Анна Политковская - Путинская Россия Страница 31

Через годик Таня задумала сделать в квартире ремонт, предварительно сделав квартиру своей. Она купила маленькие квартирки — Андрею, свекру, братьям Андрея, и все они с этим согласились. А вот свекровь Таня оставила жить с собой — шевельнулось что-то человеческое в Таниной душе, пожалела она одинокую старуху, от которой давно ушел ее муж-профессор, Танин бывший свекор. Да и за сыновьями кто-то должен был присматривать, старший, Игорь, был в переходном возрасте, с ним было не все ладно, младший часто болел.

Однако ремонт Таня учинила тоже как реванш.

— Я так хотела ИМ показать, кто же в доме теперь хозяин!

Она выбросила из квартиры все. Абсолютно все. Распродала все семейные реликвии и выпотрошила всю пыль дворянского их прошлого из закоулков.

И Тане никто не препятствовал. Свекровь уехала на дачу и носа не показывала.

Получилась европейская квартира, оборудованная по последнему слову бытовой техники. После ремонта Таня решилась на новый шаг — из «челночного» бизнеса она ушла в торговый, купив несколько магазинов в Москве.

— Как? Неужели? Эти магазины — твои? — Я не верю своим ушам. Таня — хозяйка двух хороших супермаркетов, куда я заезжаю после работы. — Поздравляю. Но цены же у тебя…

— Так страна же богатая, — парирует Таня жестко, но смеясь.

— Не очень богатая. Это ты просто стала акулой империализма. Жестковата…

— Конечно. Времена Ельцина ушли — с ними шальные деньги и романтика. Теперь у нас у власти ненасытные прагматики — я их так называю. И я — одна из них. Ты — против Путина, а я — за него. Мне кажется, что он мне почти родня — такой же ненасытный прагматик, сильно обиженный в прошлой нашей жизни и теперь берущий реванш…

— Что ты имеешь в виду под «ненасытностью»?

— Взятки. Бесконечные взятки, которые надо давать всем. Чтобы не лишиться магазинов, я плачу… Кому только не плачу. И чиновникам префектуры, и пожарным, и санитарным врачам, и московскому правительству… И бандитам, на территории которых находятся мои магазины. Да я, собственно, у бандитов их и купила…

— Не боишься с ними иметь дело?

— Нет. У меня есть цель — я хочу быть богатой. А это значит в наших сегодняшних реалиях, что я должна им платить — без этого «налога» меня тут же отстрелят и поменяют на кого-то другого.

— Ты не преувеличиваешь?

— Я преуменьшаю.

— А чиновники?

— Части чиновников плачу сама. Другой — уже сами бандиты. То есть я отдаю деньги бандитам, а бандиты уже урегулируют все с другими бандитами, я имею в виду наших чиновников. Так что мне это даже удобно.

— А Андрей?

— Он умер. Не выдержал все-таки, что я выплыла, а он ест мою красную икру. Просился обратно, но я не пустила. Сказала: ищи следующую студентку. Да и не хочу я жить с некрасивым. Я полюбила красоту: хожу на мужской стриптиз, там выбираю себе партнеров, многие соглашаются.

— Ну, даешь! Не тоскуешь по семейной жизни? По очагу?

— Нет. Точно — нет. Я только жить начала. Пусть с издержками, пусть тебе это покажется грязным… Но разве раньше я жила чисто?

— Как дети?

— Игорь, к сожалению, слабым оказался, в Андрея — наркоманит, сейчас в клинику его положила, уже в пятый раз. Надеюсь… Стасика в Лондоне обучаю. Очень довольна. Очень! Он там — первый во всем. Свекровь с ним вместе, квартирку ей снимаю, Стасик неделю в общежитии живет, а на выходные — в этой квартирке у свекрови. Ей я операцию сделала — заплатила за все. Новый тазобедренный сустав вставили в Швейцарии — она и отжилась, бегает, как молодая, и меня обожает. И, знаешь, мне даже кажется, что искренне обожает… Деньги — великое дело.

В комнату впархивает Давид. С подносом.

— Время пить чай, девчонки… — тянет в нос. — Втроем. Можно, Танечка?

Таня согласно кивает и говорит, что сейчас вернется — хочет переодеться к чаю. Давид источает порочность и праздность. Обстановка достаточно противная. Но через пару минут возвращается Таня. Она вся в бриллиантах. Уши «горят», декольте «переливается», даже в волосах «мерцание»…

Конечно, это специально для меня. И я оцениваю. Почему бы не сделать человеку приятное? И Тане, действительно, очень приятно, и она вся светится, как ее бриллианты, от удовольствия самопрезентации себя, новой, перед старой подругой.

Дальше мы быстро выпиваем чай — мы обе спешим — и расстаемся.

— Давай только не на десять лет? — предлагает на прощание Таня.

— Постараемся, — отвечаю и думаю, спускаясь по лестнице, что в путинское время все, действительно, стали встречаться чаще. Имею в виду — старые друзья. У нас был период, в «позднем Ельцине», когда все были страшно заняты самовыживанием и зарабатыванием денег, когда не звонили друг другу годами, стесняясь кто бедности, кто богатства, когда многие навсегда уезжали за границу, когда многие пускали себе пулю в лоб от невостребованности, когда нюхали кокаин от гадости совершенных поступков… И вот теперь вроде бы все, кто выжил, собираются вместе. Чаще, чем раньше. Общество заметно структурировалось, и появилось свободное время…

Через неделю я должна была быть на пресс-конференции по случаю выборов куда-то. По-моему, в городскую Думу — на освободившееся место. И там я встретила Таню — совершенно неожиданно для себя. Хозяйки супермаркетов в нашем уже достаточно структурированном, опять клановом, как при советском строе, обществе на политические пресс-конференции не ходят.

Таня явилась миру журналистов, строго выдержав стиль, — в классическом черном деловом костюме и без единого бриллианта. Был и Давид. И он тоже был высшего качества — безукоризненно исполнял роль Таниного делового секретаря, скромного и не взыскательного. Никаких «девчонок» в помине.

Я сидела там, где журналисты. Таня оказалась по другую сторону баррикад. И ей даже дали микрофон — последней из выступающих. Таня оказалась кандидатом в депутаты городской Думы. Она рассказала журналистам, мне в том числе, как она понимает проблемы бездомных в Москве, и пообещала бороться за их права, если избиратели окажут ей честь и выберут депутатом Законодательного собрания.

— Господи, зачем тебе это? Ты и так богатая? — спросила я Таню после пресс-конференции.

— Я же тебе уже объясняла — хочу быть еще богаче. Тут же все очень просто: не хочу платить взятки нашему депутату.

— И в этом вся причина?

— А это немало, между прочим. И это примитивный менеджмент. Ты просто не понимаешь, какой теперь уровень коррупции. Бандитам времен Ельцина и не снилось. Стану депутатом — «минус» один «налог». Поверь, он не такой уж маленький.

— А почему ты взяла тему защиты именно бездомных? — Мы перекочевали в дорогое французское кафе по соседству — кафе выбрала Таня, я в такие не хожу, дорого.

— По-моему, выгодно смотрюсь на таком фоне. К тому же я действительно могу им помочь выкарабкаться — я же знаю, как выкарабкиваться.

— А зачем на пресс-конференции, в конце, говорила о Путине? Как его любишь, уважаешь, веришь в него? Это тебя твои имиджмейкеры надоумили. Дурной же тон…

— Нет, не дурной. Так теперь положено. Я и сама знаю, без имиджмейкеров. — Таня запнулась на этом сложном английском слове, перекочевавшем в наш язык вместе с новой жизнью. — Если не скажу про Путина, завтра ко мне в магазин придет наш районный фээсбэшник и скажет, что я не сказала то, что все говорят… Так мы, бизнес, теперь живем.

— Ну придет, ну скажет… И что с того?

— Ничего. И потребует взятку.

— За что?!

— За то, что «забудет» то, что я не сказала.

— Слушай, а тебе все это не надоело?

— Нет. Если надо будет поцеловать Путина в задницу, чтобы получить еще пару магазинов — я поцелую.

— А что значит — «получить»? Ты же их покупаешь? Платишь — и все?

— Нет, теперь по-другому. «Получить» — значит заработать у чиновников право купить магазин за свои же деньги. Русский капитализм называется. Мне лично нравится. Когда разонравится, куплю себе какое-нибудь гражданство — и пока…

Мы расстались. Таня, конечно, стала депутатом. Говорят, неплохим, душевным, ратующим за московских бедных, организовала еще одну столовую для бездомных и беженцев. Купила еще три супермаркета. И часто выступает по телевидению с речами, прославляющими нынешние времена. Недавно звонила, попросила написать о ней статью, я и написала — вот эту, которую вы сейчас читаете. Таня попросила почитать до публикации, ужаснулась и сказала: «Все правильно» — но запретила публиковать в России до ее смерти. Я пообещала.

— А за границей?

— Ради Бога. Пусть знают, чем наши деньги пахнут.

Вот я и публикую.

Миша

Миша был мужем Лены, моей давней подруги, лет с семи, со школы. Лена вышла за него, когда они учились в институте. И это было очень давно, в конце 70-х. Миша был тогда очень умный и талантливый парень — переводчик с немецкого, синхронист уже в Институте иностранных языков, перспективный в высшей степени, после института его рвали на части, предлагая прекрасные места работы, что тогда встречалось редко.