Сборник - Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс Страница 27

Когда вы продаете идеи, вам приходится продавать такие идеи, которые продаются. Но в секулярный век, когда абстракция «науки» рискует заменить собой все другие абстракции, все, что может остаться от науки – если мы позволим и дальше процветать «научной» риторике, – это примитивная, выхолощенная, однообразная ее версия.

Нам не нужно выбирать между Богом и человеком, наукой и философией, интерпретацией и доказательством. Но по иронии судьбы наука, пытаясь утвердиться как высшая форма секулярного знания, нечаянно повысила себя в звании до теологии. Наука – это не столько практика, сколько идеология. Нам не нужно уничтожить науку, чтобы спустить ее на землю. Но мы должны снова спустить ее на землю, и первым шагом должен стать отказ от риторики, которая стала ее самым популярным ритуалом.

Наше узкое определение науки

Сэм Харрис

Нейробиолог, сооснователь и председатель фонда Project Reason («Проект „Разум“»). Автор книги Waking Up: A Guide to Spirituality Without Religions («Пробуждение: Руководство по духовности без религий»).

Покопайтесь у себя в голове или припомните ваши беседы с другими людьми, и вы обнаружите, что в реальности не существует четких границ между наукой и философией – или между этими дисциплинами и любой другой, которая пытается достоверно объяснять мир на основе фактов и логики. Когда такие попытки и методы доказательства включают эксперимент и/или математическое описание, мы говорим, что речь идет о «науке»; когда они касаются более абстрактных вопросов или самой сущности нашего мышления, мы часто говорим, что мы «философствуем»; когда мы просто хотим узнать, как люди вели себя в прошлом, мы называем свои интересы «историческими» или «журналистскими»; а когда приверженность человека фактам и логике опасно истончается или вообще схлопывается под бременем страха, беспочвенных надежд, племенных чувств или экстаза, мы понимаем, что этот человек «религиозный».

Сейчас границы между действительно интеллектуальными дисциплинами мало что определяют, кроме университетских бюджетов и зданий. Является ли Туринская плащаница средневековой подделкой? Это, конечно, вопрос к историкам и археологам, но возможность измерить возраст материала с помощью радиоуглеродного анализа привлекает к делу также химию и физику. Реальное различие, которое должно нас заботить – и которое на самом деле является sinequanon научного подхода, – это различие в качестве доказательств: чтобы поверить во что-то, одному человеку требуются хорошие, надежные, веские доводы, а другой удовлетворяется плохими и шаткими.

Научный подход можно применить в любой ситуации. В самом деле, если бы доказательства подлинности Библии и воскрешения Иисуса Христа были хорошими, то можно было бы принять доктрину фундаментального христианства как научную. Проблема, конечно, состоит в том, что эти свидетельства либо очень плохого качества, либо их просто не существует – отсюда и барьер, который мы возвели (на практике, а не принципиально) между наукой и религией.

Непонимание этой проблемы породило много странных идей о природе человеческого знания и о пределах науки. Люди, которые боятся вмешательства научного подхода – особенно те, кто настаивает на уважении к вере в того или иного бога Железного века, – часто в уничижительном смысле используют такие слова, как «материализм», «неодарвинизм» и «редукционизм», словно эти доктрины непременно связаны с самой наукой.

Конечно, у ученых есть хорошие причины для того, чтобы быть материалистами, неодарвинистами или редукционистами. Однако наука не обязывает ученого выбрать какую-то одну из этих доктрин, а сами эти доктрины не обязывают следовать им всем одновременно. Если бы существовали доказательства в пользу дуализма (существование нематериальных душ, реинкарнация), то можно было бы быть ученым, не будучи материалистом. Но доказательства здесь чрезвычайно слабые, поэтому практически все ученые в том или ином смысле материалисты. Если бы нашлись доказательства, опровергающие эволюцию путем естественного отбора, то можно было бы быть научным материалистом, не будучи при этом неодарвинистом.

Но так уж получилось, что общая схема, предложенная Дарвином, устоялась в науке не хуже других схем. И если бы появились доказательства, что сложные системы порождают явления, которые не могут быть поняты через составные части системы, то можно было бы быть неодарвинистом, не будучи редукционистом.

Большинство ученых оказываются в такой ситуации по чисто практическим соображениям, потому что все отрасли науки, кроме физики, вынуждены пользоваться идеями, которые не могут быть поняты исключительно посредством частиц и полей. Многим из нас случалось вести «философские» дискуссии о том, как быть с этим тупиком в объяснениях. Если мы не можем предсказать поведение цыплят или молодых демократий, основываясь на квантовой механике, означает ли это, что эти явления более высокого порядка представляют собой нечто иное по сравнению с лежащими в их основе физическими свойствами? Я бы ответил «нет», но это не означает, что я предвижу такое время, когда для описания мира мы будем использовать только существительные и глаголы, используемые в физике.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Здесь и далее цитаты из «Научной автобиографии» Макса Планка даны в переводе В. С. Кудрявцева. – Здесь и далее – примеч. ред., если не оговорено иное.

2

Марсело Глейзер. Остров знаний. Пределы досягаемости большой науки / пер. с англ. М. Кленницкой. СПб.: Питер, 2017. (Pop Science).

3

Несводимость свойств системы к сумме свойств ее компонентов.

4

Сет Ллойд. Программируя Вселенную. Квантовый компьютер и будущее науки / пер. Анны Стативки. М.: Альпина нон-фикшн, 2014.

5

Скотт Атран. Разговаривая с врагом. Религиозный экстремизм, священные ценности и что значит быть человеком / пер. Н. Подуновой. М.: Карьера-пресс, 2016.

6

Степень ориентации человека при принятии решений на имеющиеся у него знания и опыт, а не на внешние ориентиры, если последние вступают в противоречие с его опытом.

7

Имеется в виду английское разговорное выражение You don’t have to be a rocket scientist to… («Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы…» и т. п.).

8

Николас Хамфри. Сознание. Пыльца души / пер. Ивана Ющенко. М.: Карьера-пресс, 2014.

9

Ли Смолин. Возвращение времени. От античной космогонии к космологии будущего / пер. Андрея Ростовцева. М.: Corpus, 2014.

10

Брайан Грин. Ткань космоса. Пространство, время и текстура реальности / пер. Бориса Ишханова. М.: Либроком, 2015.

11

Макс Тегмарк. Наша математическая вселенная / пер. Александра Сергеева. М.: Corpus, 2016.

12

Вселенная из ничего. Почему не нужен Бог, чтобы из пустоты создать Вселенную / пер. Анастасии Бродоцкой. М.: Прайм-Еврознак, 2000. (Золотой фонд науки).

13

Alan H. Guth. Eternal Inflation and its implications // arXiv: hep-th/0702178v1, 22/02/2007. – Примеч. авт.

14

Завтра (исп.).

15

Здесь и далее «Научная автобиография» Макса Планка цитируется в переводе В. С. Кудрявцева.

16

Гордон Кейн. Суперсимметрия. От бозона Хиггса к новой физике / пер. Е. А. Литвиновича. М.: Бином. Лаборатория знаний, 2015.

17

К моменту сдачи книги в печать (весна 2017 года) таких сообщений получено не было. – Примеч. науч. ред.

18

Дэвид Дойч. Начало бесконечности. Объяснения, которые меняют мир / пер. Марии Талачевой. М.: Альпина нон-фикшн, 2017.

19

Письмо Ричарду Бентли, 25 февраля 1693 г., цит. по: Richard S. Westfall. Never at Rest: A Biography of Isaac Newton. Cambridge University Press, 1983. С. 505. – Примеч. авт.

20

Ричард Докинз. Магия реальности. Как наука познает истину / пер. Павла Бунтмана. М.: Corpus, 2016.

21

Изначальная птица, первоптица (нем.).

22