Вильям Гирш - Гениальность и вырождение Страница 4

ПСИХОЛОГИЯ ГЕНИЯ

Рассматривая сущность и историю психологии, мы должны сознаться, что ни одной другой науке не пришлось бороться с такими трудностями. Так как непосредственного распознавания психических процессов можно достигнуть лишь посредством самонаблюдения, то последнее издавна служило основанием научной постройки, и лишь при помощи возникших от самонаблюдения понятий можно было перейти к обобщению наблюдения. Если этот метод обладает уже тем крупным недостатком, что по сравнению с другими науками лишён необходимой объективности наблюдения, так как субъект и объект наблюдения будут соединены в одном лице, – то сказанный недостаток ещё более увеличивается от отсутствия повторения одного и того же процесса, и психология таким образом лишена столь ценного для других наук «эксперимента».

Подобно тому как наше физиологическое познание человеческого тела значительно расширилось благодаря патологии, т.е. учению о болезнях, ибо некоторых ветвей физиологии мы никогда не уяснили бы себе без знания соответственных патологических условий, – так и психология претерпела существенный переворот со времени исследования душевных болезней, и обе науки, психология и психиатрия, теперь так тесно связаны меж собой, так непосредственно зависят друг от друга, что одна почти немыслима без другой.

В то время как у греческих философов психология принадлежала к чисто отвлечённым наукам и сохранила этот характер еще в продолжение долгого времени, она в новейшее время пошла по другому пути и может теперь сравниться с другими естественными науками, так как, подобно им, стала на почву скептического наблюдения и отчасти – конечно, в скромной мере – экспериментального исследования.

Подобно тому как всякая другая наука, основанная на наблюдении и опыте, после старательного изучения будничных явлений с особенным интересом обращалась к необыкновенным случаям и из изучения этих особенностей и их сравнения с обыденным черпала новые знания, – так и психология, особливо в последнее время, занялась подробным исследованием тех феноменальных явлений, которые в обыденной жизни называются «гениями».

Результаты, к которым привели эти исследования, весьма различного свойства и, как при решении столь многих научных задач, мы видим, что и здесь самые выдающиеся люди пришли к совершенно противоположным взглядам.

Попытаемся теперь на основании имеющихся исследований составить себе ясное представление о понятии «гений».

Как уже показывает этимология слова, происходящего от genius или ingenium, древние, согласно со своим миросозерцанием, полагали, что в выдающихся людях, в тех людях, которые руководят судьбой народов или которые создали что–нибудь необыкновенное в области искусства или науки, имеется божественный дух. Гением был тот дух, который говорил народу через пифийскую жрицу, который открыл Сократу источник знания, который вдохновил Гомера к божественному песнопению и показал ему мир во всей его прелести исполненным чудных образов. В качестве духа хранителя он доставил Мильтиаду замечательную победу, проложил Платону путь к бессмертной мудрости и таким образом при посредстве избранников вёл человечество к высшему счастью и чистейшему познанию. Это идеалистическое воззрение переходило по наследству от столетия к столетию вплоть до нашего времени.

После того как психология путём самонаблюдения установила ряд понятий, после того как уразумели, что все психические процессы подвержены определенным законам подобно всем другим естественным явлениям, учёные стали пытаться дать определение слову «гений», основанное на научно подтверждённых фактах.

Но в этом–то и кроется колоссальное заблуждение, крупная ошибка, поведшая к стольким напрасным битвам в области науки. Целые столетия философы стараются дать определение гениальности – но тщетно. В новейшее время некоторые учёные стали полагать, будто нашли философский камень, толкуя гениальность просто как явление сумасшествия. И делают они это, не уяснив себе того, что такое гениальность, ни того, – быть может, – что такое сумасшествие.

Целый ряд авторов, писавших о гениальности, называют гением всякого человека с особенно выдающимися умственными способностями. Зульцер говорит: «Тот человек вообще гениален, который проявляет выдающуюся способность и умственную плодотворность в делах и отправлениях, к которым он, по–видимому, питает естественную склонность. Гениальность, кажется, есть ничто иное, как выдающаяся сила ума и обозначения: великий ум, великая голова, гений могут считаться равнозначащими». Дю–Бо объясняет гениальность «полученную человеком от природы способностью выполнять хорошо и легко такие вещи, которые другими людьми, несмотря на все старания, выполняются скверно и с трудом». Точно также высказываются об этом предмете Ридель, Федер, Баумгартен и другие.

Подобное же туманное определение понятия гениальности дает Флегель, говоря: «Гениальность, бесспорно, кроется в познавательной способности человека, ибо лучшей охоты к искусству и науке ещё не достаточно, чтобы о человеке можно было сказать, что он гений». Это, по нашим понятиям, странное воззрение становится несколько понятнее от следующего за сим определения познавательной способности: «Познавательная способность – это дерево, отдающее множество ветвей. Сюда относятся внимание, память, рассудок, разум и т.д. Опыт показывает, что не все эти ветви одинаковой величины, что в одном человеке одна ветвь преобладает над другой. У одного человека больше остроумия, чем ума; у другого более развита способность суждения, чем память; у третьего больше ума, чем силы воображения и т.д. Таким образом, различные виды познавательной способности находятся у человека в известном взаимоотношении между собой. Это последнее и есть гениальность в широком смысле. В этом смысле каждому человеку можно приписать гениальность». И далее: «С понятием о гениальности связывают нечто великое, нечто замечательное в своём роде. Всё, что в умственных способностях человека велико, замечательно, что отличает его от обыкновенных или посредственных голов, называется просто гениальностью. Эти выдающиеся качества бывают свойственны либо всем умственным способностям человека, либо той или другой из них; в первом случае мы имеем дело с гениальностью вообще, во втором – с особенно специальной гениальностью». Виланд различает троякого рода гениальность: услужливую, работающую в области грации и обладающую особенной легкостью в выполнении преследуемых идей; философскую, отличающуюся способностью открывать такие истины, которые имеют отношение к человеческому счастью; и практическую, заключающуюся в стремлении тотчас же воспользоваться распознанными истинами и ведущую к самым смелым и скорым решениям. Но и в этом взгляде нет психологического обоснования произвольно подразделенных явлений. И здесь критерием служит выдающееся и замечательное в производимом, без различия психологического начала, которое должно составлять сущность гения.

Если согласиться с вышеупомянутыми авторами и причислить к гениям всякого человека, способного создать что–нибудь выдающееся в какой–либо области, то это не будет согласно даже с обыденной речью, которая ведь делает ещё различие между гением и талантом, тогда как, по вышеуказанному воззрению, оба эти понятия должны отличаться между собой лишь степенью. Но как бы там ни было, не подлежит сомнению то, что этим определением слова «гениальность» вообще нельзя пользоваться, как научно–психологическим понятием.

В виду шаткости подобного воззрения многие принялись отыскивать особенные качества, будто бы характерные для гения. Некоторые учёные нашли такое характерное свойство в оригинальности. Вайзе говорит: «Все авторы, писавшие о гениальности, согласны в том, что изобретательность – самая существенная её примета». Другие, по–видимому, совершенно позабыли при своих исследованиях, что дело идёт об установлении психологического понятия, а поступили так, как будто должны награждать титулами или орденами за особые услуги. Так, например, Александр Джерард приходит даже к тому выводу, что гением следует называть всякого, сделавшего какое–либо изобретение, все равно, имеет ли оно цену или нет, а так же всякого, высказывающего какого бы ни было рода оригинальные идеи. С этой точки зрения пришлось бы считать гением всякого глупца, совершающего оригинальные дурачества.

Подобным же образом высказываются множество других авторов. Флегель говорит: «До Ньютона цветные лучи призмы, быть может, рассматривались, как детская игрушка; но этот великий ум основал на ней свою остроумную теорию цветов, которая одна доставила бы ему звание гения, если бы он в других отношениях не был великим». Это звучит так, как если бы звания гения можно было добиться, подобно званию полковника или тайного советника. Кант также считает гениальность человека «образцовой оригинальностью его таланта».