Александр Мережко - Левая Политика. Левые в России Страница 29

То есть чтение сейчас приобретает скорее классовые контуры?

К несчастью, да. И как бы мы себя ни вели, какую бы мы ни делали наценку (у нас она составляет от 25 % до 33 %) — это очень мало для книжного бизнеса. Нигде таких наценок нет. Но если книжка стоит 700 рублей, то разница между 700 рублей и 900 рублей психологически меньше, чем между 15 и 19 рублями. И человек, у которого нет лишних 700 рублей, не будет покупать мемуары Густава Малера, а если у него есть лишние 700, то и 900 тоже найдутся. Ситуация приобретает очень чёткий классовый характер, развивается так же, как всё наше общество.

И всё-таки возвращаюсь к левым. За всё время существования «Фаланстера» шло некое постоянное соприкосновение с левой средой, обмен мнениями, идеями, репликами, зачастую критическими по отношению друг к другу. Можно ли сказать, что, во-первых, существование «Фаланстера» каким-то образом повлияло на левую среду, а во-вторых, в какой мере левая среда со своей стороны повлияла на «Фаланстер»?

На «Фаланстер» левая среда влияет очень сильно, потому что она влияет на участников, на Алексея, на меня, на всех, потому что мы стараемся жить в этой ситуации. Насколько велико наше влияние? Нам очень хотелось бы думать, что мы влияем на левую среду. Я, к сожалению, не могу говорить об этом с уверенностью. Нам хочется сделать так, чтобы левая среда, частью которой я всё-таки себя считаю, не замыкалась, чтобы была более открыта к диалогу. Я не призываю левую среду к диалогу с совсем не левыми, но нам хотелось бы, чтобы левые были более подвижны. Чтобы мы, левые, могли учиться не только у левых классиков, но и у других.

Я не пошёл смотреть на «Русский марш», туда пошли мои друзья из одного известного левого издательства и потом мне пересказывали. И меня разбирала страшная злоба, потому что эти ребята, которые мне не симпатичны, смогли сделать то, что левые не могут сделать уже очень и очень давно: они смогли построить организацию на совершенно другой основе, на совершенно ином техническом уровне взаимодействия. Мы, к сожалению, этого сделать не можем. Нам нужно учиться, пусть даже у таких уродов, как они. Нам бы хотелось, чтобы левая среда была более восприимчива ко всему, что происходит в мире. Это не значит, что она должна быть более конъюнктурна. Напротив, мне кажется, что в нынешней ситуации левая среда очень конъюнктурна. Чтобы она была более действенна и работала. То, что делает, например, движение «Вперёд», — это очень хорошо, очень важно, но мы призываем к ещё большей открытости. Возможно, моя позиция неверна с научной точки зрения, но мне кажется, что левая не будет приватизирована кем-то одним, но будет постоянно изменяться, расти, отметая старые догмы, приобретая новые и т. д.

Должно быть движение. Если оно есть, тогда власть не сможет его поиметь, не успеет. Если мы будем догматиками, неважно, кто или что при этом является основополагающим камнем, то ситуация будет, как на Западе, и у нас, в общем-то, тоже: левые спокойно встраиваются в капиталистическую модель общества, им находится определённая ниша. Чтобы этого не произошло, мы должны изменяться, должны выкидывать какие-то странные, необъяснимые для власти процессы. Поэтому я призываю к старому, совершенно марксистскому лозунгу: «Мысли глобально, действуй локально!».

ЛЕВЫЕ В МИРЕ

Хроника социальных форумов

Алла Глинчикова

С распадом Советского Союза мир стал другим. И дело не только в том, что рухнула огромная страна, важная точка опоры, много лет поддерживавшая мировой баланс сил. Нам никуда не деться от того, что все эти годы в глазах миллионов людей и на Западе, и в «третьем мире» Советский Союз рассматривался как «левая альтернатива» миру капитализма. Крушение этой системы, так до конца не понятое и не осознанное по-настоящему, поставило перед современным левым движением целый ряд важных вопросов, на которые оно пока не смогло ответить. Не в последнюю очередь перманентный кризис современных левых, из которого они никак не могут выбраться начиная с 60-х годов прошлого века, обусловлен именно этим фактом. И центральный вопрос здесь: как поставить государство под контроль общества в условиях социализма? Когда после сталинских репрессий в начале 50-х годов этот вопрос впервые был поставлен, в левом движении началась паника. Одни стали тут же говорить, что никакого контроля над «общенародным социалистическим государством» вовсе не нужно и пусть оно продолжает в том же духе, когда «лес по-прежнему рубят, а щепки по-прежнему летят». Всё лучше, чем капитализм! Другие же вместо поиска ответа предпочли отмежеваться от советского социализма: мол, это кризис вовсе не социализма, а того дикого варианта социализма, который сложился в России. Или это вообще госкапитализм. А к нам, на Западе, всё это не относится, так что пусть сами и разбираются, не наша-де это европейская проблема. Мы же пока будет бороться в рамках капиталистической системы за улучшение положения трудящихся, благо здесь государство не «общенародное», капиталисты у власти и сразу понятно, с кем воевать и кого контролировать. В общем, «надо беречь старую крысу», как сказал один классик.

Но «старая крыса» неожиданно вступила в эпоху второй молодости и в начале 80-х годов «обновившийся», в отличие от социализма, капитализм снова перешёл в наступление на общество. Причём он взял тот самый лозунг, с которым так и не смогли справиться левые: «неэффективное бюрократическое государство под контроль»! И победил. Причём победил повсеместно. Пока левые Востока, Запада и Юга никак не могли договориться относительно общих целей и вообще не были уверены в необходимости какой-либо стратегии и совместных действий, капитализм вернулся, собрав под свои знамёна всех недовольных сталинизмом и «неэффективным государством всеобщего благосостояния» — от полуфашистов до сторонников демократии и гражданских свобод. Конечно, он поставил государство вовсе не под контроль общества, а под свой собственный антисоциальный контроль, под контроль корпораций, частных, разрушительных для общества интересов. Но мы должны признать, что капитализм победил именно потому, что никакой внятной альтернативы бесконтрольному неэффективному монстру государственно-бюрократического социализма со стороны «левых» так и не было предложено.

Нельзя сказать, чтобы не возникали новые идеи и не делались попытки предложить эту альтернативу. Но для успеха этого дела новым, демократическим левым Востока, Запада и Юга надо было как-то встретиться, узнать друг друга, чтобы создать общий фронт против надвигающейся опасности. Тогда, в 60-е, этому помешал «железный занавес», и мы все проиграли. А что сегодня?

Предложенная читателю серия политических зарисовок, не претендующих на теоретические обобщения, предлагает задуматься о путях возвращения активистов из Восточной Европы в международное левое движение, о необходимости этого возвращения как для России, так и для мира, о трудностях этого возвращения и о тех теоретических вопросах, которые по-прежнему стоят перед всеми нами. Это по существу личные записки, почти дневники. Начиная с 2005 года, будучи регулярной участницей Всемирных и Европейских социальных форумов, я получила возможность составить некоторое представление о том, как развивались события. Не пытаясь дать всестороннюю картину и детальный анализ процесса, я рассказываю о том, что видела и как видела.

Всё начиналось с великих замыслов. В январе 2005 году мы с Борисом Кагарлицким, заняв у знакомых денег на мой билет, отправились на Всемирный Социальный Форум в Бомбей. Сказать, что это была авантюра чистой воды, значит не сказать ничего. До того русских на социальных форумах насчитывалось две-три персоны, волею судеб заброшенные в эту зарождающуюся всемирную «тусовку» новых социальных движений.

В России тогда ситуация с левым движением была грустная. Во-первых, никто не мог понять, кто «левый» и что значит теперь быть «левым». Медленно и долго умирал «гениальный политпроект» под названием КПРФ. Новые социальные движения стремительно элитизировались и торопились откреститься от всего «левого». Оставалась только молодёжная часть КПРФ, социально активная, но очень мало подходившая на роль демократических левых сил, способных стать альтернативой авторитарной партии. Сбитое с толку общество, измученное десятилетиями принудительной «социальной активности» советской эпохи и десятилетием циничных манипуляций в экономике и социально-политической жизни, было готово заниматься чем угодно, только не политикой.

Тогда нам казалось, что если и надо с чего-то начинать, то с восстановления моста между нами и миром. Нет, не между элитами. У них с «мостами» всё было в порядке. Связи не прерывались ещё с советских времён и по мере исчезновения «железного занавеса» только крепли. Но как восстановить и развить связи между нашими обществами?