Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима. Страница 66

На этот вопрос ему ответить не смогли. Расстреливали по списку. Несчастный человек оказался в одном из расстрельных списков, его и уничтожили. Использование советского опыта наклады­валось на афганские традиции — устронять предшественников и сопер­ников. Разве что идейной борьбы в Афганистане не было, просто уни­чтожали оппонентов. Один из руководителей международною отдела ЦК КПСС говорил удивленному Харазову:

Ну, что ты хочешь? Это же Восток! Там такие традиции. Когда приходит новое руководство, оно прежде всего лишает жизни своих предшественников.

В Москве спокойно относились к этим традициям, пока их жертвой не пал Тараки, которому чисто по-человечески симпатизиро­вал сам Брежнев...

Тараки первоначально был настроен оптимистически.

Революция далась очень легко. Молодые военные взяли дворец, уничтожили главу правительства Дауда и его окружение, и все — власть у них в руках. Это вдохновило Тараки. Он был уверен, что и дальше все будет хорошо, никаких осложнений не возникнет. Тем бо­лее что Афганистану помогает Советский Союз. Но все пошло иначе.

Страна сопротивлялась социалистическим преобразованиям. Аф­ганцы не спешили становиться марксистами. Очень быстро сопротивле­ние стало вооруженным.В марте 1979 года вспыхнул антиправитель­ственный мятеж в крупном городе Герате. К мятежникам присоедини­лись части гератского гарнизона, был убит один из наших военных советников.

Тараки просто растерялся. Более решительный Амин предложил поднять боевые самолеты в воздух и уничтожить город. Главком воен­но-воздушных сил позвонил советским офицерам: что делать? Наши со­ветники пришли к Амину и уговорили его отменить этот безумный при­каз.

Именно после восстания в Герате испуганный Тараки упросил Москву принять его. Он прилетел и долго уговаривал советское руко­водство ввести войска. Тогда ему отказали. Видя, что происходит, Амин стал действовать активнее. Он считал, что Тараки не в состоя­нии удержать власть.

Тараки сформировал Совет обороны — по образцу того, который был в Советской России при Ленине. На заседания всегда приглашали главного военного советника Горелова и Заплатина. Всякий раз, прежде чем принять окончательное решение, спрашивали их мнение. Амин требовал все более жестких мер. Когда началось восстание на границе с Пакистаном, Амин предложил сжечь все населенные пункты, считая, что там живут одни мятежники.

Заплатин встал и сказал:

— Если это предложение будет принято, мы не станем участво­вать в этой операции, потому что вы нас втягиваете в гражданскую войну. Я не верю, что все села мятежные.

Амин посмотрел на советского генерала разъяренными глазами, но свое предложение снял.

В августе в кабульскую резидентуру пришел запрос: «Просим тщательно разобраться, нет ли серьезных трений и разногласий в от­ношениях между Тараки и Амином и есть ли в рядах НДПА такие же или более сильные личности, чем Амин».

Ответ резидентуры гласил: вся реальная власть в руках Амина, поэтому надо либо сократить его полномочия, либо думать о его за­мене. Партийные и военные советники придерживались прямо противо­положного мнения: надо поддерживать Амина.

Сначал министра обороны в Афганистане не было, курировал министерство Амин, но он был занят тысячью дел. Потом назначили министром активного участника революции полковника Мохаммеда Асла­ма Ватанджара. В 1978 году он на своем танке первым подъехал к дворцу Дауда и сделал первый выстрел. Тараки очень любил Ватанджа­ра. По мнению Заплатина, министерская ноша недавнему командиру ба­тальона оказалась не по плечу. Ватанджар принадлежал к так называе­мой «группе четырех», которая объединилась против Амина. В эту группу входили начальник управления национальной безопасности бывший военный летчик Асадулла Сарвари, министр связи Саид Мохам­мед Гулябзой и министр внутренних дел Шерджан Маздурьяр (затем ми­нистр по делам границ).

Тараки просил Заплатина взять Гулябзоя на политработу в армию, рекомендовал его: он очень хороший товарищ. Генерал Запла­тин дважды с ним разговаривал и отверг. Сказал Тараки откровенно:

Он мне не нужен. Он не хочет работать. Ему надо отдох­нуть и погулять.

По мнению генерала Заплатина и других наших военных совет­ников, «группа четырех» — это были просто молодые ребята, которые, взяв власть, решили, что теперь они имеют право ничего не делать, расслабиться и наслаждаться жизнью.

А дело страдало, — говорит Заплатин. — Они гуляки, Тараки их поощряет, прощает им выпивки и загулы, а Амин работает и пыта­ется заставить их тоже работать. Они жалуются Тараки на Амина, об­виняя Амина в разных грехах. Вот с чего началась междоусобица.

А за Сарвари, руководителем госбезопасности Афганистана, стояло представительство КГБ; это был их человек.

Полковник Александр Кузнецов много лет проработал н Афгани­стане военным переводчиком, был там и во время апрельской револю­ции. Он вспоминает:

— Амин, конечно, не был трезвенником, но считал, что в во­енное время нельзя пить, гулять, ходить по девочкам. А наши органы как работают? Привыкли с кем-то выпить, закусить и в процессе за­столья расспросить о чем-то важном.

Но с Амином так работать было нельзя, зато с четверкой мож­но. Они и стали лучшими друзьями сотрудники КГБ. Информация «груп­пы четырех» пошла по каналу КГБ в Москву. Их оценки будут опреде­лять отношение советских лидеров к тому, что происходит в Афганистане. Четверка старалась поссорить Тараки с Амином, надеяс отстранить Амина от власти. А тот оказался хитрее.

В начале сентября, выступая на митинге в Кабульск универси­тете. Амин назвал людей, которые стоят во главе заговора, поддер­жанного американским ЦРУ. Это был четверо министров во главе с Ва­танджаром.

13 сентября все четверо в сопровождении охраны неожиданно нагрянули в советское посольство. Они хотел разговаривать с главой представительства КГБ в Афганистане генерал-лейтенантом Борисом Семеновичем Ивановым. Утверждали, что Амин — агент ЦРУ и враг ре­волюции. Генерал Иванов попросил их изложить все на бумаге и пред­почел поскорее вывести опасных гостей из посольства.

На следующее утро, вспоминает полковник Морозов, сотрудник резидентуры приехал к Гулябзою. Он должен был забрать обращение четырех министров и заодно вежливой форме попросить их больше не приезжать к генералу Иванову в посольство.

У Гулябзоя собрались все четверо министров. Они был воору­жены пистолетами и автоматами. Прямо при сотруднике резидентуры Сарвари позвонил Тараки и стал ем говорить, что Амин готовит заго­вор и что они четве готовы приехать и взять Тараки под защиту. Та­раки это предложение отклонил. Сотрудник резидентуры забрал подго­товленные четверкой бумаги, в которых говорилось что Хафизулла Амин начал встречаться с кадровыми работинками ЦРУ еще до апрель­ской революции, и вернулся в посольство. А в два часа дня жена разведчика пришла в посольство и сказала, что четыре министра прие­хали к ним домой.

Давай, старик, рви домой и узнай, чего они хотят, — сказали разведчику.

Афганцы с автоматами и ручными пулеметами рассредоточились по всему дому.

Мы больше не могли оставаться у себя, — объяснил Гулябзой. - Амин дал команду арестовать пас. Мертвыми мы никому не нужны, а живыми можем пригодиться советским друзьям. Надеюсь, советское ру­ководство нас поймет.

Афганцы приехали на «тойоте», которую Сарвари забрал из гаража расстрелянного президента Дауда еще в апреле 1978 года. Доложили генералу Иванову и послу Пузанову. Те не знали, что делать. Потом решили афганцев превести на виллу, которую занимали бойцы из спец­отряда КГБ «Зенит», они охраняли советских представителей н Афга­нистане.

А «тойоту», на которой приехали афганские министры, перегнали в посольство и поставили в один из боксов. Потом, чтобы скрыть следы, машину разобрали и по частям закопали поблизости от посоль­ства. Противоречия между представительством КГБ и военными совет­никами в Кабуле крайне обострились.

На одном совещании, — вспоминает генерал Заплатин, - дело дошло до того, что мы друг друга готовы были взять за грудки.

Армейского генерала Заплатина злило то, что днем, в рабочее время руководители представительства госбезопасности вольготно располагались в бане, выпивали, закусывали.

Как понять логику представителей КГБ? — спросил я Запла­тина. — Они считали Амина неуправляемым, полагали, что надо поса­дить в Кабуле своего человека, и все пойдет как по маслу, так, что ли?

Они делали ставку на Бабрака Кармаля, — считает генерал Заплатин, — и были уверены, что необходимо принести его к власти, А для этого придется убрать Амина. Бабрак, считали они, сможет найти общий язык с Тараки. Почему им нравился Бабрак? Он — легко управляемый человек. Амин может и не согласиться с мнением совет­ских представителей, проводить свою линию. Но он не был пьяницей, как Бабрак. Даже по одной этой причине Бабрака Кармаля нельзя было допускать к власти.