«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский Страница 44

Ворошиловградской области открытая в период оккупации церковь в течение трех месяцев была пять раз закрыта и столько же раз открыта. Председатель Совета выдвинул целый ряд предложений: «1) Воздержаться от закрытия приходских церквей…хотя бы они (церкви и молитвенные дома) были открыты и в период временной оккупации. 2) Занятые в период немецкой оккупации под молитвенные собрания государственные и общественные здания… разрешить изымать из пользования церковных общин, представляя последним месячный срок для подыскания на правах аренды других помещений для культовых целей. 3) В целях борьбы с нелегальными церковными группами там, где они приняли широкие размеры, и в тех областях и районах, где настойчиво ставится вопрос об открытии церквей, пойти на расширение сети действующих церквей до 2–3 на район… 4) Разрешать слом недействующих церковных зданий только в исключительных случаях, в случае угрозы обвала и т. п. Переоборудование недействующих церковных зданий не разрешать. 5) Не препятствовать церковным приходским советам в производстве необходимого ремонта церковных зданий… Строительство же новых молитвенных зданий… не разрешать»[333]. Большая часть предложений Г. Карпова была одобрена, и 1 декабря 1944 г. Совнарком принял соответствующее постановление. Но и в 1945 г. под предлогом отсутствия священников у прихожан Украины, Белоруссии, западных областей РСФСР были изъяты сотни храмов.

Тяжелую борьбу по этому поводу пришлось выдержать управляющим Ленинградской епархии. Первоначально, несмотря на то, что многие клирики, как отмечалось в отчете уполномоченного за II квартал 1944 г., «высказывали свое удивление и недовольство проведенными мероприятиями, заявляя: ‘‘А почему это при немцах можно было служить без всяких ограничений в отношении количества приходов?’’»[334], 16 июня архиепископ Григорий (Чуков) указывал, чтобы все священнослужители совершали богослужения только в тех храмах, при которых они состоят. Однако уже в августе наличие огромного количества бездействующих церквей заставило владыку Григория и митрополита Алексия (Симанского) ходатайствовать перед Советом по делам Русской Православной Церкви о разрешении клирикам проводить службу и требы в соседних пустующих храмах. В ответ на соответствующий запрос Совета уполномоченный по Ленинградской области 23 сентября высказал по этому поводу резко негативное мнение, приведя следующие основания: «1. В инструкции Совета по делам РПЦ при СНК СССР для уполномоченных Совета, раздел III, § 4, пункт 3 говорится: «Район деятельности приходского причта ограничивается местожительством верующих данного прихода». 2. На основании этой же инструкции была проведена регистрация священников к определенному и одному приходу в соответствии с назначением служителя культа правящим архиереем» и т. д.[335]

Хотя в епархии совершались новые рукоположения, в августе был составлен список кандидатов в священники и диаконы из 23 человек и утверждены в должности 43 клирика бывших оккупированных районов, их остро не хватало, у владыки скопилось 30 прошений верующих о назначении священников в церкви. 1 сентября архиепископ Григорий был вынужден издать указ: «Недостаток священнослужителей при большом числе вакантных священнических мест в епархии вызывает необходимость сосредоточения наличного состава духовенства в храмах наиболее центральных…»[336].

В отчете в Патриархию о состоянии пяти порученных его управлению епархий от 22 ноября 1944 г., в списке важнейших нужд, архиепископ вновь указывал: «2. Возможно скорее разрешить въезд в зоны, ранее оккупированные немцами, т. к. из 208 существующих в названных епархиях церквей – в 119 церквах нет священников, а пока разрешить причтам обслуживать верующих соседних приходов совершением требоисправлений и богослужений в храмах, не имеющих священников. 3. Организовать по епархиям особые «фонды церковной утвари» из закрытых, разрушенных или ограбленных немцами церквей для пополнения недостающего в действующих храмах. 4. Устроить по епархиям свечные заводы и организовать печатание разрешительных молитв и венчиков и изготовление нательных крестиков…»[337].

Но разрешение на служение клириков одновременно в нескольких храмах так и не было получено. Взаимоотношения с властями налаживались постепенно и с большим трудом. Многие церкви в западных районах епархии, вследствие длительного отсутствия в них богослужений, в 1944–1945 гг. были официально исключены из списка действующих. Характерным для такой двойственной тактики является ответ Совета по делам Русской Православной Церкви на запрос Ленинградского уполномоченного от 28 февраля 1944 г.: «Во время оккупации немецкими войсками части районов Ленинградской области в некоторых действующих церквах были повешены колокола, и служба проходила с колокольным звоном. При освобождении от оккупантов этих районов нашей Красной армией церкви оставались функционировать с колокольным звоном. Прошу Ваших указаний». Резолюция Совета гласила: «В действующих церквах, в которых служба производится с колокольным звоном, колокола снимать не следует, но колокольный звон не производить, объяснив это условиями военного времени»[338].

Следует указать, что в 1944–1945 гг. на освобожденных территориях также проводились многочисленные аресты духовенства «за сотрудничество с фашистами», в подавляющем большинстве случаев без всяких реальных оснований. Только на Северо-Западе России было арестовано не менее 50 священнослужителей, в том числе уже утвержденных в должности архиереями и даже иногда назначенных благочинными. В январе 1945 г. в Ленинграде в здании Дома офицеров состоялся судебный процесс над членами управления Псковской православной миссии, большинство обвиняемых были приговорены к 15–20 годам лагерей. Всех их полностью реабилитировали еще в 1956 г.[339] Один из осужденных по этому процессу – протоиерей Ливерий Воронов – до своей кончины в середине 1990-х гг. служил профессором Санкт-Петербургской духовной академии.

Ярко характеризует атмосферу поиска «изменников» и «предателей» спецсводка начальника Управления НКВД по Ленинградской области Шикторова за октябрь 1944 г.: «4-го октября с. г. при попытке проникнуть в Ленинград органами УНКВД ЛО был задержан Амозов И.В…который оказался активным участником к/р организации, называвшейся «Управление Православной миссии»… В ходе расследования раскрыта вторая к/р организация «Епархиальный Совет Эстоии», который путем националистической агитации среди населения вел борьбу за отторжение Эстонии от Советского Союза и образование королевства. Такая же организация существовала и на территории Псковской области с центром в пос. Пальцево, под руководством барона Врангеля. Выявлено 86 участников этой к/р организации, активных агентов гестапо, проводивших агитационную работу среди населения Эстонии, Латвии, Литвы, Украины, Ленинградской, Псковской и Новгородской областей»[340].

По данному делу был арестован и настоятель Псково-Печерского монастыря игумен Павел (Горшков). Осужденная вместе с ним Т.А. Хитрова была в 1944 г. отпущена в числе 10 других заключенных из немецкого лагеря в монастырь по ходатайству игумена о выделении «рабочих рук». Позднее она вспоминала: «Вскоре за этой радостью пришла другая радость: Печеры были освобождены Красной армией. На другой день о. тец Павел выступил на митинге перед печорской общественностью. По окончании речи ему бурно аплодировали и выразили благодарность местные Советы и, конечно, народ. И вдруг в конце недели монастырь посетил следователь, который потребовал от отца Павла список, кто с ним работал. Он