Ролло Мэй - Сила и невинность: в поисках истоков насилия Страница 23

Подлинная невинность человека, придерживающегося ненасилия, является источником его силы. Настоящее, а не только кажущееся качество невинности, по крайней мере в приведенных мной примерах, удостоверяет тот факт, что, во-первых, ненасилие не приводит ни к каким блокировкам сознания. Во-вторых, оно не ведет к уходу от ответственности. В-третьих, оно приносит пользу не только тому или иному конкретному индивиду, но и его сообществу, будь то народ Индии или сообщество черных.

Сила ненасилия действует как возбудитель на этику правителей как живой укор самодовольству истэблишмента. Члены правящего класса не могут отвернуться от пропагандирующего ненасилие, ибо он страдает явно и, тем самым, драматизирует необходимость поиска решения. Ганди был живым антитезисом, противопоставленным тезису англичан, он побуждал их двигаться к новому синтезу внутри их собственной этики. Для людей, наделенных нравственным чувством, этот синтез — или интеграция — не может быть достигнут ни простым отрицанием страдающего, ни простым принятием его позиции и присоединением к его последователям. Вся Британская империя заскрипела и застонала, пытаясь найти новый способ отношений с маленьким темнокожим человеком, который знал, как направить свои страдания в конструктивное русло.

Ненасилие, когда оно является подлинным, имеет религиозное измерение, поскольку по самой своей природе оно трансцендирует человеческие формы силы. Однако, как представляется, на деле на каждое подлинное проявление ненасилия приходятся десятки фальшивых.

Эти пять видов силы в разное время проявляются, очевидно, в одном и том же человеке. Многие из бизнесменов, которые пользуются манипулятивной или состязательной силой на работе, переходят к заботливой силе, когда приходят домой к своим семьям. Вопрос — и именно нравственный — состоит в пропорции каждого вида силы в целокупном спектре личности. Никто не может избежать, ни в желании, ни в действии, ни одного из пяти типов силы, и только горделиво-праведная ригидность побуждает человека провозглашать, что у него есть прививка от какого-то одного из них. Цель развития человека — научиться использовать эти различные виды силы адекватно данной ситуации.

Любовь и власть принято противопоставлять друг другу. Обычная аргументация при этом следующая: чем больше кто-либо демонстрирует власти, тем меньше любви; и чем больше любви, тем меньше власти. Любовь предстает как лишенная силы, а власть как лишенная любви. Чем больше кто-то раскрывает свою способность любить, тем меньше он беспокоится о манипуляции и прочих аспектах власти. Власть ведет к доминированию и насилию, любовь ведет к равенству и человеческому благополучию. Этот аргумент, унаследованный нами от викторианского периода, часто, хотя и не всегда, приводят в качестве обоснования пацифистской позиции. Временами на него указывают даже как на основание "нравственного закона".

Я уверен, что этот аргумент основывается на поверхностных рассуждениях и приводит нас к огромным ошибкам и бесконечным затруднениям. Наше заблуждение состоит в том, что мы видим любовь только лишь как эмоцию, и не видим ее наряду с этим онтологически, как состояние бытия.

В воспитании детей, к примеру, унаследованный аргумент состоит в том, что чем больше родитель любит ребенка, тем меньше он доказывает или каким-то иным способом проявляет свою власть. Это стало частью "попустительства", которым характеризуются взаимоотношения многих детей и родителей в последние несколько десятилетий. Я не хочу осуждать попустительство как некое целое. Во многом оно стало реакцией на викторианский авторитаризм и привело к здоровой свободе и росту ответственности в молодежной среде. Но это как правило, было в тех случаях, когда родитель не подавлял свою силу, а позволял ребенку открыто видеть структуру того, с помощью чего он (родитель) живет. Но, с другой стороны, родитель, который пытается проявлять любовь, будучи уверен, что любовь есть отказ от применения силы, станет объектом манипуляции со стороны ребенка. Часто родитель, уже припертый к стене, будет мучаться сильнее и чувствовать себя более виноватым из-за чувства обиды по отношению к ребенку, и, в конце концов, в этом порочном круге, он может восстать на ребенка в ярости со всевозможным насилием. Семьи, лишенные должной структуры, действуют, уповая на любовь без силы, что приводит к развитию детей без корней, которые позже упрекают своих родителей в том, что они никогда не говорили им "нет".

Это стремление к любви с отказом от силы порождено тенденцией к псевдоневинности. Оно недооценивает сложность любви, упуская тот факт, что любовь, сколь угодно глубокая и долгая, всегда страдает от подобных моментов нечестности. Такая любовь основана на неосознании нами своего участия, если перефразировать Артура Миллера, в неустранимой амбивалентности человеческой жизни.

То, что любовь и власть взаимосвязаны, лучше всего доказывает тот факт, что всякий должен в первую очередь иметь внутреннюю силу, чтобы быть способным любить. Так, Присцилле, пока у нее не было сил высказать свое "нет" тем, кто предполагал ее сексуально эксплуатировать, не удавалось построить удовлетворительные отношения. Пока Мерседес не развила свое самоуважение, пройдя через опыт "смерти в кресле дантиста", она не могла сколько-нибудь глубоко вступить в отношения любви. Человек должен иметь нечто, что он может дать, чтобы не быть всецело захваченным или поглощенным, превратившись в ничто.

Ошибочность указанного противопоставления люб ни и силы заключается в том, что мы рассматриваем любовь только как эмоцию, а силу исключительно как силу принуждения. Нам нужно понять, что обе они также онтологичны, как состояния сущего или процессы.

Отношение между властью и любовью отражено еще в мифах. Вспомните, что Эрос, бог любви, сын Афродиты и Ареса, бога воины или раздора. Как могли древние греки яснее поведать нам о том, что не бывает любви без агрессии? Но еще более удивительно имя другого ребенка, благословившего этот союз — Гармония. Это слово означает нечто, что хорошо слажено, пропорционально, согласовано, и кажется здесь в высшей степени парадоксальным. Но разве и в самом деле не должна быть гармония динамической пропорцией между раздором и красотой?

Эмпирические отношения власти и любви можно показать на примере близости двоих в проблеме насилия, силовых отношений. Случаи насилия наиболее вероятны между людьми, имеющими тесную эмоциональную связь, которые поэтому легко могут ранить друг друга. Согласно статистике, большинство убийств в Филадельфии приходится на внутрисемейные убийства. Наиболее опасной комнатой, в смысле вероятности совершения в ней убийства, является спальня. "Если Вы женщина старше 16, — пишет М.Е.Вольфганг в своем исследовании, — вашим убийцей будет скорее всего муж, любовник или родственник. <…> Когда убивают мужчину, убийцей чаще всего является его жена <…>. Спальня — самая "убийственная" комната в доме"[53].

В браке и парных отношениях мы видим такое же взаимоотношение между любовью и силой. В другом месте я уже писал о необходимости сочетания самоутверждения (сила) и нежности (любовь) в половом акте. Без нежности отсутствует забота п внимательность к чувствам и наслаждению другого, а без самоутверждения теряется способность к полной вовлеченности в совершаемый акт. Когда любовь и власть представляются парой противоположностей, "любовь" постепенно вырождается в жалкое подчинение одного партнера и тонкое (или не столь уж тонкое) доминирование другого. Так, часто возникают садомазохистские браки. Когда ставится цель руководствоваться только любовью, утверждение и агрессия попросту отвергаются как чересчур зараженные властью. Это приводит к "слипанию" друг с другом, к поглощенности друг другом. Теряются твердая уверенность, структура и чувство достоинства, которые охраняют права каждого из партнеров.

Такие отношения могут раскачиваться взад и вперед, от подчинения как формы любви до насилия как формы власти. Все мы привыкли к сообщениям в блоках новостей о том, как преданная жена или муж тридцати лет вдруг вонзает нож в своего спутника жизни, совершая чрезвычайно кровавое убийство. Этот крайний пример показывает проблематичность "любви", которая не сопряжена с реалистическим принятием силы. Существуют статистические основания для распространенного замечания относительно того, что брак с кем-то, кто недостаточно себя контролирует, например, "взрывается" время от времени, может привести к некоторой шумихе и редким ссорам, но не к убийству. Послушный, очень сдержанный человек, который всегда кажется добрым, может выплеснуть свою агрессию в одном большом взрыве. Это согласуется с нашим тезисом о том, что насилие имеет место, когда человек не может нормальным образом изжить свою агрессию.