Урал Шарипов - Американская концепция «Большого Ближнего Востока» и национальные трагедии на Ближнем и Среднем Востоке Страница 30

Все эти государства Аравийского полуострова долгое время были в колониальной зависимости от Запада (прежде всего от Великобритании и США), и их статус суверенных государств и территориальные границы во многом определялись и согласовывались в западных столицах, и прежде всего Лондоном и Вашингтоном. Поэтому монархии Залива по существу не порвали дружественных связей с бывшими метрополиями, которые стали основными покупателями их щедрых природных богатств и поставщиками современных технологий, а также политическими союзниками на мировой арене.

Аравийские режимы, находясь под давлением США, предпочитали придерживаться умеренной внешней политики. Они считали такую политику прагматичной, поскольку союзнические отношения с Западом и его покровительство позволяли им объединять свои военные и экономические усилия в рамках ССАГПЗ, чтобы противостоять иранскому внешнеполитическому курсу. Таким образом, объективно данную группу стран было целесообразно рассматривать как пособников политической линии США в регионе Персидского залива. Естественно, у каждой из аравийских монархий имелись свои особые интересы и даже некоторые противоречия и проблемы с соседями.

Так или иначе аравийские нефтяные монархии продолжали оставаться как политическими оппонентами, так и конкурентами Ирана на мировом рынке энергетических ресурсов. Строительство газопровода «Иран-Пакистан-Индия», альтернативного газопроводу «Катар-Пакистан», и разница в подборе иностранных партнеров при сбыте углеводородов на мировом рынке подтверждали это противостояние.

Особенно принципиальные расхождения наблюдались в ирано-саудовских отношениях. Так, Саудовская Аравия оспаривала у Ирана право считаться региональным и конфессиональным лидером, гарантом «стабильности и безопасности» на БСВ.

Шиитская власть в Иране была ориентирована на соблюдение принципа социальной справедливости. Вот почему в политической ситуации, сложившейся в Заливе, Иран играл как на внутриарабских противоречиях, так и на социальных проблемах в аравийских обществах. Благодаря огромным финансовым поступлениям от экспорта углеводородов, аравийские правящие круги и местное население имели сравнительно высокие показатели жизненного уровня. Однако известно, что хозяйство в призаливных монархиях, и прежде всего дорогие стройки и сервис здесь, обеспечивались за счет эксплуатации низкооплачиваемых иммигрантов — бедняков из арабских и других азиатских и африканских (преимущественно исламских) государств, обделенных нефтью и газом и с низкими национальными доходами на душу населения: Индии, Пакистана, Сирии, Афганистана, Ливана, Иордании, Палестины, Индонезии и Филиппин. В аравийских шейхствах иммигранты не обладали правовым иммунитетом, на них не распространялись законы о защите их гражданских и профессиональных прав. Они выполняли всю неквалифицированную или подсобную работу (в качестве слуг в домах, рабочих на стройках, в магазинах, ресторанах, в системе обслуживания, на нефтяных вышках, танкерах и т.д.). Поэтому иностранцы, не имевшие почти никаких шансов изменить свой статус в лучшую сторону, но прекрасно осведомленные об этой ситуации, не пылали любовью и благодарностью к своим зажиточным работодателям.{121}

Тегеран пользовался этим социальным раздражителем, а также недовольством простонародья засильем вестернизации, западной роскоши, в которой купались, по их мнению, верхи «нефтяных шейхств», агрессивной деятельностью США в регионе. Пропагандируя верность устоям ислама, призывающего к скромности, трудолюбию, социальной справедливости в обществе, к традиционному исламскому образу жизни, подталкивая к непримиримой борьбе за интересы народа Палестины, Иран завоевал большой авторитет среди бедных слоев и определенные симпатии в широких народных массах арабского Востока. Особенно ощутимые плоды приносила идеологическая пропаганда в шиитской среде Ирака, ряда аравийских стран, в Ливане и т.д. Благоприятно складывалась и политическая ситуация в Ираке и Ливане, где многие посты в высших эшелонах власти заняли представители шиитской общины, а также симпатизирующие Тегерану лидеры. Так, на парламентских выборах в оккупированном международной коалицией Ираке победила шиитская община, чей выдвиженец аль-Малики стал премьер-министром, а пост президента занял открыто симпатизировавший Ирану лидер курдского освободительного движения Дж. Талабани. Вместе с тем, в противовес ставленнику Вашингтона коллаборационисту аль-Малики, радикально настроенный шиитский лидер Муктада ас-Садр неоднократно поднимал своих сторонников на вооруженную борьбу с американцами и их западными ставленниками в Ираке. Его выступления, таким образом, ярко продемонстрировали так называемому «большому шайтану» (т.е. США), что шииты Ирака не собирались быть проводниками планов США на своей родине. Причем Муктада ас-Садр посещал Иран, где был принят влиятельными политическими лидерами, встречался с функционерами местных спецслужб и, конечно, заручился иранской поддержкой и обязательством по поставкам оружия иракским повстанческим силам.

Официальный Тегеран одобрил казнь коллаборационистским правительством Багдада бывшего президента Саддама Хусейна, однако отметил при этом, что иракский диктатор был осужден лишь за преступления против своего народа (прежде всего в отношении курдов и шиитов), но его злодеяния, совершенные в результате вооруженной агрессии против Ирана и развернувшейся ирано-иракской войны 1980-1988 годов, еще не получили справедливой оценки.

Несмотря на принципиальное различие между внешнеполитическими стратегическими установками ИРИ, с одной стороны, и соседних арабских государств — с другой, при формировании общей политической ситуации в Персидском заливе появился смягчающий фактор, в том числе в позиции этих государств в отношении Тегерана. Дело в том, что уже с середины 1980-х гг. ИРИ отказалась от политики экспорта исламской революции на БСВ, то есть перестала пытаться революционными методами навязывать исламскую модель государственного устройства соседним странам. Но Вашингтон, не меняя своей прежней политической линии, продолжал пугать иранским экспансионизмом арабские режимы, при этом стал более интенсивно пытаться навязать им свои ценности и представления о внутригосударственном устройстве, прибегая к силовым действиям. Таким образом, иранский «дипломатический реверс к добрососедству» способствовал укреплению потенциала доверия к ИРИ в международном сообществе БСВ.

Еще более негативно к влиянию США в регионе стало относиться местное население с началом войны в Афганистане, а затем и в Ираке. Эти войны привели к значительному ослаблению региональных центров силы, которые сами же США в недавнем прошлом более или менее эффективно использовали (и прежде всего режим Саддама Хусейна) для сдерживания геополитических амбиций ИРИ. Падение светского по своему характеру и поддерживавшегося суннитами режима С. Хусейна и власти суннитского движения «Талибан» в Афганистане привели к ослаблению этого направления ислама на западных и восточных границах шиитского Ирана. К тому же после войн 1991 и 2003 гг. вместо сплоченного антииранского союза в составе Ирака и аравийских монархий возникла новая ситуация — разрушенный Ирак и усеченный ССАГПЗ ослабили антииранское противостояние. Между прочим, Тегеран со своей стороны предпринимал шаги к налаживанию внутрирегионального диалога: в частности, в марте 2007 года президент ИРИ М. Ахмадинежад совершил неожиданный визит в Эр-Рияд, где провел переговоры с саудовским руководством. В них были затронуты проблемы Персидского залива, двусторонних отношений, а также религиозных противоречий в регионе Ближнего Востока. Визит способствовал определенному смягчению внутрирегиональной напряженности на уровне договоренности государственных лидеров.

С соседней Турцией у Ирана имелся свой набор и контактов, и противоречий, так как она являлась членом НАТО и была вынуждена поддерживать основные требования этого военного альянса. Поэтому Тегерану было важно держать под политическим и военным контролем и это направление (ведь нередко НАТО, и прежде всего США, использовали военно-воздушную базу Инджирлик, а также другие пункты на территории Турции как промежуточный этап для переброски своих вооруженных карательных контингентов). Вместе с тем ирано-турецкие взаимоотношения носили внешне весьма спокойный характер и возникавшие проблемы дипломатично объяснялись сторонами как случайные незначительные эпизоды, которые разбирались и улаживались в процессе переговоров и путем обмена соответствующими документами.

Гражданская война и сравнительно напряженная внутренняя политическая ситуация, длящиеся не одно десятилетие в Афганистане, вызывали в Тегеране настороженность и определенное беспокойство. Особенно враждебно иранское руководство относилось к тесному сотрудничеству администрации президента Хамида Карзая с США, к нахождению на территории Афганистана иностранных войск, и прежде всего крупного контингента вооруженных сил США. Вместе с тем Иран старался поддерживать более или менее нормальные экономические и политические отношения с восточным соседом. После того как в 2001 г. Соединенные Штаты свергли режим талибов, которые были непримиримыми врагами Ирана, влияние Тегерана значительно возросло в Кабуле, а также в западных и центральных районах Афганистана, где проживают этнически персоязычные группы населения (наиболее многочисленная из них — хазарейцы). Иран стал оказывать помощь партизанскому освободительному движению и ряду исламских организаций в этой стране.