Феликс Чуев - Так говорил Каганович Страница 16

Нынешние критики, видимо, не сговорились между собой, потому что Рой Медведев придумал еще и другой вариант. Он пишет, что уже не президиум поручил Кагановичу, а что Каганович как руководитель комиссии по организации работы съезда связался со счетной комиссией и организовал уничтожение голосов, поданных против Сталина.

То же самое пишет сын Антонова-Овсеенко.

На деле Каганович был занят не только работой съезда, как член его президиума, но и особенно перегружен собственным докладом, большим, серьезным докладом по организационным вопросам партийного и советского строительства. Между прочим, символична резолюция по этому докладу, который начинается словом «перестройка». Это был 1934 год. Таким образом, те, кто сейчас считают, что «перестройка» — новое слово, сказанное в 1985 году, не правы, потому что это слово употребляли и Ленин, и Сталин, и все мы, их верные ученики. Никакой связи, конечно, Каганович не имел и не мог иметь со счетной комиссией — все это выдумка, клевета, все это дрейфусиада, специально придуманная руководителями клеветнической компании, которая сейчас ведется только для того, чтобы доказать злые качества Сталина и его соратников.

— Вы не помните, сколько голосов было подано против Сталина?

— Я не знаю. Говорили, что три голоса. Между прочим, Хрущев пишет — в «Огоньке» напечатали — что, мол, Каганович был против Молотова и Ворошилова и якобы говорил, что нужно голосовать против них для того, чтобы не оказалось, что они получат голосов больше Сталина. Такое придумал! Это все ложь. А дело было так.

Выходили мы из дворца, с заседания, — я, Хрущев и Булганин. Хрущев был первым секретарем горкома, а я был первым секретарем МК. Хрущев обращаясь к Булганину, в шутку говорит: «Тебе, брат, наложат голосов!» — А Булганин отвечает: «Я не сомневаюсь, что и тебе, Никита, наложат!»

А я посмеиваюсь, говорю: «Наложат и вам обоим, и мне тоже наложат! Наложат понемногу всем — так всегда бывает. И Молотову, и Ворошилову, и Микояну. Кому не наложат — Сталину, Калинину и Кирову, и, может быть, Орджоникидзе не наложат. А так — всем понемножку». Вот как было дело.

Хрущев же вычеркнул весь наш с ним разговор, оставил только фамилии Молотова и Ворошилова и изложил так, будто бы я призывал голосовать против них.

— Киров получил голосов «против» больше или меньше, чем Сталин?

— Я не помню. Понемножку все получали против. Шутили даже так. Не то Орджоникидзе, не то Сталин рассказывали, как один грузин прошел в ЦК единогласно, а потом ходил грустный, мрачный. Его спрашивают: почему? Ты же единогласно прошел! А он: в том-то и дело, неужели я такой безгрешный, неужели я уж такой мямля, что против меня никто не проголосовал?

— Молотов рассказывал, что был такой член ЦК Пятницкий, всегда проходил единогласно, потому что в драки не лез, никому не мешал.

— Верно, верно. Вот как этот грузин: неужели я такой безобидный, что против меня не было ни одного голоса?

Сталин любил Кирова

Что Киров получил меньше против, чем Сталин, это все вранье, чтобы создать впечатление, что работала какая-то мафия преступников, вот именно. Чтобы оправдать клевету, которая идет вокруг Сталина и Кирова. Это дикая клевета! Настоящая дрейфусиада против Сталина! Это дикое вранье, совершенно несуразное, ни в какие ворота не лезет. Шерлок-холмщина какая-то… Сталин любил Кирова. Мало того, что Киров был его правой рукой в Ленинграде, он просто любил его! Политически говоря, он относился к нему замечательно.

— Молотов говорил, что после Кирова Сталин так любил только Жданова.

— Вообще нельзя сказать: Сталин любил. Сталин ко всему подходил политически: как человек работает, чего он стоит, как он себя политически ведет, какая у него линия. Когда я однажды дал ему схему своего выступления по поводу Осинского — Осинский тогда выступал против — Сталин сказал: «Осинский теперь за линию ЦК, не стоит его упоминать. Исправился».

— Но как погибли люди, которые когда-то были в оппозиции, а потом отошли?

— Рецидивисты были. Старое рецидивистам припоминали. Я вам потом расскажу. Вы переходите к другому вопросу, более общему, и о нем надо говорить обстоятельней и серьезней — как вышло так, что пострадали многие невинные люди. Действительно, пострадали многие невинные, это верно, и это жаль, и защитников этому нет, никто из нас это защищать не может и не будет. Я думаю, если бы был жив Сталин, он бы сам пожалел о многих погибших. Но это мы уже переходим к другому вопросу, очень большому, и о нем надо говорить отдельно.

— Расскажите, пожалуйста, о Кирове — вы ведь знали его очень близко…

— О Кирове я могу сказать следующее. С Кировым я дружил. Я был секретарем МК, а он секретарем Ленинградского комитета. Всегда мы перед докладами, отчетами на съездах переговаривались, обменивались мнениями — как, что и так далее. Я ему говорил, что я думал, он мне говорил. Ну, и он, и я были близки к Сталину, и в этом мы с ним были как родственники. Он замечательный оратор, хороший оратор, меня тоже считали неплохим оратором. Голос у него был, тембр хороший. Я ценю его как замечательного оратора. Массовик. Мог дойти до человеческих душ. Хорошо работали в Баку, и в Ленинграде.

Троцкисты и зиновьевцы про него распространяли слухи, будто бы он одно время, до революции, колебался между большевиками и меньшевиками. Это вранье. Я с товарищем Орджоникидзе по этому поводу специально говорил, он его хорошо знал. Я ему сказал, что зиновьевцы распространяют такой слух, нужно опровергнуть. Это, когда Кирова в Ленинграде избрали. Как опровергнуть? Орджоникидзе мне сказал, что это вранье. И Киров в Ленинграде работал замечательно.

Когда его убили, мы были все потрясены. И прежде всего должен сказать, что был потрясен Сталин. «Речь на Мавзолее пусть Каганович произнесет», — он сказал. — И я выступал с Мавзолея на похоронах Кирова. Речь моя была опубликована в «Правде». Проводили митинги в Москве…

— Когда был убит Киров, вы в Ленинград не ездили?

— Я просил Сталина. Он говорит: «А кто здесь останется?»

— Вы были тогда Вторым секретарем ЦК?

— Не считалось — Второй, не говорили так, но фактически Второй, да.

Между прочим, я выступал и на похоронах жены Сталина. Сейчас в газетах написали, что там выступала моя жена Мария Марковна. Она член партии с девятьсот девятого года, была председателем Центрального комитета союза работников трикотажной промышленности, членом ВЦСПС, Как работница этой промышленности с восьмилетнего возраста. Она дружила с Надеждой Сергеевной, сходились характерами они. Но выступал на Ново-Девичьем кладбище я.

Сталин на похоронах жены

— Говорят, Сталин не ездил на похороны.

— Вранье! Вранье. Все члены Политбюро были на похоронах. Сталин был. Он был страшно подавлен. И я в прощальной речи сказал, это помню хорошо: «Мы, друзья Сталина, считаем своим долгом облегчить его страдания сейчас, после смерти его жены».

Он вместе с нами на кладбище ездил, стоял тут же, у могилы. Мне было очень тяжело выступать, потому что Сталин присутствует, вы представляете себе, как мне было выступать по случаю смерти его жены, не мое амплуа, но я выступал. Сталин предложил — пусть Каганович скажет… Трижды я так выступал — на похоронах Аллилуевой, Кирова и Сен-Катаямы. Трудно это. Очень трудно было, но я сумел себя перевести в такое состояние.

Когда умер Сталин, решили, чтоб на его похоронах выступили трое: Молотов, Маленков и Берия. Каждый по-своему выступал. Молотов выступил, я бы сказал, трагически. У него была речь со слезинкой.

Берия выступал как нынешний «демократ». Напирал на то, что надо изменить, так сказать, положение. Тут была известная хитрость.

— Он говорил также о повышении бдительности. «Кто не слеп, тот видит…»

— Расскажите о Бухарине.

— По реабилитации Бухарина документов в печати не было.

Если почитать речи Бухарина на судебном процессе, они столь логично развивают позиции правых, что опровергнуть очень трудно. Но о нем есть столько материалов, что ради справедливости надо давать все. А как вам Молотов говорил о Бухарине?

«Шуйский»

— Он считал, что Бухарин был в восемнадцатом году за арест Ленина.

— Я вам уточню, — говорит Л. М. Каганович. — Левые эсеры, которые выступали против Брестского мира, были в блоке с левыми коммунистами. Главой левых коммунистов был Бухарин. Левые эсеры подослали к Бухарину и другим своих людей и сказали: «Давайте арестуем Ленина и разорвем Брестский мир! Может быть, мы после этого Ленина и восстановим, но Брестский мир разорвем! И назначим Пятакова».

На это есть документы, опубликованные в газетах. Сам Бухарин, когда еще был в ЦК, и боролся с троцкистами, рассказал об этом на одной из районных конференций, а потом, когда мы его обвиняли, в оправдание говорил: «Но ведь это же я сам рассказал!»