Олег Попцов - Хроника времён «царя Бориса» Страница 18

У выборов была одна особенность: уже в первом туре Ельцин вычерпывал избирательские симпатии до дна. Практически, случись второй тур, никто из его соперников не мог передать свои голоса Ельцину, ибо все они были его антиподами. Вопрос стоял: либо победа в первом туре, либо… В воплощении данного замысла, свидетельствую, Геннадий Бурбулис оказался фигурой ключевой. Ему принадлежат слова: «Победа в первом туре — иного не дано. Запретите себе думать, что может быть второй тур». Сейчас нет смысла говорить, что были и другие взгляды на ситуацию, победа состоялась, о других взглядах можно забыть.

В этом смысле особое значение могли приобрести голоса, поданные за Вадима Бакатина, случись второй тур. Увы, но сам Бакатин вел кампанию вяло. Против него работал убывающий авторитет союзного Президента. Все знали, что Бакатин человек Горбачева, но не в этом был главный изъян этого внешне симпатичного и порядочного человека. Назвав в качестве вице-президента Абдулатипова, Бакатин не помирился с правоверными коммунистами, но оттолкнул от себя либеральное крыло. В этой паре человеком с секретом был Абдулатипов. И тот и другой знали, что одержать победу невозможно, но очень рассчитывали получить солидную сумму голосов, которую могли бы публично передать перед вторым туром предполагаемому победителю, скорее всего Ельцину. А если учесть при этом, что оставался вакантным пост Председателя Верховного Совета, у Хасбулатова наметились трения с депутатами: демократы вошли в «штопор», Бабурин опасно молод, то шансы Абдулатипова быть избранным на этот пост становились вполне реальными. Однако ничего этого не случилось. Тандем Бакатин — Абдулатипов набрал наименьшее количество голосов.

Ельцин победил в первом туре. А Бурбулиса в преддверии победы ждало невероятное разочарование, первый политический шок. Об этом не писалось. Высокие стены власти скрыли детали этой драмы, но она была.

К этому времени Бурбулис уже числился первым человеком в окружении Ельцина со странным должностным обозначением — полномочный представитель Председателя Верховного Совета России. Уже были доказаны его преданность и нужность. Он председательствовал на консультативном совете — некоем кипении умов, покинувших стан Горбачева интеллектуалов, разуверившихся в нем и теперь наподобие метеоритной пыли клубившихся вокруг событий, опальных личностей. Проложив дороги демократии, подперев её плечом своего либерального авторитета, теперь эти люди собрались вокруг Ельцина, не побуждаемые любовью к нему, а просто уступая силе политического ветра, который их нес в эту сторону. Еще недавно многие из них отзывались о Ельцине весьма критически. Но Ельцин, а точнее Бурбулис, позвал их, и они пришли. Ельцин дал понять Горбачеву, что интеллигенция покидает его.

В современной политической истории подобное уже случалось. В свое время партийному аппарату удалось рассорить Хрущева с интеллигенцией, отсечь интеллигенцию, поверившую в хрущевскую оттепель. Аппарат понимал, что именно интеллигенция заражала Хрущева либеральными воззрениями, именно её окружение придавало фигуре Хрущева привлекательность на Западе. Не нами сказано — свита делает короля. Нечто подобное произошло и с Горбачевым, не в столь резкой форме, но произошло. Августовские события ещё раз показали полную повторяемость исторических демаршей. Перегруппировку интеллектуальных сил провел Бурбулис.

Бесспорно, сам Ельцин был уверен в своей победе. Он был действующим главой государства. И нам следовало максимально использовать это преимущество. Тогда и родилась идея избрать совершенно нестандартный образ действий будущего Президента. Были разработаны два маршрута деловых поездок по республике. Никакой предвыборной пропаганды. Председатель Верховного Совета выезжает в регионы для исполнения своих обязанностей. Там же, на месте, принимались экономические, политические и социальные решения. Ельцин как бы сознательно уклонялся от участия в предвыборной кампании, преднамеренно отдавал инициативу своим противникам. В самой Москве Ельцин появляется буквально за три дня до выборов. Его нежелание участвовать в теледебатах, сославшись на свое отсутствие в этот момент в Москве, было воспринято как вызов, каприз и, конечно же, наносило определенный урон его авторитету. Народ жаждал зрелища, а Ельцин этого зрелища его лишил. И радио, и телевидение в этот момент Ельцин использовал в минимальном объеме. Никаких сверхинтервью, никаких полемик с оппонентами. Мысленно отвечая на вопросы своих соперников по предвыборной борьбе, Ельцин мог сказать примерно следующее: «У вас есть конституционное право на свободное время, которое вы полностью отдаете предвыборной кампании. У меня этого права нет. Республика в тяжелейшем положении, я должен заниматься своей повседневной работой».

Информация с места событий была предельно деловой. Ельцин не замечал оппонентов, не комментировал их выступлений. Это было непросто, но в этот момент Ельцин существовал как бы вне предвыборного сумасшествия. Движение по касательной выбивало из колеи противников Ельцина. Они не улавливали замысла главного конкурента. Их выступления становились агрессивнее, оскорбительнее, взвинченнее. Оголтелая масса симпатизирующих впадала вместе с кандидатами в экстаз предвыборных баталий, а сомневающиеся стали тихо и незаметно покидать митингующие площади. Ельцин вел себя достойнее. Народу нравился Ельцин. Число голосов, поданных за Ельцина, не могло оказаться просто больше. Этого было мало. Избранным считался тот кандидат, который получил более 50 процентов голосов участвовавших в выборах избирателей. В досадной путанице по этому ключевому моменту был повинен сам Ельцин. Выступая в парламенте, он сказал, что посчитает себя законно избранным, когда получит более 50 процентов голосов от списочного состава. Это было сказано с вызовом и, я бы сказал, с избыточной самоуверенностью. Мы, которым надлежало заниматься этой кампанией, понимали, что допущена не оговорка (а Ельцин бывал неточен в своих принародных высказываниях), допущена грубейшая ошибка, которой сам Ельцин не придал положенного значения. Рисунок предвыборной борьбы усложнился крайне. Организация всякого дела может быть хорошей либо плохой. Поставив Бурбулиса во главе штаба по избранию Президента, Ельцин в определенном смысле передавал в его руки свою политическую судьбу. Именно Бурбулис разрабатывал концепцию президентского окружения. И если позволительно говорить о её изъянах, то здесь немалая доля просчетов самого Бурбулиса. Степень доверия к нему будущего Президента имела высший балл — 100. Когда предвыборный марафон вступил в свою решающую стадию и будущему Президенту предстояло выбрать и назвать своего главного соратника, политический мир застыл в ожидании.

Кого назовет Ельцин? Все остальные пары уже были известны. Был ли выбор? Был Гавриил Попов — предложил себя сам. Юрий Рыжов был предложен ближайшим окружением, однако не рискнул, побоялся. Отказался игриво, подтвердив старую истину: власть временна — мысль постоянна. Кстати, кандидатура Рыжова возникала и как альтернатива Силаеву в самом начале, когда формировалось первое после выборов правительство, и как привычный образ возможного. Впоследствии он не раз появлялся на политическом горизонте, но так же легко растворялся уже в политическом тумане.

Уставший Хасбулатов тоже сделал попытку, но в тот момент Ельцин искренне боялся ослабления парламента и от подобной идеи отказался. Впрочем, толкование именно этого отказа не надо упрощать. Ревнивое отношение к Хасбулатову со стороны ближайшего окружения Ельцина — факт очевидный. Хасбулатов человек умный, образованный и хитрый. Он быстро прогрессирует как политик. Его профессорская назидательность и кавказское упрямство, здоровое чувство юмора создали некий колорит. Проигрывая на съезде, он не без успеха приладился к парламенту и не без срывов, конфликтности сумел вернуть, материализовать свою самостоятельность. Кавказская данность не позволяла Хасбулатову держаться в тени. И это вечное перескакивание на солнечную сторону, желание встать рядом с Председателем Верховного Совета при достаточно частом отсутствии Ельцина преподносились Ельцину как нескромность его заместителя, желание принизить его авторитет. Сам Ельцин сопротивлялся этому нашептыванию, да и события, связанные с заявлением шести, когда практически все руководство Верховного Совета, исключая Хасбулатова, совершило акт массового предательства по отношению к Ельцину, должны были рассеять всякие подозрения.

И тем не менее постоянный прессинг депутатов демократического крыла и плюс к тому же объединенная нелюбовь Шахрая, Лукина и самого Бурбулиса, вкупе с Полтораниным, дали свой результат — уверенность Ельцина дрогнула. В процессе всего съезда, когда изнурительное голосование не дало результатов и демократам с трудом удалось оттеснить консерваторов и свести все к патовой ситуации, Ельцин, мучимый сомнениями, долго не решался подняться на трибуну и поддержать Хасбулатова. И тем не менее он сделал этот шаг.