Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №50 от 11.12.2012 Страница 20

Адресат – видимо, командир дивизии, Кутузов – главнокомандующий, поставленный императором, в судьбоносной войне.

В другом свете видятся действия Чичагова и Витгенштейна на Березине. Во-первых, они тоже под всякими предлогами не выполняли приказ Кутузова о выводе войск к Березине, во-вторых, выпустили Наполеона из безнадёжной ловушки. Историки разных мастей упорно внушают, что здесь имела место глупость двух указанных военачальников. Вспоминается поведение Беннигсена на совете в Филях, где решался вопрос о сражении у Москвы. Всем членам совета была ясна слабость позиции под Москвой, а начальник штаба Беннигсен вдруг преисполнился горячего русского патриотизма и настаивал на сражении. В ноябре 1812 г. Беннигсен был «за интриги» изгнан из штаба. Интересно, что как раз в ноябре у Наполеона случилось «чудо на Березине». А ведь были в России силы, которые пытались вместо Кутузова протащить в главные Беннигсена.

Любопытна дальнейшая судьба этого военачальника. Высших постов ему больше не доверяли, в 1818 г. он был уволен из русской армии с оскорбительной формулировкой и, спасаясь от позора, уехал к себе на родину в Ганновер – после сорока лет службы в русской армии. Несомненно, императорская ненависть имела причину.

К юбилейной дате у нас вышла книга серии ЖЗЛ «Наполеон, или Миф о «спасителе». Автор – Тюлар Жан, профессор Сорбоннского университета, имеет массу научных регалий, считается во Франции крупнейшим специалистом по наполеоновскому времени. Он с пренебрежением относится к Кутузову, не сомневается, что в Бородинской баталии Наполеон одержал победу, но это ожидаемо и не удивляет. Весьма рекомендую прочесть хотя бы с. 305-306. Здесь нам сообщается, что, когда Наполеон выступил из Москвы, было не слишком холодно, после Смоленска стало тяжелее, начались холода – 20-30 градусов. Тем не менее героические французские сапёры по пояс в ледяной воде Березины навели переправу для войск. Очевидно, профессора в Сорбонне знают о зимнем замерзании рек не больше африканских негров. Впрочем, негры подобных книг не пишут. От Березины до Вильно героические французы добирались при морозе 36 градусов, но дошли. Приводятся и более интересные факты.

«Русский офицер Борис Укскулл рассказал в своих мемуарах, что мужики покупали французских пленных за 2 рубля, чтобы сварить их в котле или посадить на кол».

Если кто-нибудь поможет найти эти занятные мемуары, я готов пойти на финансовые жертвы. Кроме того, что интригует происхождение редкой русской фамилии, хочу ещё узнать, откуда у мужиков котлы, в которые можно не только запихнуть целого француза, но ещё и воды налить. Небось, не в каждой деревне такие котлы находились, потому и практиковалось альтернативное развлечение – посажение на кол.

Поляк, немец, итальянец – тоже по 2 рубля котировались, или казаки Платова за них дешевле брали?

А мы до сих пор смеёмся над «развесистой клюквой», введённой А. Дюма в середине XIX в.

Кстати. Под Малоярославцем Наполеон, как известно, отступил. Но на Западе принято считать, что в этой битве Наполеон одержал победу. Кто ещё в XXI в. намерен искать с Западом общую точку зрения?

Е.Н. КУТУЗОВ, Казань

Я ЮНГА СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Юнги  на российском флоте появились в 1703 году. Пётр Первый, создавая русский флот, открыл в России, в Кронштадте, первое училище юнг и сам в ней начал морскую службу в качестве каютного юнги. Все изучаемые в училище специальности были подчинены задачам  воспитания новых ратников для защиты государства на многочисленных речных и необъятных морских просторах России, а в то время  в особенности на Балтике. Традиции Петра  были продолжены в советское время. Отчётливо помню, что в мои школьные годы почти все мальчишки моего возраста мечтали быть лётчиками или моряками. И вот в 1940 году на  Севере России на острове Валаам была открыта школа боцманов, куда  было принято 200 шестнадцатилетних подростков, тех мальчишек, которые мечтали стать моряками. Недолгая была у них учёба. Через год они вместе  со своими наставниками приняли участие в  Великой Отечественной войне и выполняли свой ратный долг, особенно на так называемом «Невском пятачке»,  с такой же самоотверженностью, как и все другие советские воины-патриоты. Архангельскими - «Соловецкими» юнгами были писатель-патриот Валентин Пикуль,  а также известный впоследствии певец  Борис Штоколов.

Речным юнгой стал и я. Но только в другом месте моей Родины. С первых дней войны судьба забрасывала меня вместе с родителями сначала в Ивановскую, затем Пермскую, Челябинскую, Ульяновскую и, наконец, в Куйбышевскую области. Подобные жизненные перипетии были судьбой многих семей, эвакуируемых из средней полосы России летом 1941 года. Тут и произошло моё знакомство с морским, а точнее – речным делом. Как раз в это время – а это было лето 1942 года – в  город Кинель в отпуск приехал герой подмосковной битвы декабря 1941 года генерал-майор Н. Орлов. Герой – он и есть герой, без дела сидеть не мог. Как-то раз он собрал моих однокашников, а я, конечно, вместе со всеми остальными, рассказал о том, что происходило под Москвой, и вдруг спросил: «А что, ребята, не хотите ли вы помочь нам там, на войне, своими делами здесь?» - «Как?» – в один голос прокричали мы. – «А вот как».

На следующий день мы всей гурьбой вместе со своим Героем (мы теперь считали его «своим») поехали на левый берег Волги. Оказывается, там нас уже ждали – Н. Орлов обо всём договорился! Это была речная служба бакенщиков Волжского речного пароходства. И прямо с этого дня началась моя «речная эпопея». Начались регулярные дежурства нашей школы юнг на реке. Нашей задачей было отслеживать и замечать, куда, в какое место опускались на парашютах  на речную поверхность глубинные магнитные мины, сбрасываемые с немецких самолётов. Потом мы вместе со своими наставниками на дощатых шлюпках и лодках-плоскодонках (мины были запрограммированы на железный корпус проходящих над ними судов и нефтеналивных барж) ставили на этих местах вешки, буи и бакены, а уж потом специальная сапёрная служба обезвреживала их. Бакены были громоздкими, поэтому лодки «спаривались», и каждый бакен «конвоировался» сразу двумя лодками. Сложность заключалась в том, что  при постановке их мы не могли пользоваться донными якорями (железо!). Для этого использовались большие тяжёлые камни, чтобы во время непогоды они не могли быть сдвинуты с места. Приходилось придумывать различные формы обвязки их верёвками для надёжности. А кроме того, от нас требовалась чрезвычайная осторожность в действиях, чтобы не коснуться самой мины, но в то же время поставить вешку или буй так, чтобы они точно отмечали место падения мины в реку. Мы видели, в каком состоянии приходили пароходы и баржи с необходимыми для народного хозяйства грузами с нижнего течения Волги, оттуда, где шла грандиозная Сталинградская битва. Были и пробоины в корпусах пароходов, и разрушенные и снесённые палубные надстройки, и развороченные рубки. Однако пароходы и баржи шли, шли и вверх, и вниз с оружием, снарядами, боевой техникой и другими, необходимыми для битвы грузами. А мы, несмотря на то, что не были приписаны к Действующей армии (хотя  звание «юнга» было воинским званием), осознавали свою роль защитников Отечества и в меру сил способствовали личным рабочим вкладом в победу нашей армии, помогая освобождать фарватер Волги от вражеских мин. Нас не пускали в район Сталинградской битвы. У нас была другая,  тоже ответственная работа. Однако в случае так называемой производственной необходимости нам иногда доводилось спускаться по Волге вниз по течению, и мы видели чёрное небо в той стороне, где проходила эта трагическая и героическая оборона Сталинграда лета и осени 1942 года.

Но мы были мальчишками. И даже в это тяжёлое военное время были обязаны… учиться. Поэтому в ноябре 1942 года у меня началась сразу вторая четверть, и я, с опозданием на один год. пошёл в 8-й класс.  Здесь вновь судьба свела меня с генералом Н. Орловым. Очевидно, моя «речная деятельность» пришлась ему по нраву, и он во второй раз вмешался в мою судьбу. Дело в том, что в самом начале войны на Среднюю Волгу была эвакуирована Московская военно-морская школа. По рекомендации генерала в 1943 году стал слушателем этой московской школы с теперь уже настоящим воинским званием «юнга». А генерал Орлов подарил мне свою фотографию с тёплыми пожеланиями, которые – увы! – не сбылись. Но что делать – такова судьба. В конце декабря 1943 года, после победных сражений с гитлеровской армадой и её изгнания со значительной части нашей территории, нашу школу реэвакуировали в Москву, где её почему-то расформировали, а я… стал артиллеристом, и теперь каждый год 19 ноября  отмечаю свой профессиональный праздник  в кругу сверстников и соратников, где мы обязательно поём: