Галина Ракитская - Основные труды. Том 2. Идеология последовательного (революционного) гуманизма. Теория общества и хозяйства Страница 26

Превышение в переходный период допустимой меры принуждения к новым формам общественной жизни ведет к институционализации принуждения как доминирующей формулы политической практики. В конечном счёте это ведёт к утверждению не демократического (буржуазно-демократического или социалистического) государства, а режима диктатуры под теми или иными правовыми и идеологическими масками. Именно это обстоятельство заставляет современных марксистов не соглашаться с либеральным тезисом о необходимости диктатуры для перехода к демократии.

Соотношение принуждения и свободы (добровольности) в переходный период – мало разработанный вопрос и в марксизме, и в других научных направлениях. В целом в этой области можно констатировать этап накопления фактов и отдельных обобщений, а не этап формирования общей теории вопроса, охватывающей причины, направления, формы и результаты превышения политической властью допустимой меры принуждения в революционно-демократических преобразованиях.

Для марксистов особенно важна та часть теоретического осмысления проблемы, которая относится к социалистической социальной революции и формулирует свои положения с учетом истории переходного периода в России после Октябрьского переворота, завершившегося установлением политического режима диктатуры, перерождением самих целей власти по сравнению с первоначальными целями революции. Существенный шаг в сторону разработки марксистской теории вопроса – концепция деформаций и перерождений социализма, опубликованная впервые в 1988 г.[100].

В современный переходный период в России политическая власть осуществляла реформы как по преимуществу разрушительные и по преимуществу принудительные по отношению к трудящемуся большинству населения. Обобщенная характеристика результатов этих реформ и прогноз социальных итогов переходного периода с позиций, отвечающих марксистской методологической традиции, – в следующем разделе.

1. Практически общепризнано существеннейшее расхождение между официально объявленной в России в октябре 1991 г. направленностью реформ, с одной стороны, и реальными результатами преобразований, с другой.

Главное в этих расхождениях:

а) существенное ухудшение всех параметров функционирования экономики вплоть до её разрушения, потери экономической независимости и обороноспособности страны – вместо прогрессивной структурной перестройки (включая разумную степень конверсии гипертрофированного ВПК) и перехода в режим устойчивого экономического роста;

б) подавленная гиперинфляция, натурализация обмена в реальном секторе экономики, размах финансово-спекулятивной деятельности – вместо современной (т. н. “цивилизованной”) рыночной экономики;

в) многоразовое скачкообразное понижение уровня жизни большинства населения вплоть до развития процессов социальной деградации, сверхрост социальной дифференциации – вместо улучшения социального положения трудящегося большинства, уменьшения социальной дифференциации;

г) обвальный рост социальных рисков для населения и хозяйствующих субъектов, полубесплатный-полупринудительный труд как массовое устойчивое явление – вместо социальной рыночной экономики и соответствующей системы социальной защищённости населения и предпринимательства;

д) отсутствие элементарного правопорядка (в том числе массовое нарушение трудового законодательства), беспрецедентные масштабы развития теневой экономики, коррупции, организованной преступности, прямого разграбления (с огромным вывозом за рубеж) национального богатства – вместо преодоления беззакония и произвола, теневых процессов, создания механизмов правового государства на базе политической, социальной и экономической демократии;

е) чрезвычайно медленное освоение населением практики самоорганизации для организованного солидарного востребования и защиты своих прав, свобод и интересов – вместо развития социальной структуры и социальных механизмов гражданского (реально многосубъектного) общества, в том числе механизмов социального партнёрства.

В обобщённом виде можно констатировать, что в результате осуществления по преимуществу разрушительных и принудительных (по отношению к большинству населения) преобразований Россия движется в целом по пути социальной деградации.

2. Из-за расхождения декларированного и фактического говорят о «неудаче» реформ и даже о «крахе» избранного курса.

Те, кто осмысливает происходящее в духе институционализма, считают непосредственной причиной «неудачи», «краха» реформ недостаточное внимание реформаторов к институциональному аспекту рыночно-капиталистических преобразований.

В предельном случае (когда говорят о невнимании к институциональному аспекту как таковому) это утверждение абсолютно бессмысленно, поскольку, как разъяснено выше (см. раздел 2.1), непосредственным объектом реформаторской деятельности при общественных преобразованиях являются именно общественные институты.

Более осмысленной является позиция, которая исходит из предположения о намерениях реформаторов осуществить переход к эффективной рыночно-капиталистической экономике (причём к социальной рыночной экономике) и нацелена на поиск конкретных ошибок реформаторов при проведении институциональных реформ. В рамках этой позиции рассуждают о том, какие из институтов современного рыночно-капиталистического хозяйства не были предварительно созданы или же созданы не такими, как во всем «цивилизованном мире», или же созданы без учёта той или иной российской специфики и т. п.

3. И в первом (бессмысленном) случае, и во втором исходной причиной «неудачи» реформ считается институциональная, так сказать, некомпетентность реформаторов, их неспособность обратиться к опыту других стран (например, к опыту послевоенных преобразований в ФРГ, к опыту Пиночета и пр.). Или же (при лучшем отношении к реформаторам) исходную причину усматривают в безответственном поведении оппозиции, будто бы не позволившей (и будто бы не позволяющей до сих пор) провести такие трансформации экономических институтов, которые были необходимы для выхода страны из кризиса, для осуществления задач реформ.

4. Взгляд на российские реформы, отвечающий марксистской традиции, переводит анализ из плоскости выявления перечня конкретных институциональных ошибок или же контринституциональных происков оппозиции, из плоскости увлекательных разгадок запущенных неправильных механизмов (институциональных «ловушек») в совершенно иную плоскость. А именно, в плоскость выявления социально-политических причин, по которым были проведены именно такие реформы (по преимуществу разрушительные и принудительные с социально-деградирующим итогом) и по которым был проигнорирован теоретический багаж экономической науки и реальный мировой опыт созидательных рыночно-капиталистических преобразований. К социально-политическим относятся и причины того, что худо-бедно организованная псевдокоммунистическая оппозиция «его величества Президента», имея доступ к государственной власти, не оказала на деле решительного сопротивления ни одной сколько-нибудь существенной акций реформаторов, за исключением разве что сопротивления антиконституционным действиям Б.Н.Ельцина в конце сентября 1993 г.

5. В СССР тоталитаризм достиг такой стадии, когда внутри самого общества не было реальных сил, способных вывести его на прогрессивную демократическую линию развития. Требовался не только толчок извне, но и реальная поддержка извне демократическим процессам. Такой толчок и такая поддержка поначалу были оказаны структурами, проводящими интересы ведущих групп международного капитала, – но лишь в той мере, в какой это поставило Россию под контроль внешних сил, заинтересованных в преимущественно разрушительных процессах в России.

Линия разрушения, навязываемая извне, осуществлялась одновременно с другой линией – собственно российской линией, порожденной теми причинами и интересами, которые выросли из стадии тоталитаризма. Эта линия – небывало хищническое первоначальное накопление капитала, паразитирующее на разрушительных процессах.

В результате в России на месте тоталитаризма возникла система политического и экономического бандитизма, действующего (как и внешние силы) как фактор разрушения общества, как фактор его деградации. При этом введение и культивирование парламентарных и других буржуазно-демократических институтов не только не предотвратили, не воспрепятствовали и не оказали заметного сопротивления бандитскому разрушительному действию международного и отечественного капитала, но и весьма украсили этот процесс. Так что идея институтов-демиургов общества показала в России свою полную бесплодность.