Макс Неттлау - Очерки по истории анархических идей Страница 7

Пи-и-Маргаль, молодой каталонский республиканец, в период временной политической свободы, которая могла бы быть названа испанским 1848 годом, а именно, в период в 1854-1855 годов, напечатал знаменитую книгу «Реакция и Революция», политические и социальные наброски (Мадрид, 1854 г., 424 стр.) первый и единственный том, заключительная часть которого, однако, датирована 27 августа 1855 года. Эта редкая книга пыла перепечатана в 1928 году в «Revista Blanca» (Барселона, 478 стр.). Автор доказывает суверенность личности и заключает из этого, что ни один человек не должен обладать властью над другим человеком, ибо между суверенными существами могут быть только соглашения, договоры. Власть и суверенитет (автономия) друг другу противоречат. Власть, как социальный базис, должна быть заменена договором в качестве социального базиса. Этого требует логика. Демократия, говорит он, начинает допускать суверенитет личности в качестве своей единственной возможной основы, но всё ещё отвергает ту анархию, которая является следствием, не могущим быть отвергнутым. Поступая так, она приносит логику в жертву интересам минуты. Человек суверенен, власть же есть отрицание суверенности. Таково мое революционное понимание. Я должен уничтожить власть. Такова моя цель. Таким образом я знаю, какова моя исходная точка и какова моя цель, и я не колеблюсь.

В этом рассуждении Пи-и-Маргаль и его памятная книга стоят рядом с тремя наиболее замечательными книгами начала 50-х годов: «Социальная статика» Герберта Спенсера (Лондон, 1850), «Наука об обществе: истинная конституция правительства в суверенности личности» С. П. Эндрюса (Нью-Йорк, январь 1851 г.) и «Общая идея революции в XIX веке» Прудона (Париж, 1851). Совершенно не вероятно, чтобы Пи-и-Маргаль не знал этих книг и не был бы под влиянием их, не вдохновлялся бы ими прямо или косвенно, пополняя их своим богатым испанским опытом и своими прирожденными каталонскими склонностями к автономии.

В 60-х годах Пи-и-Маргаль и другие перевели важнейшие произведения Прудона, и эти произведения, вместе с книгой «Реакция и революция», были умственной пищей испанских федералистов-республиканцев, часть которых, в большинстве состоявшая из очень развитых ремесленников, была также затронута движением в пользу социальных ассоциаций, которое созрело среди испанских рабочих уже в 40-х годах. Таким образом, эти рабочие, стоявшие между Пи-и-Маргалем (который впоследствии втянулся в республиканскую политику) и Прудоном (социальное учение которого не удовлетворяло их), были хорошо подготовлены к восприятию чистого анархизма, связанного с, полным социализмом (коллективизмом), который Бакунин изложил им в 1868-1869 годах, как мы это увидим ниже.

50-ые годы дали еще другое замечательное социальное произведение, итальянские «Saggi sulla Rivoluzione» (Очерки революции в книге Карло Писаканэ «Saggi stori a politici-military» Исторические, политические и военные очерки, Женева 1859 и Милан 1860, 4 части). Писаканэ, офицер и участник итальянских войн и восстаний 1848-1849 годов, независимый мыслитель и критик, стоявший в стороне от Мадзини, погиб, сражаясь в отчаянной попытке поднять революцию в тогдашнем неаполитанском королевстве (Июнь 1857 года). Он оставил после себя упомянутые очерки, которые были правильно редактированы, но так как они не понравились централистам, сторонникам власти и буржуазным националистам, то они были искусно изъяты из обращения. Как раз в период 60-х и 70-х годов, когда они особенно были бы полезны, чтобы показать, как дороги были либертарные воззрения признанному национальному герою, их сделали недоступными. Но Джузеппе Фанелли, товарищу Писаканэ, в 1857 году эти воззрения были хорошо известны, и в середине 60-х годов Фанелли стал ближайшим итальянским товарищем Бакунина. Фанелли был также тем человеком, который зимою 1868-1869 годов получил от Бакунина и его друзей поручение ознакомить с их идеями испанские кружки в Мадриде и Барселоне, как раз те круги ремесленников и промышленных рабочих, где идеи Пи-и-Маргаля, Прудона и других социалистов пользовались большим уважением и которые были вполне подготовлены к восприятию бакунинских идей в изложении Фанелли, друга Писаканэ. «Свобода и ассоциация» такова формула, резюмирующая цели Писаканэ. Он отвергает традиционные формы правительства, как непозволяющие истинной свободе развиваться. Лучшими гарантиями свободы для него являются автономные общины с соответствующими участками земли и ассоциации рабочих, которым доверяются надлежащие средства производства, но земля и средства производства остаются во владении коллектива.

Коллективистический анархизм, излагавшийся в 60-х годах Бакуниным и другими, близко подходит к системе Писаканэ. С этой системой учение Бакунина расходится в одном пункте: по мнению Бакунина необходим промежуточный организм между коммуной и коллективом для защиты изолированной коммуны, а именно округа или провинциальная федерация коммун, в то время как Писаканэ, помня о вражде и соперничестве многочисленных итальянских подразделений, стремился положить конец всякому роду подразделений и хотел осуществить это путем коммунальной автономии.

Из этого краткого обзора серьезных, антигосударственных тенденций в Англии, Соединенных Штатах, Франции, Германии, Испании, Италии, вплоть до 1860 года, в произведениях подлинного цвета политических мыслителей, социальных ученых, социалистов и выдающихся деятелей искусства и науки, мы можем заключить, что эти тенденции были и до сих пор остаются подлинным результатом, цветом прогрессивной мысли, несмотря на временные остановки в ее развитии, вызванные общим ходом событий, начиная с 1860 года. Препятствия были и до сих пор остаются очень серьезными.

Исторически эти препятствия были неизбежными последствиями усиления капитализма путем развития техники, фабричной системы и других факторов, начиная с конца XVIII века. Это развитие капитализма доставило большие преимущества в области промышленности в западной Европе: Англии, Франции, Бельгии. Политически разъединенные и слабые государства Германии и Италии стремились к государственному единству и национальной независимости, к экономическому развитию, свободному от английского импорта и от французской политической опеки. Отсюда эра национальных войн с 1859 г. до 1871 года. Отсюда столкновение национальных чаяний на востоке Европы, главным образом славянских народностей, нашедших себе выражение в мировой войне, и создание новой карты Европы после 1918 года с 36 государствами вместо 25, с 20 тысячами километров пограничной линии вместо 13 тысяч, с 30 образцами монет вместо 18. Эти перемены за время с 1918 по 1930 год принесли такие результаты, что в настоящее время дальнейшее деление считается нежелательным. Наоборот, коллективные группировки в форме пан-Европы, или в менее крупные объединения являются предметом серьезного обсуждения. Экономическая жизнь требует простора, а деление по национальному признаку не всегда может обеспечить этот простор. Экономически удушаемые страны создают международную депрессию. Прудон в своих произведениях и письмах 1859-1863 годов предвидел все это. Приближается время, когда справедливая федерация станет очередным вопросом.

Рабочие были физически ослаблены, и духовно искалечены грубой жестокостью развивавшейся машинной цивилизации. В то время, как британские тред-юнионы, делая огромное усилие, защищали рабочих не без успеха, в других странах, с другой исторической основой, это казалось невозможным, и единственным фактором, способным регулировать и смягчать худшие эксцессы эксплуатации, было государственное управление путем законодательства и охраны интересов граждан. Это объясняет поспешность, с которой континентальные социалисты стали добиваться на выборах влияния в парламенте, с целью проведения реформ и законодательной охраны труда, начиная от Луи Блана и Люксембургской комиссии в Париже в 1848 году и от агитации Лассаля за всеобщее избирательное право и государственную помощь в 60-х годах в Германии. После того, как события шли таким ходом в течение 70 лет, нам ясна теперь обманчивость этой отчаянной попытки доверить интересы рабочих государству, которое в первую очередь является опорой власть и капитал имущих и, в равной степени, оказывается защитником своих собственных интересов, т. е. интересов огромной и крепко организовавшейся бюрократии. Государство лишило силы все социалистические партии, которые на него опирались и дало рабочим, в обмен на их социалистический энтузиазм, выразившийся в миллионах избирательных бюллетеней только жалкую подачку в виде кой-какого законодательства, которое рабочие, при других обстоятельствах, с таким же успехом завоевали с помощью тред-юнионистской политики и синдикалистского прямого действия. Кроме того, там, где государству присвоены еще более широкие социальные функции путем частичной социализации, или, как в России путем управления всего, что жизненно в экономической и социальной жизни, или, как в современной Италии путем разделения населения на средневековые категории, результаты оказываются плачевными и нестерпимыми. Таким образом и здесь, если мы окажем разумно организованное противодействие, то окажемся почти у конца неудачной эволюции и могли бы избавить себя от необходимости испить до дна горькую чашу государственного всемогущества, в то время как неспособность государства так очевидна. Здесь также 70 лет опыта в ложном направлении создали невозможное положение: раздувшийся организм государства, производящий наименьшее количество полезного труда с наибольшими издержками и громоздкость бесполезной государственной машины с огромной бюрократией и милитаризмом, постоянная опасность войны и удушения нормального хода экономической жизни. Поэтому, должны быть основания для надежды, если анти-госу-дарственная идея вновь станет проповедоваться с той же силой и талантом, как в дни Прудона, Герберта Спенсера и многих других, к которым должны быть причислены лучшие представители либертарной этики, такие люди, как Торо, Уолт Уитмен, Эдуард Карпентер и Л. Н. Толстой.