Ролло Мэй - Сила и невинность: в поисках истоков насилия Страница 22

Принцип, который я предлагаю в отношении манипулятивного воздействия, состоит в том, что хотя оно и необходимо в некоторых ситуациях, следует прибегать к нему как можно реже.

С. Соперничество. Этот третий вид силы есть сила, направленная против другого. В своей негативной форме она состоит в том, что человек поднимается выше не потому, что он что-то делает или имеет какие-то заслуги, а потому что его противник опускается ниже. Тому есть множество примеров на производстве и в университетах, такие как назначение на должность президента или председателя, когда имеется одно желаемое место и много претендентов на него; это также тот вид силы, которая проявляется в соперничестве студентов, существующем благодаря системе оценок, способствующей деструктивным личным воздействиям, прямо противоположным имеющемуся у студентов стремлению к взаимопомощи и кооперации.

Основной недостаток этого вида силы есть ее узость и ограниченность: она постоянно сокращает — хотя и не столь решительно, как манипуляция — сферу человеческой общности, в которой живет каждый из нас.

Но здесь мы можем заметить чрезвычайно интересный сдвиг от деструктивной к конструктивной силе. Так, соревновательная сила может придать пикантность и живость человеческим отношениям. Я имею в виду такое соперничество, которое является стимулирующим и конструктивным. Футбольный матч, в ко тором одна из сторон непрерывно демонстрирует свое превосходство, просто неинтересен. Мы хотим, что бы наши соперники проверяли наш характер, легкая победа скучна. Дэвид Макклелланд подчеркивает, что этот вид соревнований значительно чаще встречается в мире бизнеса, чем это кажется большинству людей, что достижение бизнесменов (которое я включаю в сферу власти) состоит в их собственном удовлетворении от получения лучших результатов, более эффективной деятельности, к чему их побуждает соревнование друг с другом.

Нам стоило бы вспомнить, что великие драмы Эсхила, такие как "Орестея", или трилогия Софокла "Эдип" и многие работы Еврипида были созданы is соревновании. Нужно иметь в виду, что деструктивным является не само по себе соревнование, но лини, определенный вид соперничества.

Как показывает Энтони Сторр, соревнование между народами в осуществлении полетов на Луну или со здании более дешевых и совершенных военных технологий, высвобождает огромную долю напряжения, которое в противном случае вылилось бы в войну. Кон рад Лоренц также отводит огромное значение подобным видам состязаний как противодействию силе соперничества, которая в противном случае могла бы побудить народы перегрызть друг другу глотки. Даже если такие утверждения предполагают слишком упрощенный взгляд на международную агрессию, они тем не менее на деле демонстрируют положительную форму силы соперничества. Если кто-то против тебя, это не всегда плохо, по крайней мере, он не над и не под тобой, и принятие его вызова может пробудить в тебе дремлющие возможности.

D. Забота. Это сила, применяемая для другого. Вероятно, лучшей ее иллюстрацией служит нормальная забота родителя о своих детях. Мы считаем ее формой силы не только потому, что ребенок в ранние годы нуждается в наших усилиях и внимании, в течение всей нашей жизни мы получаем удовольствие от того, что время от времени прилагаем свои усилия ради блага других. Несомненно, эта сила в значительном количестве нужна и полезна в отношениях с друзьями и любимыми. Это сила, порожденная заботой одного человека о другом, — мы желаем ему добра. Примером лучшего проявления этой силы является труд учителя.

Искусство управления государством (опять же в лучших своих проявлениях), также содержит элемент заботливой силы. Это выражается в проекции на политических лидеров образа родителей (царь как "отец родной"; "отцовский имидж", присваиваемый американскому президенту). Заботливая сила проистекает из заботы о благополучии группы, за которую правитель несет ответственность. В этом состоит конструктивный аспект политической и дипломатической власти.

E. Интегративная сила. Пятый вид силы — это сила единения с другим человеком, сила содействия моему ближнему. Наш европейский друг, работая в США над своей книгой, содержащей новые идеи, предлагал эти идеи для обсуждения; но мы, хорошо понимая, насколько хрупкими могут быть идеи при своем рождении, вежливо воздерживались от любой критики. Наш друг постоянно протестовал против этого: "Я хочу, чтобы вы меня критиковали". Он полагал, что наше предложение антитезиса против его тезиса, даст ему возможность преобразовать свою мысль, приводя ее к новому синтезу. Как говорит Джон Стюарт Милль в своем "Эссе о свободе": "Если бы не существовало оппонентов всех важных истин, их необходимо было бы придумать и снабдить самыми сильными аргументами, которые самый искусный защитник дьявола мог бы только измыслить". Слушатели редко понимают, насколько ценны для выступающего их вопросы после лекции, поскольку они побуждают и заставляют его изменить или защищать свою позицию с обновленным пониманием.

У меня был соблазн назвать этот вид силы "кооперативной", но я вовремя осознал, что слишком часто кооперация начинается с "жертвы", которая насильно в нее вовлекается. Наш нарциссизм всегда с шумом восстает против обид со стороны тех, кто критикует нас или показывает наши слабые места. Мы забываем, что критика может принести нам значительную пользу. Конечно, критические замечания всегда болезненны, и сталкиваясь с ними, приходится собираться с силами. Мы можем скатиться к манипулятивной власти (силой заставляя критику умолкнуть) или к силе соперничества (доказывая, что она глупа). Или даже мы можем спасти свою шкуру, прибегая к заботливой силе (свысока покровительствуя критику и представляя дело так, будто она попала в нелепое положение и нуждается в нашей заботе). Но если мы становимся на этот путь, то теряем шанс на встречу с новой правдой, которую вопрошающий нас враждебно или дружественно может нам подарить. Я вспоминаю мой собственный опыт психоанализа. Всякий раз, когда мой аналитик выявлял в структуре моего характера что-то, что мне казалось болезненным, я первым делом начинал это отрицать. Но по прошествии некоторого времени, осознав правду нового понимания, я терпел боль изменения структуры моего характера в соответствии с этой новой правдой. Это признание не столь драматично, как кажется, поскольку каждый, кого я когда-либо встречал в аналогичных ситуациях, реагирует точно также.

Интегративная сила, как я уже сказал, может приводить к росту посредством гегелевского диалектического процесса тезиса, антитезиса и синтеза. Любой рост, даже рост молекулярных структур, происходит так: имеется тело, затем появляется его антитело, и рост происходит благодаря их сближению или отталкиванию, в результате которого образуется новое тело.

Преподобный Мартин Лютер Кинг дает иллюстрацию интегративной силы в своем описании воздействия ненасилия на его оппонентов. Он утверждает, что его метод"…позволяет разоружить оппонента. Он обнажает его моральные защиты. Оно ослабляет его моральное состояние и в то же время действует на его сознание. Он попросту не знает, как здесь быть"[52].

Никто не может отрицать, что Кинг описывает разновидность силы. Она обязана своей успешностью не только мужеству сохраняющих ненасилие, но также и моральному развитию и сознанию тех, на кого направлена эта сила. То же самое верно и в отношении воинствующего ненасилия Ганди. Пока Ганди и его последователи понуждали себя твердо придерживаться принципа ненасилия, они, без сомнения, имели огромную психологическую и духовную силу терпеливо относиться к своим британским управляющим. Ганди противостоял целой империи с невероятным успехом, достигая своим воздержанием того, чего он никогда не смог бы добиться с помощью силы оружия.

Как говорит Кинг: "Это воздействует на сознание". Сила ненасилия зависит от памяти, которая в свою очередь зависит от нравственного развития человека, против которого направлена эта сила. Оппонент должен остаться наедине с собой, и Ганди, и Кинг ставят его в такое положение, в котором он вынужден помнить, что он наносил им вред. Исходя из этого Максвелл Андерсон в своей пьесе "Закат зимы", основываясь на материале процесса Сакко и Ванцетти (хотя пьеса была написана через несколько лет после него), пишет о старике-судье, приговорившем в свое время двух людей к смерти. Этот судья проводит свои старческие годы, ходя от одного человека к другому и пытаясь объяснить и оправдать свой акт. Он не может забыть и в то же время не может включить этот поступок в свой образ Я; и это внутреннее противоречие терзает его, служа подкреплением, если не причиной, его старческого маразма. Человек — любопытное существо, страдающее памятью. Если он не может интегрировать содержимое своей памяти в свой образ Я, расплатой за этот провал будет невроз пли психоз; и он стремится (как правило тщетно), стряхнуть с себя ворох мучительных воспоминаний.