Юрий Мухин - Средства массовой брехни Страница 42

Свято место не бывает пусто, и героем начали делать Хартмана, разрешая этому трусу брехать о неимоверном количестве побед.

Глава 8

БРЕХНЯ ОТ КОМПЛЕКСА НЕПОЛНОЦЕННОСТИ

Применительно к солдатам, да еще и потомкам барона Мюнхгаузена, эта тема, как вы понимаете, неисчерпаема. Поэтому я затрону только два момента, которые дают возможность сравнить, так сказать, порядки в Красной Армии и немецкой.

Я уже упоминал книгу Пауля Кареля «Восточный фронт» и то, что фамилия Карель — на самом деле псевдоним бывшего исполнительного директора службы новостей III рейха, начальника пресс-службы Имперского министерства иностранных дел, оберштурмбаннфюрера СС Пауля Карла Шмидта. Назвать его книгу историческим трудом очень сложно и даже не потому, что она чересчур уж тенденциозна, а из-за невысокой культуры автора. Он, может, и хотел бы написать что-то серьезное, но по большей части плохо соображает, о чем он, собственно, пишет. Поэтому у него рядом с безусловными фактами соседствуют такие глупые «залепухи», что даже обижаться на него сложно.

Особенностью его труда является не только то, что он собрал многочисленные воспоминания немецких солдат и офицеров той войны, но и то, что Карель очень редко авторизовал их, то есть не сообщил, кто именно рассказал ему ту или иную историю. А эта анонимность позволяла его собеседникам фантазировать так, как они не посмели бы, если бы их заставили подписаться под их фантазиями. Поэтому, по сути, только у Кареля можно, к примеру, насладиться описанием полчищ монголов на Восточном фронте, другие немецкие авторы про них после войны как-то сразу забыли. Читаешь Кареля и просто видишь, как бравый немецкий ветеран, выпив за его счет пару рюмок шнапса и полируя их кружкой пива, в благодарность за выпивку вешает бедному оберштурмбаннфюреру лапшу на уши.

Несколько лет десятки миллионов человек воевали друг с другом, и по теории вероятности в этом противостоянии могли произойти самые невероятные или нелепые случаи. Скажем, мой отец рассказывал, что у них в дивизии во время боя немецкие истребители штурмовали наши войска, в том числе и минометную батарею, которая вела огонь по немецкой пехоте. Минометчики попрятались в щели, но один сержант продолжал вести огонь — продолжал вбрасывать мины в ствол миномета, и в результате зашедший на штурмовку этой батареи немецкий самолет наткнулся в воздухе на одну из мин и был сбит. Достоверность этого случая подтверждается его уникальностью — никогда больше я не слышал, чтобы еще какой-нибудь самолет был сбит из миномета.

И когда я читаю у Кареля, к примеру, такое описание рукопашного боя: «С дюжину советских солдат подобрались к орудию Гедериха, в десяти метрах вскочили и бросились к нему. Гедерих со своими людьми отбивались лопатками, пистолетами, штыками. Четверо русских было убито. Трое или четверо скрылись в кустарнике. Лейтенант Гедерих получил ранение, как и весь расчет», — то, конечно, пожмешь плечами от того, что 12 красноармейцев, у которых на винтовках были штыки, не перекололи в рукопашной шестерых-семерых немцев с лопатками в руках, но один раз эти лопатки сами по себе не вызывают сомнений — чего не бывало! Но когда в описании рукопашных схваток раз за разом читаешь, что не штыки, а лопатки, были основным оружием немцев в рукопашном бою, то теперь уже вся достоверность этих боев становится сомнительной. А эти лопатки в рассказах немецких ветеранов — непременный атрибут: «Тем временем подтянулись батальоны пехотной дивизии СС «Рейх». Мотоциклетному батальону СС под командой Клингенберга перво-наперво предстояло прорваться через укрепленный рубеж в лесу сразу к западу от Истры на шоссе Волоколамск — Москва, удерживаемый частями знаменитой 78-й сибирской стрелковой дивизии. Известность солдаты этой дивизии получили вследствие того, что не только не брали пленных, но и сами никогда не сдавались. Немцам пришлось с гранатами и лопатками в руках брать в жестокой рукопашной дот за дотом. Мотоциклисты Клингенберга сражались с величайшей храбростью, и многие молодые люди из войск СС отдали в том бою свои жизни». Или: «Перед ними в сумерках октябрьского вечера лежала Тула. Над городом поднимались клубы пыли и дыма. С гранатами, пистолетами и лопатками в руках солдаты прокладывали себе путь через позиции противника». Или: «Наконец наступающим удалось пробить брешь в сильных позициях сибиряков, и два пехотных полка из дивизии СС «Рейх» — «Дойчланд» и «Дер Фюрер» — пошли на прорыв. Стрелять времени не осталось — в ход пошли лопатки и винтовочные приклады. Немцы ударили на батареи сибиряков с тыла». (Немцы могли к винтовкам примкнуть штыки и с ними идти в рукопашную, но по рассказам бравых немецких ветеранов они этого почему-то не делали, а вместо этого у них «в ход пошли лопатки». Почему лопатки, а не штыки?) Или вот: «Головная рота пробивалась через глубокий снег по обеим сторонам дороги к ближайшему селу и, действуя как штурмовое подразделение, атаковала противника узкими глубокими порядками. Атака начиналась с сосредоточенного минометного обстрела. Потом главным орудием становились ручные гранаты или — в рукопашной — шанцевый инструмент. Тем временем остальные роты расчищали дорогу технике. Таким образом, наша боевая группа напоминала медленно ползущего ощетинившегося иглами ежа».

Примкнутый к винтовке штык — это наиболее эффективное в бою холодное оружие, это настоящее оружие, а лопатка — это эрзацоружие, это то, что можно использовать только тогда, когда, кроме зубов, уже совсем никакого оружия не осталось. Причем, штыков у немецкой пехоты было больше, чем винтовок, поскольку немецкий штык был ножом, и им вооружались все — включая пулеметчиков и автоматчиков. Но о собственно штыковых атаках немцев у Кареля практически нет никаких упоминаний — только «лопаточные» атаки! При этом, о лопатках пишется только в воспоминаниях ветеранов у Кареля, другие немецкие авторы о них не упоминают, а наши ветераны не помнят, чтобы немцы вообще ходили на них в рукопашную, тем более, с этими дурацкими лопатками. Пойти в атаку с лопаткой на нашего красноармейца, вооруженного винтовкой с примкнутым штыком, — это же безумие! Немец же своей лопаткой до него не достанет!

Потом, основное оружие немецкой пехоты — пятизарядная магазинная винтовка (карабин) или автомат. Действовать этим оружием можно только двумя руками. Если немец идет в рукопашную атаку с карабином даже без штыка, то он, по крайней мере, может раз пять выстрелить в тех красноармейцев, с которыми сближается, но если у него в руке еще и лопатка, то он же не сможет оставшейся рукой действовать винтовкой — не сможет стрелять! Красноармеец же вообще не даст ему к себе подойти на расстояние удара лопаткой и пристрелит еще до своего удара штыком. И, наконец, насколько серьезную рану можно нанести лопаткой? Тогда бы уже лучше рассказывали, что они на русских с топорами ходили в рукопашную — все ж более солидное оружие.

То есть, немецкие старички явно брешут, и возникает два вопроса: «откуда ноги растут» у этих лопаток — с чего вдруг про них заговорили, и зачем немецким ветеранам нужна эта наивная до глупости брехня?

У меня нет сомнений, что о лопатках вспомнили из рассказов немецких ветеранов Первой мировой войны, воевавших на Западном фронте с французами и англичанами. Та война очень быстро стала позиционной, причем, оборонительные позиции тех же французов к концу войны были беспрецедентны по своему инженерному обустройству. Вот как Р.Я. Малиновский, воевавший в те годы во Франции, описывает, что представляли собою передовые позиции французов.

«Утром прошли через городок Шалон, разбудив его жителей озорной солдатской песней. В городе свернули налево, пошли на Ля Вев и вскоре расположились в бараках Мурмелона. Там переночевали, связались с французами, занимавшими окопы на передовой позиции, и ночью выступили им на смену, проделав километров шесть по ходам сообщения, носившим громкие названия: «Центральный бульвар», «Бульвар святого Мартина», «Бульвар Сен-Жермен». Наконец стрелка указала: «Аванпост № 2». Туда, соблюдая особую тишину и маскировку, и направились пулеметчики.

…Траншею давно обжили. По глубокому дну ее были проложены деревянные решетки, а под решетками проходила канавка, по которой стекала во время дождя вода; правда, в низинах сток был плохой, и вода туда собиралась из всех окопов и траншей. Ее приходилось вычерпывать, а она снова натекала, и траншея наполнялась белой и тягучей, похожей на сметану, жидкой грязью. Приходилось ходить по этой жиже, пока она не загустеет, тогда ее выбрасывали лопатами за бруствер. По стенкам траншей прикреплены планки с роликами, на которые натянуты телефонные провода. По решеткам на дне траншеи проложена миниатюрная узкоколейка для подвоза боеприпасов, пищи, дров, воды