Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 16 Страница 20

Знание, действительное, актуальное знание может иметь различные степени ясности. Очень часто бывают случаи, для которых мне бы казался наиболее подходящим термин актуального, но «скрытого» знания. Выше мы приводили такие случаи, говоря о «сознании знакомости». Другой особенно наглядный случай, – когда мы тщетно стараемся припомнить какое-нибудь имя. Объект, оставаясь неосознанным, производит определенное влияние на наше познание. Я «скрыто» знаю искомое имя, у меня есть интенция на него, я в своих исканиях направляюсь на него. Поэтому я сразу же узнаю, когда кто-нибудь назовет мне это имя. Нельзя отрицать психическую реальность такого знания. Я переживаю реальное знание скрытого от меня объекта. Между явным и скрытым знанием наблюдаются всевозможные переходы. Напомню прекрасное стихотворение Толстого по этому поводу. Есть думы ясные и есть такие, что

«Промелькнет она без образа,Вспыхнет дальнею зарницею,Много смутного, непонятногоВ миг тот ясно сердцу скажется.А рванешься за нею, погонишься —Только очи ее и видели,Только сердце ее и чуяло!Не поймать на лету ветра буйного,Тень от облака от летучегоНе прибить гвоздем ко сырой земле».

Если актуальное знание сколько-нибудь сложного состава, то в нем всегда имеется, кроме явного, еще и скрытое знание. Поэтому чем выше мысли, тем более представляются они как бы оторванными от материи, от земли, «свободно витающими». Носятся они над нами – белоснежно «чистые», солнцем разума пронизанные, небесные странники. И нет у них, вечно свободных, «ни родины, ни изгнания».

От актуального знания, явного и скрытого, нужно отличать потенциальное знание, не как действительное, а только возможное переживание. У студента, собирающегося кутнуть после блестяще сданного экзамена, только что актуализированное им перед экзаменатором знание перешло в потенциальное. В этом случае, конечно, легко, но бывают случаи, когда очень трудно отличить актуальное скрытое знание от потенциального. Иногда только последующее переживание обнаруживает скрытое знание, реально пережитое в настоящем. Вообще прошлое гораздо теснее слито с настоящим, чем обыкновенно думают. Чем полнее и глубже настоящее, тем больше в нем прошлого.

В последние годы Бергсон особенно выдвинул значение прошлого. «Прошлое наше следует за нами, постоянно обогащаясь по пути настоящим»26. По Бергсону, это обогащение, заключающееся в слиянии и проникновении настоящего растущим прошлым, выражается в бесконечном творчестве новых жизненных содержаний. «Объем сознания», конечно, всегда несравненно больше и спуститься для измерения его нужно несравненно глубже, чем это представляется сенсуалистическому психологу, с ученым видом измеряющему его в своей лаборатории. Но иногда жизнь сознания гораздо глубже, чем это представляется даже и действительно хорошему наблюдателю.

«Есть много звуков в сердца глубине,Неясных дум, непетых песней много»…

Что скрыто в глубине, несмотря на его значение, обычно остается незамеченным. Способностью постигнуть его и сделать явным для других обладают лишь немногие тайновидцы духа.

А.И. Кунцман.

Психология мышления Ф. Брентано, Г. Уфуэса, Э. Гуссерля и К. Штумпфа

Психологические учения о мышлении Брентано, Уфуэса, Гуссерля и Штумпфа будут изложены здесь на основании следующих их произведений: Brentano: «Psychologie vom empirischen Standpuncte» (1874), «Klassification der psychischen Phänomene» (1911, переиздание последних глав предыдущего сочинения), Uphues, «Psychologie des Erkennens» (1893); Husserl, «Logische Untersuchungen» (1900, 1901); Stumpf, «Erscheinungen und psychische Functionen» (1907). При этом перед изложением учения о мышлении каждого из них будет дан на основании тех же книг более сжатый очерк его общих психологических воззрений, через что изображение их психологии мышления получит ряд поясняющих ее оттенков.

Душевные явления для Брентано – душевные акты; то и другое для него просто синонимы27. Под актом он, видимо, подразумевает деятельность28. Исходной точкой психологических воззрений Брентано вообще была традиция Аристотелевой и схоластической философии. Из нее он и получил понятие душевного акта, которое, несомненно, понималось в схоластической философии тоже как деятельность, хотя слово «акт» вообще употреблялось в другом, более широком значении.

Основное определение душевных явлений или актов у Брентано следующее. Каждое душевное явление, по его воззрению, характеризуется отношением к какому-либо содержанию, направлением на какой-либо предмет, имманентною предметностью (все эти три выражения обозначают, конечно, одно понятие). Всякое душевное явление, следовательно, имеет свой предмет, но не каждое относится к нему одинаковым образом: в представлении что-нибудь представляется, в суждении признается или отвергается, в любви любимо, в ненависти ненавидимо и т. д.29В этом основном пункте – указании главного, по его собственному признанно, признака душевности30, Брентано уже прямо ссылается на схоластическую философию как на источник этого его определения (там же, стр. 115). Он усваивает и ее терминологию, именуя этот общий признак душевности интенциональным существованием (предмета) внутри (душевных явлений) (стр. 127, ср. стр. 115). Термин «интенциональный» не обозначает, по объяснению самого Брентано31, что в такого рода явлениях есть намерение или преследование цели (франц. intention). Он означает как бы тяготение души в ее явлениях (чаще даже познавательное, чем волевое) к какому-либо предмету (intendere значит тянуться, стремиться к чему-нибудь, прежде всего в физическом смысле). Правда, и при таком толкованы можно еще говорить о том, что тут налицо стремление к цели, так как перипатетическая философия приписывает последнее всякому движению; но у нас сейчас идет речь о гораздо более узком понимании целестремительности. Словом «интенциональный» отстраняется в выражении «интенциональное существование внутри душевного явления» возможность ошибочного его толкования в смысла реального существования предмета внутри душевного явления, а не того особого, которое здесь подразумевается и которое каждый может усмотреть из приведенных примеров.

Далее Брентано определяет душевные явления как представления или такие явления, для которых основой служат представления32. Под представлением же он подразумевает только представливание или акт представления, например, слышание звука, видение окрашенного предмета, вообще, значит, ощущение как акт; подобные же состояния воображения, мышление понятия, если таковое действительно происходит, не включает в понятие представления Брентано все то, что представляется, т. е. предмет или содержание, на которое направлено представление, к которому оно имеет отношение. Сообразно с этим, к физическим явлениям он относит не только, например, виденную местность или оркестр, звукам которого внимают, но и ощущаемые краски, входящие в состав образа первой, звуки, являющиеся элементами симфонии, исполняемой вторым (там же, стр. 103, 104). Через то, что Брентано отрицает душевность представляемых содержаний, он совершает нововведение по отношению к перипатетической традиции, отличающей от акта представления отображение предмета в душе. Это объясняется реакцией против английских психологов, которые, наоборот (начиная от Локка и до Дж. Ст. Милля и Бэна) или отрицали существование актов представления, или в неясном употреблении понятий смешивали их с содержанием представлений. Подтверждается такое объяснение его нападками на указанные воззрения английских психологов (там же, стр. 160– 162).

Затем Брентано считает еще общим признаком душевных явлений их непротяженность (стр. 111, 115, и особенно 126). Тут он опять отдаляется от перипатетической традиции: Аристотель и схоластики признавали протяженными, например, ощущения. Как намекает сам Брентано, второе отступление от Аристотелевой традиции объясняется первым: если (протяженные) содержания ощущений не душевны, то менее основания относить оторванный от них таким образом акт к числу протяженных явлений (стр. 114, особенно прим. 3).

В заключение изложенного выше ряда определений душевных явлений Брентано указывает еще на отличающий их признак единства сознания. Последнее состоит в том, что все душевные явления, в определенное время воспринимаемые одним лицом, во всем их многообразии всегда образуют единство, единую вещь (стр. 125, 126, 127, 214, 272) (единое существо). Сознанием Брентано вообще называет не что иное, как душевные явления, душевные акты (там же, стр. 132), так что можно было бы у него ожидать словоупотребления единство сознаний; однако он сохраняет общепризнанную терминологию и говорит о единстве сознания.

Дав вышеизложенные определения душевных явлений, «сознаний», Брентано ставит вопрос о сознательности или бессознательности их самих (стр. 133). Бессознательное, говорит он (стр. 133, прим. 1) понимается двояким образом – активно, в смысле несознающего, и пассивно, в смысле несознаваемого. В первом смысле «бессознательное сознание» было бы противоречием, во втором – нет; а это как раз смысл, в котором было употреблено выражение «бессознательное сознание» в данном случае. Другими словами, вопрос касается того, неизбежно ли душевные явления сами оказываются предметами душевных явлений? После пространного исследования (стр. 131 – 180), Брентано отвергает предположение о существовании бессознательных душевных явлений и признает, что всякое душевное явление сознательно (стр. 180, 181). Стремясь избегнуть бесконечного ряда душевных явлений, из которых одно сознавало бы другое, Брентано утверждает при этом, что такого рода сознание, называемое им внутренним, сливается с являющимся его предметом другим душевным явлением в единый акт. В одном душевном явлении мы сознаем, например, звук, слышание звука и сознание слышания звука, причем звук является первичным, слышание звука вторичным предметом единого душевного акта (стр. 167). Брентано указывает и тут на Аристотеля как на представителя сходных с ним взглядов (стр. 171), необходимо только отметить, что у Аристотеля речь идет собственно не о внутреннем сознании вообще, а, в частности, о познании душевных явлений. В схоластике такого рода воззрения тоже представлены; сознание и познание там тоже не различаются. Что для Брентано сознание и познание не одно и то же, будет еще показано ниже.