Александр Лурия - Романтические эссе Страница 18

Как странны и вместе с тем как знакомы эти переживания! Они неизбежны у каждого подростка, который привык мыслить наглядными образами, но который вступает в мир отвлеченных понятий и должен усвоить их. Что такое «ничто», когда всегда есть что-то… Что такое «вечность» и что было до нее? А что будет после?.. И «бесконечность». А что же после бесконечности?.. Эти понятия есть, им учат в школе, а как представить их? И если их нельзя представить, что же это такое?

Проклятые вопросы, которые вытекают из несовместимости наглядных представлений и отвлеченных понятий, обступают подростка, озадачивают его, рождают потребность биться над тем, чтобы понять то, что так противоречиво. Однако у подростка они быстро отступают. Конкретное мышление сменяется отвлеченным, роль наглядных образов отходит на задний план и замещается ролью условных словесных значений, мышление становится вербально-логическим, наглядные представления остаются где-то на периферии, лучше не трогать их, когда дело заходит об отвлеченных понятиях.

У Ш. этот процесс не может пройти так быстро, оставляя за собой лишь память о былых мучениях. Он не может понять, если не видит, и он пытается видеть «ничто», найти образ «бесконечности»… Мучительные попытки остаются, и на всю жизнь он сохраняет интеллектуальные конфликты подростка, оказываясь так и не в состоянии переступить через «проклятый» порог.

Но образы, которые вызывают эти понятия, ничем не помогают: ну что же из того, что когда кто-нибудь говорит «вечность» — всплывает какой-то древний старик, наверное, Бог, о котором ему читали в Библии? И вместо образов снова возникают «клубы пара», «брызги», «линии»… Что они представляют? Содержание отвлеченных понятий, которое Ш. пытается «увидеть» в наглядных формах? Или это знакомые нам образы звуков произносимого слова, которые возникают тогда, когда значение слова остается неизвестным? Трудно сказать, помогут ли они усвоить понятие, но они возникают, толпятся, заполняют сознание Ш…

«…Ну — все это ясно… Но как представить «взаимное проникновение противоположностей»? Я вижу два темных облака пара… Это темное «противоположное»… Вот они надвигаются друг на друга, проникают друг в друга… А вот «отрицание отрицания»… Нет, я никак не могу представить это… Я долго бился над этим, но по совести — так и не понял…»

«…Я читал газеты, некоторые вещи до меня доходили — вот всё, что из экономической жизни, — я в этом прекрасно разбирался, а некоторые не доходили сразу, а доходили долго спустя… Почему? Ответ ясен: этого я не увидел! Ведь то, чего я не вижу, — это до меня не доходит… Вот и когда я слушаю музыкальные вещи, я чувствую вкус их, а то, что не попало на язык, — то не понять… Значит, не только отвлеченное, а даже музыка, ее тоже нужно почувствовать на вкус… Вот даже номер телефона, я могу повторить его, но, если он не попал на язык, я его не знаю, я должен опять услышать, я должен пропустить через все органы чувств — тогда я слышу… Каково же мое положение с отвлеченными понятиями?… Вот когда я слышу «боль», я вижу ленточки — кругляши, туман. Вот такой туман и есть отвлеченность…»

Ш. пытается облечь всё в образы, если их нет — в «облачка пара», в «линии», и сколько сил тратится на то, чтобы пробиться сквозь эти образы… А тут еще одно препятствие: чем больше он думает, тем более настойчиво всплывают его самые прочные образы — образы далекого детства, Режицы, дома, где его — ребенка — учили Библии, где он впервые пытался осмыслить то, что с таким трудом входит в сознание.

«Относительно искусства известно, что определенные периоды его расцвета не находятся ни в каком соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и развитием материальной основы последнего, составляющей как бы скелет его организации».

«…Начато хорошо… Я увидел почему-то древность, где жил Аристотель, Сократ. Ну, это был просто дом Хаима Петуха — там меня учили древности. Когда присмотрелся — на руинах… там была крепость Маккавеев… Мы ведь заговорили об искусстве… Я всегда вижу Нерона… так же как и сенат Калигулы я вижу в нашей зеленой сина-ноге — ведь это там происходил синедрион, а от всей этой фразы у меня ничего не осталось…»

«Тогда общественная жизнь… общественное настроение… не отражались на искусстве… Социально-классовые отношения общества не находили отражения в искусстве», а «скелет» — это, должно быть, каркас чего-то…

Вот когда я читаю второй раз — теперь понятно! Теперь даже и «скелет» является второстепенным… «Поскольку не считаются с материальной основой общества» — это для меня отвлеченное, это тучка, облачко…»

Ну конечно, Ш. усваивал основное, с чем ему приходилось сталкиваться. Ну конечно, он общался с людьми, слушал курсы, сдавал экзамены, но какой тернистый путь ему приходилось проделывать, когда из зыбких долин он пытался пробраться к вершинам и когда каждый шаг рождал у него эти лишние, но так неизбежно всплывающие образы и ощущения…

Нет, наглядно-образное, синестезическое мышление этого человека имело не только вершины, но и низины, с ним была связана не только сила, но и слабость — и какие усилия он должен был делать, чтобы преодолеть эту слабость…

Его «воля»

Мы посвятили ряд страниц силе и слабости ума Ш. Займемся сейчас силой и слабостью его воображения.

Кто не помнит простого опыта — опыта нашего детства — опыта, показывающего силу воображения?

Ваша рука вытянута. Пальцы крепко держат нитку, к которой привязан грузик. Вот вы начинаете ярко представлять себе, что рука совершает круговое движение. И грузик начинает сначала медленно, потом все более и более уверенно описывать контуры круга…

Воображение привело к движению, и психология, хорошо знающая механизмы «идеомоторного акта», уже давно указывала, что едва ли не всё, заключенное в таинственном «чтении мыслей», является на самом деле чтением движений, которые воображение вызывает у наблюдаемого лица. И сколько еще фактов, говорящих, с какой легкостью сильное воображение, вызывавшее в средние века «стигмы» у истерических женщин, может вызвать изменения соматических процессов, накопилось в современной «психосоматике» и медицине… И сколько еще не изведанного раскрывают нам факты, описанные у индийских йогов!..

Как же все это отражается у Ш., у которого сила воображения так резко превышает всё, что нам известно?

Можем ли мы удивляться тому, что исключительное по своей яркости воображение Ш. неизбежно будет вызывать движения и что управление процессами своего тела через посредство этого воображения будет у него намного превышать то, что известно из наблюдения над обычными людьми?..

«…Когда я чего-нибудь хочу, что-нибудь представляю, мне не надо делать усилия, это делается само собою…»

Однако исследователь не поверит ему на слово; он должен проверить реальные возможности управления своим телом и границы этого управления.

Ш. не только говорил, что он может произвольно регулировать работу своего сердца и температуру своего тела. Он действительно мог это делать, и притом в очень значительных пределах.

Вот его спокойный обычный пульс: 70–72 удара в минуту. Но вот небольшая пауза — и пульс начинает становиться чаще, ускоряется, вот он уже достигает 80–96 … 100 ударов в минуту. А потом мы видим обратное: он снова замедляется, вот частота достигает прежних пределов, вот пульс становится реже — 64–66 ударов в минуту.

Как это делается?

«Что же в этом удивительного? Я просто вижу, что я бегу за поездом, поезд отошел только что, он удаляется от меня… а мне надо его догнать, вскочить на подножку последнего вагона… Ну, что же тут удивляться, что сердце начинает работать так часто?.. А потом я ложусь спать… я неподвижно лежу в кровати… вот я начинаю засыпать, дыхание становится ровным, сердце начинает биться медленнее, равномерно…»

И еще один опыт.

«…Вы хотите, чтобы температура правой руки поднялась, а левой понизилась? Давайте начнем…»

У нас кожный термометр… мы проверяем температуру обеих рук, она одинакова. Ждем минуту, две… «Теперь начинайте!» Мы снова прикладываем термометр к коже правой руки. Ее температура стала на два градуса выше… А левая? Еще пауза… «Теперь готово…» Температура левой руки понизилась на полтора градуса.

Что это такое? Как можно по заданию произвольно управлять температурой своего тела?

«…Нет, в этом тоже нет ничего удивительного! Вот я вижу, что прикладываю правую руку к горячей печке… Ой, как ей становится горячо… Ну конечно же, температура ее стала выше! А в левой руке я держу кусок льда. Я вижу этот кусок льда… Я вижу этот кусок, вот он у меня в левой руке, я сжимаю ее… Ну конечно, она становится холоднее…»