябрьскую революцию» — называется брошюра его. Он описывает, как в июне семнадцатого года он, Антонов, и Л. М. Каганович, делегат Всероссийской конференции военной организации большевиков, которая проходила тогда, выступали на заводе Айвазова перед рабочими. Описывает, как выступала Спиридонова, как выступал меньшевик, и как я, Каганович, вместе с ним сумел их расчехвостить, и рабочие пошли за нами. Он хвалит меня как оратора, и, когда мы шли обратно, ко мне подошли рабочие.

«Он идет размашистым шагом, — так описывает меня, — к нему подошли рабочие, говорят: «Приезжайте еще раз!» — «Хорошо, буду в Петрограде, приду к вам еще раз». Он написал про меня действительно хорошо. Мы с ним вообще дружили, с Антоновым-Овсеенко, хорошо относились друг к другу с тех пор, с семнадцатого года. Он же был секретарем ЦК одно время и начальником ПУРа.

Но будучи начальником ПУРа, Политуправления, он, конечно же, был троцкистом. И разослал всем военным организациям циркуляр, по которому они должны сноситься только с ПУРом, что ПУР для них — самая высшая партийная инстанция и так далее — троцкистские штуки там закручивал. Мы его, конечно, на Оргбюро ЦК вызвали и проработали крепко, хорошо. Поэтому я ответил его сыну: «Да, я знаю, что он писал обо мне хорошо и что он ко мне хорошо относился, но он был троцкистом». — «Нет, вы ошибаетесь».

(Как я понял, разговор проходил через закрытую дверь. — Ф. Ч.)

Пишут ложь о XVII съезде

— Видимо, у меня был его сын-троцкист, — продолжает Каганович. — Книжку будет об отце писать и прочее. Ну, я ему отказал и не принял его. Хорошо и сделал, что не принял. Потому что он потом наврал нагло — он, сын Микояна и Рой Медведев, о Семнадцатом съезде партии. Один пишет, будто бы я по поручению президиума съезда, другой пишет — как председатель комиссии по руководству съездом будто бы вмешался в работу комиссии по подсчету голосов и организовал уничтожение всех голосов, которые были против Сталина.

Ну, это такая ложь, такая дрейфусиада, такая выдумка, что представить себе трудно! Во-первых, это малограмотно. Президиум съезда никогда не мог поручать кому-либо вмешиваться в подсчетную комиссию. Председатель счетной комиссии был Затонский, и я к ним никакого отношения не имел.

Дрейфусиада!

Нашли где-то какого-то свидетеля, который просидел 30 лет, и они с Шатуновской болтают… Чушь! Самая чушь! Дрейфусиада! Выдумано от начала до конца. И этот Антонов-Овсеенко тоже самое.

— Надо записать, надо опровергнуть, Лазарь Моисеевич, давайте, я запишу на пленку.

— Я согласен, — говорит Каганович.

Я поставил перед ним микрофон.

Чувствуется, что вопрос не был неожиданным. Много домыслов стало ходить на эту тему.

И тут я увидел прежнего Кагановича, имя которого было на слуху все мое детство до 1957 года, до так называемой «антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова». Мне уже было 16 лет, и я написал по этому поводу стихотворение «Мы не верим!», где были такие строчки:

Пронесли вы молодость, как знамя…Кто работал вместе с Ильичом,Заложил в семнадцатом фундамент,тот оплеван в пятьдесят седьмом.

Пожалуй, это было первое мое стихотворение, не совпадавшее с официальной точкой зрения, и я переписал его на папиросной бумаге… По-детски, но искренне.

А сейчас, слушая ответ на свой вопрос, я вспомнил то, что мне говорил Молотов: как восхищался Серго Орджоникидзе ораторским мастерством Кагановича. Лазарь Моисеевич сразу преобразился, в нем вспыхнул прежний молодой полемист, он начал говорить твердо, четко, зычно, как будто перед ним сидел не один человек, а внимала огромная аудитория.

Сталин или Киров?

— В период Семнадцатого съезда партии был большой подъем — победа в Первой пятилетке. Поэтому наш замечательный народ назвал этот съезд Съездом Победителей. Съезд горячо приветствовал доклад товарища Сталина, доклад товарища Молотова и, не будет большой нескромностью, если я скажу, — мой доклад по организационным вопросам.

Нынешние критики стараются всячески опорочить Семнадцатый съезд. Они изобрели фальшивую выдумку, будто на съезде триста делегатов проголосовали против Сталина. Эта клевета нужна для того, чтобы показать, что Сталин потом будто бы мстил за это. Чтобы доказать эту фальшь, они пустили в ход другую выдумку, будто бы Каганович по поручению президиума съезда вмешался в работу счетной комиссии и организовал искажение голосов, поданных против Сталина.

Об этом пишет сын Микояна Серго, об этом зло пишет сын Антонова-Овсеенко, об этом пишет доктор исторических наук Рой Медведев и целый рой других «пчел», которые меды не дают, потому что собирают не мед, а всякую клеветническую дрянь.

«Мьёд», «дрань» — сочно, по-южному произносит Каганович…

— То, что они пишут, малограмотно, потому что каждый грамотный человек знает, что никогда президиум съезда не мог поручить никому из своих членов быть связанным со счетной комиссией. Счетная комиссия всегда была независима на съездах, и никто из членов Политбюро и членов президиума съезда не мог вмешаться в ее работу.