Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! Страница 65

ФДР оказался далеким от нейтралитета, когда конфликт труда и капитала стал решаться на путях «итальянских забастовок». В разгар борьбы рабочих автомобильной промышленности в 1937 году он с нескрываемым высокомерием бросил: уровень их сознания «детский», а «итальянские забастовки, вне всякого сомнения, являются незаконными». Президент взял на себя смелость говорить от имени всей страны: «Итальянские забастовки чертовски непопулярны, и в конечном счете лидеры рабочего движения поймут, что рабочие не смогут достигнуть многого, если они сейчас станут непопулярными в глазах громадного большинства населения страны. Для этого, возможно, потребуется года два». В 1939 году Верховный суд запретил «итальянские забастовки» как противоречащие американской конституции.

Ожесточенные сражения на фронте труда и капитала совпали с новым экономическим кризисом осенью 1937 года. К лету 1938 года производство сократилось на треть, количество безработных увеличилось с 4,9 млн. в 1937 году до 9,6 млн. к лету 1938 года. Упал доход фермеров, подскочило число заявок о предоставлении пособий. Кризис опрокинул надежды «нью-дилеров», что они на верном пути. Еще в 1935 году, выступая в Чарлстоне, Рузвельт заверял: «Да, мы стоим на правильной дороге, не случайно избранной, мои друзья, не в результате поворота цикла, а мы сознательно избрали это направление. И пусть никто не говорит вам иного». Теперь республиканцы издевались над пророчествами ФДР. Внешне он был невозмутим. Когда на очередной пресс-конференции осторожно напомнили эти слова, президент спокойно ответил: «Меры, принятые нами тогда и сводившиеся главным образом к фискальной политике и заправке насоса (росту государственных расходов. – НЯ.), совершенно очевидно принесли ожидавшиеся результаты».

В узком правительственном кругу ФДР не смог скрыть крайнюю растерянность. Почва уходила из-под ног. Вице-президент Гарнер бестактно напомнил Рузвельту, что в кампании 1936 года он обещал сбалансировать бюджет в ближайшие годы. «Я пятьдесят раз говорил, – почти истерически закричал ФДР, – что в 1938 финансовом году бюджет будет сбалансирован. Если вы хотите, чтобы я повторил это, я могу сказать то же самое еще раз или пятьдесят раз!» Конгресс был настроен враждебно. Все главное, что предложил Рузвельт в 1937 году, было отвергнуто: помощь сельскому хозяйству, введение максимальной рабочей недели и минимальной заработной платы в промышленности. Пустили под откос грандиозный план ФДР – создать семь новых региональных управлений для развития и использования естественных ресурсов по типу TVA.

Нанеся поражение президенту, довольные сенаторы и конгрессмены летом 1937 года разъехались на каникулы. Взбешенный ФДР в речи 17 сентября указал: правительство руководствуется идеалом, который «делает понятными требования рабочих о сокращении рабочего дня и повышении заработной платы, требования фермеров получать стабильные доходы, требования громадного большинства бизнесменов избавить их от разрушительной конкуренции, требования всех покончить с таким порядком, часто ошибочно именуемым «свободой», который дает возможность горстке населения извлекать более чем терпимую долю у остального населения». Ранней осенью он совершил поездку по стране, обращаясь непосредственно к избирателям.

Рузвельт сообщил, что на 12 ноября он созывает чрезвычайную сессию конгресса, чтобы преодолеть тупик.

Он верил, что народ сумеет за оставшееся время оказать воздействие на конгресс. «Я, как Антей, собираюсь с силами, встречаясь с народом», – изрекал ФДР. В частном письме он писал в это время: «Как вы знаете, газеты жирных котов (так в США зовут монополистов. – НЯ.), то есть 85 процентов всей печати, ожесточенно выступали против всех мер администрации. Обстановку уместнее всего характеризовать так: кампания весны, лета и осени 1936 года активно продолжается весь 1937 год. Однако избиратели и сегодня с нами, как были прошлой осенью». 12 октября, ровно за месяц до начала чрезвычайной сессии конгресса, Рузвельт выступил с очередной «беседой у камелька» – речью по радио. Он указал, что собирается просить конгресс принять отвергнутое им законодательство. Речь ФДР тепло встретили радиослушатели, но она не произвела ни малейшего впечатления на законодателей.

Чрезвычайная сессия конгресса отклонила без исключения все предложенное Ф. Рузвельтом.

VII

На рубеже 1937 и 1938 годов Вашингтон лихорадило. Бесчисленные совещания в правительственных ведомствах, конференции представителей крупного и мелкого бизнеса. В январе 1938 года по приглашению правительства в столице проводилось совещание мелких бизнесменов. Они никак не могли договориться о том, что надлежит сделать для выхода из кризиса. Пришлось вызвать полицию, чтобы умерить страсти.

Прозаседались и первосвященники «нового курса». Среди них теперь первое место занимал Гопкинс, который стал самым близким к Рузвельту человеком, постоянным гостем Белого дома. Весной 1938 года Гопкинс серьезно считал, а ФДР поддерживал его в счастливом убеждении, что он будет преемником ФДР на посту президента. Система взглядов Гопкинса на способы преодоления кризиса была проста: усилить «заправку насоса» – расширить общественные работы. По-видимому, с Гопкинсом солидаризировались как старые деятели «нового курса» – Икес, Уоллес, Перкинс, Коркоран, так и новые звезды в избранном кружке – руководитель федеральной резервной системы М. Экклз, М. Эзекиль, Л. Гендерсон, У. Дуглас. Среди них получала все большее распространение идея, что необходимо обуздать эксцессы монополий. Крупные капиталисты со своей слепой жаждой наживы – виновники кризиса. Икес горячо говорил, что зло свило гнездо в «шестидесяти семьях», контролирующих американскую экономику.

Рузвельт смотрел на вещи со специфической точки зрения. Членам правительства он просто сказал: «Если мы не добьемся экономического восстановления, в 1940 году никто из нас не будет переизбран». Кое-кто пытался подсказать президенту научные методы выхода из кризиса. Выяснилось, однако, что заставить президента выслушать научные доводы практически невозможно.

Экклз добился обещания президента отвести час во время завтрака для беседы с ним на экономические темы. Редкая привилегия, ее домогались месяцами! Он вступил в кабинет президента, перегруженный идеями. Там, оказывается, уже сидел сенатор от штата Калифорния старик Мак-Аду. Рузвельт вежливо намекнул, что собирается позавтракать с Экклзом. Сенатор радостно согласился: «Вы, ребята, кушайте на здоровье, а я тем временем закончу». Начался мучительный завтрак под аккомпанемент поучений сенатора: президенту при назначении федеральных судей в штате нужно считаться не с таким-то «сукиным сыном», а с ним, Мак-Аду, и т. д. Наконец сенатор ушел, официант выкатил столик с посудой.

Можно было бы приступить к беседе, но, когда официант открыл дверь, в кабинет с радостным лаем ворвалась собака президента Фала. Рузвельт достал из стола мячик и поиграл с Фалой – пес исправно приносил в зубах мячик, заброшенный в самый дальний угол кабинета. Экклз выдавил из себя похвалу смышленому животному. «Хватит, Фала, – сказал наконец Рузвельт, – нам нужно работать». Экклз, собравшись с мыслями, заговорил. Вскоре он заметил, что его слова не доходят до собеседника. «Будь я проклят, – закричал Рузвельт. – Экклз, посмотрите, что я вижу!» Фала напачкала на ковер. Вызвали охранника, ткнули пса носом в место «преступления», отчитали и с позором изгнали. Но и время Экклза истекло. По возвращении в свое ведомство он мог сообщить подчиненным только о делах в штате Калифорния и невоспитанности собаки.

Из Англии в Белый дом пришло длинное послание, датированное 1 февраля 1938 г. Дж Кейнс, давая обстоятельный анализ политики администрации Рузвельта, видел выход из кризиса в новых ассигнованиях на общественные работы. ФДР пробежал послание и поручил Моргентау подготовить формальный ответ, который подписал, не читая. На Рузвельта не произвел впечатления экскурсе область «чистой» теории.

В конце 1937 – начале 1938 года открылась малоизвестная страница государственной деятельности Ф. Рузвельта – он бесконечно и негласно советовался с представителями крупнейших монополий.

Спустя более чем десять лет, в 1950 году, «Вашингтон тайме геральд» писала: «В 1937 году, когда новый курс оказался перед лицом депрессии, президент Рузвельт стал приглашать дельцов с Уолл-стрит на секретные совещания. Именно в это время Томас Ламонт, сменивший Моргана в качестве главы «Дж П. Морган и К°», стал посещать Белый дом. Как-то раз Моргана случайно встретили при выходе из Белого дома вместе с Мироном Тейлором, тогда возглавлявшим «Юнайтед Стейтс стил», контролировавшийся Морганом. Оба с улыбкой признали, что имели сорокапятиминутную беседу с президентом, о которой Белый дом не объявлял. Когда их спросили о целях посещения, они ответили, что речь шла о светском визите. «Поэтому вы понимаете, что я не могу рассказать о том, что говорилось в доме президента»19, – сказал Морган.