Георгий Кублицкий - Три нью-йоркских осени Страница 27

Итак, дружбы ради я лишний квартал тащу кипу «Нью-Йорк таймс» в свой «Тюдор», где в холле гостиничный продавец газет провожает меня презрительно-отчужденным взглядом.

В моей маленькой комнатке (восемь долларов в сутки) вместо письменного стола стоит крохотный комодик с откидной доской секретера. Просто стыдно вносить солидную респектабельную газету в такую тесноту! Охапка воскресного выпуска «Нью-Йорк таймс», распавшись на десять отдельных изданий — секций, быстро устилает пол, занимает стул, кровать. Еще бы — 492 страницы!

Тут есть все — от советов картежникам, увлекающимся игрой в бридж, до обзоров важнейших международных событий за неделю. Для биржевика — тридцать страниц с курсами акций; домашней хозяйке — советы по воспитанию кошек и уходу за кактусами; на любителя поэзии строго смотрит с полосы объявлений Евгений Евтушенко, сборник избранных стихов которого издан в Нью-Йорке; фотографии в хорошо иллюстрированном приложении журнального типа покажут вам внутреннее убранство нового отеля «Американа», обыск торговца наркотиками, Аденауэра на богослужении…

«Таймс» — так сокращенно именуют газету — выделяется из множества американских изданий. Это влиятельная газета с репутацией неофициального официоза, в выступлениях которой чувствуется хорошая осведомленность как в делах Уолл-стрита, так и в политике Белого дома. Она не печатает комиксы и не употребляет «дров» — жирного афишного шрифта для заголовков, как можно крепче бьющих по нервам читателя.

При мне в Нью-Йорке взорвался котел кафетерия на телефонной станции. «Дейли ньюс» во всю первую полосу напечатала всего одно слово: «Кто?» Вторую, третью и часть седьмой страницы занимали снимки погибших при взрыве, которых пока не удалось опознать. И своим «Кто?», напечатанным черными афишными буквами, газета как бы спрашивала: кто эти люди? Всмотритесь — может, это ваши родственники или знакомые? Взгляните, скорее взгляните!

«Нью-Йорк таймс» чужда подобной дешевой сенсационности. Она просто сообщила, где произошел взрыв, сколько человек погибло, сколько погибших опознано и что делается для того, чтобы опознать остальных.

Возле названия газеты — девиз объективности и беспристрастности: «Вся информация, пригодная для опубликования». И «Таймс» действительно печатает, например, тексты важнейших советских заявлений и выступлений. Но как они комментируются!

Впрочем, политическая физиономия «Нью-Йорк таймс», известной давними связями с семейством Морганов, знакома советскому читателю. Ведь именно эта газета в первые послереволюционные годы 91 раз «свергала» советскую власть, дважды «сжигала» Москву и с помощью скорострельных перьев собственных корреспондентов помогла Колчаку и Деникину «взять в плен» в четыре раза больше красноармейцев, чем их вообще было в Красной Армии. Она же утверждала позднее, что пятилетки — блеф, что коллективизация позорно провалилась, что русские не способны противостоять гитлеровцам. Она же, взявшись защищать политику «с позиции силы», годами коснела «все в той же позиции».

В общем утверждение, что «Таймс» располнела до нынешнего своего объема исключительно «на диете чистой информации», звучит для нас остротой из популярного раздела «Хотите — верьте, хотите — нет». Но как они ухитряются этот располневший объем продавать за 30 центов, тогда как только бумага и типографская краска, расходуемые на воскресный номер, стоят 32 цента? Как и кем делается груда воскресного чтива? Кто и как потребляет ее?

Легче всего ответить на последний вопрос. Покупатель воскресной «Таймс» обычно ищет ближайшую урну. Он разгрузился бы от части приложений прямо у газетного киоска, но его останавливает надпись: «А вы уже рисковали сегодня уплатой штрафа?»

Итак, приложения, которые неинтересны покупателю, летят в ближайшую металлическую решетчатую корзину для мусора. Оттуда их, возможно, извлечет другой прохожий. Это делают без стеснения даже вполне процветающие господа. Дело еще и в том, что газета, купленная вами рано утром, отличается от своих же дневных выпусков. В них могут появиться несколько новых сообщений. Но стоит ли ради этого снова покупать газету?

Даже редактор не читает «Таймс» от первой строки до последней. Потребители «роются» в груде, терпеливо отыскивая кое-что для себя. Ведь сногсшибательное число страниц в американских газетах — величина мнимая. Солидные издания отдают рекламным объявлениям три четверти своего объема, а в некоторых газетах информация, не связанная с рекламой прямо или косвенно, занимает лишь один процент площади!

Вот и ответ на вопрос, почему продажная цена американских газет в несколько раз ниже их полной себестоимости: разницу оплачивают рекламодатели. Они с лихвой возвратят свое, когда, соблазненные искусительницей-рекламой, читатели отправятся за покупками в магазины.

А о том, кто и как делает воскресный выпуск «Таймса» и шестьдесят страниц обычного будничного номера газеты, я узнал кое-что во время визита в редакцию.

Она помещается недалеко от Таймс-сквера: знаменитая площадь названа именем газеты. Это произошло давно, в начале нынешнего века, когда стоявшие здесь склады топлива и конные дворы для его развозки были уже снесены и посреди довольно-таки невзрачных домов поднялась семнадцатиэтажная башня. Сюда и переехала редакция «Таймса». Башня стоит до сих пор, все знают ее. Но в ней теперь только некоторые второстепенные отделы газеты, а главная редакция занимает целый квартал в переулке поблизости. Там, над главным входом, — американский флаг и почему-то большой голубой флаг ООН.

Так вот, журналисты из «Таймса» пригласили советских коллег ознакомиться с производством. Не было ни речей, ни споров, ни виски: нам показывали, мы смотрели.

Нас встретил и сдержанно приветствовал г-н Гаррисон Солсбери. Он бакалавр искусств, член масонского братства, начинал репортером тридцать пять лет назад, прошел огни, воды и медные трубы. Г-н Солсбери — ответственный за внутреннюю информацию по Соединенным Штатам. В прошлом он не раз бывал у нас в стране. Он знает русский язык достаточно хорошо для того, чтобы прочесть в оригинале статью Михаила Шолохова, в которой писатель публично отчитал его за всяческие домыслы относительно последней части «Поднятой целины».

Я познакомился с г-ном Солсбери в то осеннее утро, когда в Нью-Йорке встречали «Балтику». Худой, остролицый, в рыжем старом плаще, он горбился под проливным дождем среди толпы репортеров, внимательно поглядывая сквозь очки с тонкими золотыми дужками. Потом я увидел эти поблескивающие дужки в глубине машины, стоявшей возле советского представительства — резиденции нашей делегации. Было начало третьего часа ночи. Г-н Солсбери дремал, должно быть, но, когда стукнула дверь, подался вперед. Он ждал: а вдруг ночью произойдет что-либо важное, связанное с пребыванием советских представителей в Нью-Йорке?

Гаррисон Солсбери до сих пор считается специалистом по советским делам; во многих случаях правильнее было бы сказать — по антисоветским. Он служит делу, враждебному нашему. Но служит без лени, без барства: ведь сам коротал ночь в машине, не послал начинающего репортера.

Г-н Солсбери ведет нас на фабрику-кухню, где из информационного сырья и полуфабрикатов готовят острые блюда для читателей.

Главный цех занимает почти целиком один из этажей. С низкого потолка льется мягкий отраженный свет: не нужно настольных ламп, экономится место. Пролеты меж квадратных колонн заняты поставленными почти впритык небольшими металлическими столиками. Есть, впрочем, и общие деревянные столы в форме разогнутой подковы.

Цех, или, если хотите, кабинет на триста пятьдесят персон, сдержанно гудит, и в слитном гудении этом тонут отдельные голоса. Персоны сидят на вращающихся табуретах. Один репортер бешено стучит на машинке, другой прижал ухо к телефонной трубке, третий склонился над фотокопией рукописи и, посыпая ее сигарным пеплом, что-то вычеркивает, что-то подчеркивает.

Здесь быстроногие «легмены», готовые по первому сигналу мчаться к месту происшествия, и выдвинувшиеся из их среды «трейнед силс» (дрессированные тюлени), которым поручаются наиболее сложные дела, требующие опыта, хладнокровия, находчивости. Здесь же полсотни специалистов мира бизнеса, «своих парней» на бирже, и изрядный отряд спортивных репортеров.

Всю эту публику, как говорится, ноги кормят. И не так уж плохо кормят: «легмен», репортер с пятилетним стажем, получает 167 долларов в неделю.

За общими столами-подковами друг против друга восседают литературные редакторы, умеющие дать заметке притягательный заголовок и сформулировать ее первый абзац, знаменитый «лидинг параграф», таким образом, чтобы занятой человек мог уяснить из заголовка и этих нескольких строк как суть события, так и отношение к нему редакции.