Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта - Дмитрий Александрович Узланер Страница 37

Чистый стыд, — как пишет Сартр, — не является чувством быть таким-то или таким-то заслуживающим порицания объектом, но вообще быть каким-то объектом, то есть признать себя в этом деградированном бытии зависящим и застывшим, каким я есть для Другого[299].

То есть стыд возникает не по поводу конкретного конфуза, в котором меня застает взгляд конкретного другого, но от самого факта того, что этот Другой вообще есть и, соответственно, есть вообще моя возможность быть объективированным Другим. В этом смысле, по Сартру, речь идет не просто о стыде, но — о фундаментальном стыде.

«Ад — это другие», как гласит знаменитый афоризм, отчеканенный французским философом-экзистенциалистом. Мы все палачи друг для друга[300]. Взгляд Другого стыдит меня, вызывает во мне смущение, заставляет меня прятаться от этого взгляда (заклеивать камеру телефона), но совсем избежать его оказывается невозможно: почему-то люди лишь заклеивают камеру, а не выкидывают свои смартфоны…

Травмирующее, стыдящее измерение взгляда Другого запускает серию защитных механизмов, направленных, в частности, на объективацию Другого.

Мое постоянное желание, — пишет Сартр, — состоит… в том, чтобы удержать другого в его объективности, и мои отношения с другим-объектом в основном состоят из уловок, предназначенных, чтобы заставить его, в сущности, оставаться объектом…[301]

Я хочу одомашнить взгляд Другого, превратить его в подчиненный мне объект.

Селфи наряду с упоминавшимся заклеиванием объектива вполне можно рассматривать как примеры подобной попытки одомашнивания, приручения взгляда. Далеко, естественно, не единственные примеры. Например, Жижек именно в этом ключе рассматривает феномен ностальгии:

в ностальгии взгляд другого в определенном смысле одомашнен, «облагорожен»; вместо взгляда, прорывающегося подобно травматическому разгармонизированному пятну/изъяну, мы получаем иллюзию «видения себя видящим», видения самого взгляда[302].

Селфи, вероятно, способно дать субъекту иллюзию именно такого рода контроля над взглядом Другого — субъект буквально берет этот взгляд в руки, контролирует, что именно этот взгляд может, а что не может видеть. Ты можешь выключить этот взгляд, а можешь включить его по своему усмотрению. Селфи устроено так, что взгляд Другого никогда не застанет тебя врасплох, ведь ты сам его контролируешь, ты сам определяешь, когда именно стóит предстать перед этим взглядом. Это как спектакль, который ты показываешь сам себе, — ты и выступаешь, но ты же и сидишь в зрительном зале, контролируя то, как представление воспринимается зрителями.

Чуть выше я специально оборвал цитату из Сартра про объективацию Другого с его уничтожающим взглядом, чтобы уделить несколько строк описанию селфи как стратегии одомашнивания взгляда Другого. Окончание приведенной цитаты позволит плавно перейти к последнему разделу:

…но достаточно одного взгляда другого, чтобы все эти уловки провалились и я снова испытал бы преобразование другого[303].

То есть, несмотря на все усилия, достаточно взгляду Другого остановиться на субъекте, как все ухищрения субъекта меркнут, оказываются лишь смехотворными уловками, подобными попыткам с помощью бормотания магических формул и заклинаний вызвать дождь во время сильнейшей засухи или же остановить надвигающуюся бурю.

Взгляд и монструозное Реальное

Почему субъекту никогда не приручить вечно направленный на него всевидящий взгляд Другого? Почему любые попытки по одомашниванию взгляда обречены на неудачу? Почему субъекту никогда не дать правильного ответа на вопрос Che vuoi?, обращенный к Другому, т. е. «Чего ты хочешь [от меня]?», «Чего ты добиваешься, обращая на меня свой взгляд?». Лакановский ответ на это прост — дело в том, что Другой сам не знает, чего он хочет. Другой сам не способен понять свой взгляд, оказывающийся в этом Другом чем-то «большим, чем сам этот Другой»[304]. Другой содержит в себе ту же нехватку, что и субъект, он

тоже оказывается перечеркнутым фундаментальной невозможностью, структурированным вокруг некоей недостижимой/травматической сущности, вокруг центральной нехватки[305].

В этом смысле объектив камеры как бы всегда раздвоен: это и взгляд Большого Другого, вписывающий субъекта в символический порядок, например, господствующей идеологии, определяющий кодировку избранного субъектом образа и гарантирующий его успех, но одновременно и нечто непостижимое, пугающее («дурной взгляд»[306]). Это непостижимое и пугающее есть Реальное измерение взгляда, его несимволизируемое ядро, все время угрожающее вторгнуться в нашу реальность и ввергнуть ее в хаос. Как поясняет Тод Макгован,

вместо того чтобы быть опытом [нашего] господства в пространстве образов… он становится — по крайней мере потенциально — местом травматической встречи с Реальным; местом, где происходит как разрыв безопасной дистанции наблюдателя, так и сокрушение предполагаемого его господства[307].

Действительно, откуда нам знать, кто или, может быть, даже что взирает на нас из черной бездны зрачка камеры? Откуда нам знать, что он/она или, может быть, даже оно хочет от нас? Кто реально рассматривает или будет рассматривать нас из этой бездны? Какое чудище, какой монстр, какой маньяк? С чего мы решили, что все наши ухищрения есть ровно то, что этот взгляд Другого хочет получить? Может быть, Другой, подобно злобному божеству, хочет лишь истязать нас, терроризировать, получая удовольствие от причинения нам страданий.

Это монструозное измерение виртуального взгляда прекрасно считывается и обыгрывается, например, творцами массовой культуры. В фильме «Убрать из друзей» (Unfriended, 2014) мы видим, как группу приятелей в социальных сетях начинает преследовать Некто или Нечто. Оно знает и видит гораздо больше, чем того хотелось бы героям, весь фильм буквально в кровавых конвульсиях бьющимся над вопросом о том, что же этому Нечто нужно. Повсеместная озабоченность body shaming’ом[308], cyberbullying’ом[309], троллингом и прочими проявлениями агрессии в интернете есть та же самая озабоченность чудовищностью взгляда Другого.

Этот взгляд застигает субъекта в невыгодный для него момент, снимает с него слепок, превращает его в образ-для-Другого, который уже не принадлежит субъекту и может быть использован ему во вред. Неприглядные образы субъекта, застигнутого врасплох виртуальным взглядом Другого (неким анонимным недоброжелателем, хакером), отчуждаются