Люсьен Леви-Брюль - Первобытный менталитет Страница 2

Первые наблюдатели, изучавшие туземцев Южной Африки, тоже оставили очень похожие замечания. И здесь миссионеры констатируют, что туземцы «верят только тому, что видят». «Среди взрывов смеха и возгласов одобрения собравшихся раздается вопрос: «Можно ли увидеть своими глазами бога белых людей?.. Если Моримо (бог) совершенно невидим, то как может человек в здравом уме поклоняться чему-то скрытому?»[5] Точно так же обстоит дело и у басуто. «Что касается меня, то я хочу сначала подняться на небо и посмотреть, есть ли там на самом деле бог, — гордо заявляет некий жалкий басуто. И если я бы его увидел, то поверил бы в него»[6]. Другой миссионер подчеркивает «недостаток серьезности, отсутствие размышлений, которые, как правило, обнаруживаются у этого народа (у бечуанов). Мысль в этих людях, можно сказать, мертва, или, по крайней мере, она почти никогда не может оторваться от земли… Грубые люди, которые делают себе бога из своего живота»[7]. То же пишет о бушменах Берчелл: «Люди, ум которых был открыт благодаря европейскому образованию, совершенно не способны представить себе того, что они назвали бы тупоумием дикарей, их неумением выйти за рамки самых простых мыслей и элементарных понятий как с физической, так и с моральной точки зрения. Но положение дел таково: в их жизни так мало событий, их занятия, помыслы и заботы ограничены столь тесным кругом вещей, что и мысли их по необходимости весьма ограниченны и очень немногочисленны. Мне приходилось иногда отпускать Машунку после того, как он выучивал у меня на уроке едва ли дюжину слов, настолько явно было видно, что его усилия сосредоточиться или непрерывная работа мысли быстро истощали его способность к рассуждению и делали его неспособным придерживаться долее темы. В таких случаях его невнимание, отсутствующий вид давали понять, что отвлеченные вопросы даже самого простого характера быстро приводили его в состояние ребенка, разум которого еще не проснулся. И тогда он жаловался на головную боль…»[8] Однако этот же путешественник сообщает нам в другом месте относительно тех же бушменов: «Они вовсе не тяжелы и не тупоумны. Наоборот, они весьма живого склада, а в отношении того, что их образ жизни помещает в поле их наблюдения и понимания, они часто проявляют прозорливость и проницательность»[9].

Следовательно, у них, как и у ирокезов, неприязнь к дискурсивным операциям мышления проистекает не из органической неспособности, а из совокупности привычек, определяющих форму и содержание их мыслительной деятельности. Миссионер Моффат, долгие годы проживший в Южной Африке и свободно говоривший на языке туземцев, пишет то же самое о готтентотах: «В высшей степени трудно составить себе точное представление о том, до чего доходит невежество даже самых толковых людей среди туземцев. Им трудно понять вещи, привычные даже малым детям (в Европе). И тем не менее, несмотря на эту явную особенность, невозможно отрицать, что они мыслят проницательно и умеют наблюдать и людей, и свойства предметов»[10].

Вот сообщение другого миссионера об этих же готтентотах: «Наши друзья в Европе, безусловно, сочли бы невероятными те примеры, которые мы могли бы привести по поводу медлительности разума этих людей, когда речь идет о необходимости думать, понимать и запоминать. Даже сам я, столь давно знающий их, не могу не удивляться, когда вижу, с каким невероятным трудом им приходится овладевать самыми простыми истинами и особенно — самим делать заключения, и как скоро они забывают то, что поняли»[11].

Чего им не хватает, так это обычного умения прилагать свой разум к вещам иным, нежели те, которые воспринимают их чувства, либо преследовать иные цели, нежели те, немедленная польза которых очевидна. В своем небольшом очерке о жизни одного африканца Кэмпбелл пишет следующее: «Когда его спрашивали, что он думал о боге до того, пока не получил свет христианского образования, он отвечал, что в то время у него и мысли не было о вещах такого рода и что он ни о чем и не помышлял, кроме своего скота».

Такое же признание услышал и Моффат от одного грозного и очень толкового африканского вождя[12].

Установив отношения с европейцами и оказавшись, таким образом, вынужденными предпринимать новые для себя усилия абстрактного мышления, эти туземцы Южной Африки, естественно инстинктивно, попытались свести эти усилия к минимуму. Всякий раз, когда их память — а она великолепна — способна избавить их от необходимости рассуждать и размышлять, они не упускают случая ее применить. Вот один поучительный пример. «Миссионер Незель говорит Упунгване: «В прошлое воскресенье ты слушал проповедь. Расскажи мне, что ты запомнил». Упунгване сначала замялся, как это всегда делают кафры, но потом в точности воспроизвел все основные мысли услышанной проповеди. Спустя несколько недель миссионер во время проповеди наблюдал за ним. Упунгване казался совершенно невнимательным, он стругал кусок дерева. После проповеди миссионер спросил африканца: «Что ты запомнил сегодня?» Тогда язычник достал кусок дерева и, следуя своим зарубкам, одну за другой воспроизвел все положения проповеди»[13].

Эта тенденция подменять памятью рассуждение каждый раз, когда это можно, проявляется уже у туземных детей, чьи мыслительные навыки естественным путем формируются по образцам родительских. Известно, что маленькие туземцы повсюду, где миссионерам удалось создать школы, усваивают знания почти так же быстро и так же хорошо, как и дети в наших странах, по крайней мере, до определенного возраста, с которого их развитие замедляется, а потом и останавливается. Пастор Жюно отметил в Южной Африке среди тонга: «Дети достигают больших успехов тогда, когда требуется память. Именно этим объясняется, почему они чувствуют себя гораздо уверенней, когда изучают английскую систему мер и весов с ее сложными редуктивными операциями, чем тогда, когда им предлагают осваивать систему метрическую, которая выглядит гораздо более простой и рациональной. Английская система требует очень точного запоминания соотношения между разными мерами — ярдами, футами, дюймами, галлонами, пинтами и т. п., но после овладения ею работа становится чисто машинальной. Как раз это туземцам и требуется. Метрическая же система насквозь пронизана единой идеей, и для того, чтобы пользоваться ею, требуется хотя бы минимальное рассуждение.

Как раз необходимость такого минимума объясняет непопулярность метрической системы среди школьников-туземцев. Затруднения их возрастают десятикратно, когда они доходят до задач, где не сообщается, какое арифметическое действие следует применить для решения: сложение или вычитание. Позднее, когда она уже становится делом памяти, арифметика представляется им легким и приятным учением. Если же надо рассуждать, то это тягостная работа»[14]. Совершенно похожее замечание сделано относительно баротсе: «Наши замбезийские мальчики, как и басуто и вообще все южноафриканцы, увлекаются арифметикой. Они ничего, кроме цифр, не знают, это наука наук, бесспорный для них критерий хорошего образования. Знаком ли вам лабиринт английского счета с его устаревшей, но оттого тем более почитаемой системой мер и весов? Наши замбезийцы ею просто наслаждаются. Только начните говорить им о фунтах, фартингах, унциях и т. п. — их глаза мигом заблестят, лица озарятся — и операция совершается одним движением руки, если только речь идет об одной-единственной операции. Любопытно наблюдать, как самая рассудочная из всех наук может превратиться в удивительно механическую. Однако задайте им самую несложную задачу, но только требующую небольшого рассуждения, — и они тут же наталкиваются на стену. «Сдаюсь!» — говорят они и считают себя освобожденными от любого мыслительного усилия. Я отмечаю этот факт, который никоим образом не характерен для одних только замбезийцев»[15]. «Детей намаква в высшей степени трудно заставить что-нибудь понять, когда речь идет о счете. В то же самое время они великолепно проявляют себя в том, что может быть выучено механически, что не требует мысли и рассуждений»[16]. Так же и на Нигере «моси не умеет исследовать причину вещей, и, в то время как наши малыши, ужасные болтуны, часто ставят нас своими вопросами в затруднительное положение, моси никогда не задается вопросами: как это происходит? почему это так, а не иначе? Он удовлетворяется первым же ответом. Такое отсутствие рассуждения есть причина его отставания в цивилизации… Отсюда же проистекает и отсутствие у него идей. Разговоры вращаются исключительно вокруг женщин, еды и — в сезон дождей — тех растений, что они возделывают. Круг их мыслей очень ограничен, однако он способен и расширяться, ибо моси можно считать весьма сообразительными»[17].