Эрих Фромм - Человек для себя Страница 40

Самая крайняя форма иррационального сомнения — это навязчивое невротическое сомнение. Человек, одержимый им, вынужден сомневаться во всем, о чем бы он ни думал, или испытывать чувство растерянности во всем, что бы он ни делал. Сомнение часто участвует в самых важных жизненных вопросах и решениях. Оно часто вмешивается и в пустяковые вопросы, вроде — какой; костюм надеть и идти на вечеринку или нет. Независимо от того, каков предмет сомнения, пустяковый он или важный, само иррациональное сомнение мучительно и отнимает силы.

Психоаналитическое исследование механизма навязчивых сомнений показывает, что они являются рационализированным выражением бессознательного эмоционального конфликта, возникающего из-за отсутствия личностной цельности и вследствие глубокого чувства бессилия и беспомощности. Только осознав истоки сомнения, можно преодолеть паралич воли, порожденный внутренним ощущением бессилия. Если такого осознания не происходит, подыскиваются заместительные решения, которые хоть и неудовлетворимы, но, по крайней мере, кладут конец мучительным проявлениям сомнения. Одним из таких заместителей служит навязчивая деятельность, в которой человек получает возможность найти временное облегчение. Другим является принятие какой-нибудь "веры", в которой человек, как бы, топит себя вместе со своими сомнениями.

Для современного сомнения типична, однако, не описанная выше активная его форма, а скорее установка на безразличие, когда все — возможно, и нет ничего определенного. Все больше людей чувствуют себя запутавшимися во всем, в работе, в политике, в морали и, что хуже всего, считают саму эту запутанность нормальным состоянием ума. Они чувствуют себя разобщенными, сбитыми с толку, бессильными; они воспринимают свою жизнь не с точки зрения своих собственных мыслей, эмоций и ощущений, а с точки зрения тех переживаний, которые им внушили. Хотя у этих людей-автоматов исчезло активное сомнение, его место заняло безразличие и релятивизм.

В противоположность иррациональному сомнению рациональное сомнение ставит под вопрос положения, правильность которых зависит от веры в авторитет, а не от собственного опыта человека. Такое сомнение выполняет важную функцию в развитии личности. Ребенок первоначально получает все идеи от родителей, чей авторитет несомненен. В процессе высвобождения из-под их авторитета, развивая свое собственное Я, он обретает критичность. Взрослея, ребенок начинает сомневаться в легендах, которые прежде он не ставил под вопрос, и рост критических способностей становится прямо пропорционален становлению независимости от родительского авторитета и взрослению.

Исторически рациональное сомнение является одной из главных движущих сил современного мышления, и оно дало как современной философии, так и науке самые плодотворные импульсы. Здесь, так же как и в развитии личности, степень углубления рационального сомнения была связана со степенью свободы от авторитета, авторитета церкви и государства.

Относительно веры я хотел бы провести то же разграничение, что и относительно сомнения: разграничение между иррациональной и рациональной верой. Под иррациональной верой я понимаю веру в человека, идею или символ, берущую начало не в собственном опыте мышления и чувств человека, а основанную на эмоциональном подчинении иррациональному авторитету.

Прежде, чем идти дальше, мы должны выяснить связь этого подчинения с интеллектуальными и эмоциональными процессами. Вполне очевидно, что человек, отрекшийся от своей внутренней независимости и подчинившийся авторитету, склонен подменять свое собственное восприятие авторитетным. Самый впечатляющий пример можно найти в ситуации гипноза, где человек отдает себя во власть авторитета другого человека и в состоянии гипнотического сна готов думать и чувствовать то, что "велит ему" гипнотизер. Даже после пробуждения от гипнотического сна он будет следовать внушениям, полученным от гипнотизера, хотя при этом думает, что следует своему собственному суждению и своей инициативе. Если, например, гипнотизер внушил ему, что в определенный момент времени он почувствует холод и должен будет надеть пальто, то и в послегипнотической ситуации человек почувствует то, что ему внушали, и поступит соответственным образом, будучи убежден, что его чувства и действия основаны на реальности и берут начало в его собственной убежденности и воле.

Хотя ситуация гипноза служит самым убедительным примером для демонстрации взаимосвязи между подчинением авторитету и мыслительными процессами, есть множество вполне банальных ситуаций, обнаруживающих тот же механизм. Пример полугипнотической ситуации дает реакция людей на лидера, обладающего сильной способностью внушения. Здесь также безоговорочное признание его идей обусловлено не убежденностью слушателей, основанной на их собственном раздумии или критической оценке представленных им идей, а на эмоциональном подчинении оратору. В такой ситуации людьми владеет иллюзия, что они согласны с идеями, внушенными оратором, что они их одобряют с позиций разума. Им кажется, что они признают оратора, потому что согласны с его идеями. В действительности же все наоборот: они признают его идеи потому, что подчинены его авторитету, будучи как бы в полугипнотическом состоянии. Гитлер дал верное описание этого процесса в своем рассуждении о целесообразности проведения пропагандистских митингов в ночное время. Он говорил, что "высший ораторский талант властвующей апостольской природы сейчас (вечером) легче добьется победы над людьми с новой волей, которые сами в свою очередь самым натуральным образом испытали ослабление своей силы сопротивления, чем над людьми, все еще вполне контролирующими свою энергию и свою волю" [124].

Для иррациональной веры высказывание "credo quia absurdum est" — "Верую, ибо абсурдно" [125] — психологически вполне верно. Если кто-то делает заявление, звучащее разумно, он делает то, что, в принципе, может сделать каждый. Но если он осмеливается сделать заявление, абсурдное с разумной точки зрения, то самим этим фактом он демонстрирует, что вышел за пределы здравого смысла и, значит, обладает магической силой, ставящей его над человеком среднего уровня.

Среди множества исторических примеров иррациональной веры, вероятно, библейский рассказ об освобождении евреев из египетского плена является одним из самых замечательных истолкований проблемы веры. На протяжении всего повествования евреи представлены как народ, хотя и страдающий от порабощения, но не решающийся взбунтоваться и не желающий утратить ту безопасность, какую они имеют в качестве рабов. Они понимают только язык силы, которой боятся, но которой покорны. Моисей, отказываясь от Божьего повеления объявить себя посланником Бога, говорит, что евреи не поверят в Бога, чьего имени они даже не знают. Бог, не желая принимать какое-нибудь имя, все же принимает его, чтобы удовлетворить потребность евреев в определенности. Моисей настаивает, что даже имени не достаточно, чтобы заставить евреев поверить в Бога. Тогда Бог идет на такую уступку. Он научает Моисея совершать чудеса "чтобы поверили, что явился тебе Господь, Бог отцов их, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова". Глубокая ирония этого высказывания безошибочна. Если бы у евреев была та вера, какой хотел от них Бог, она коренилась бы в их собственном опыте или истории их народа; но они стали рабами, их верой стала вера рабов и коренилась она в покорности силе, демонстрировавшей им свою власть магическими средствами; евреев можно было впечатлить только еще одним чудом, которое не отличалось бы от тех чудес, какие были в ходу у египтян, но превышало бы их чудеса своей силой.

Самым поразительным современным феноменом иррациональной веры является вера в диктаторских вождей. Ее защитники стараются доказать истинность этой веры, ссылаясь на тот факт, что миллионы людей готовы умереть за нее. Если веру определять как слепую преданность какому-либо человеку или делу, и измерять ее готовностью отдать жизнь за нее, тогда, в самом деле, вера Пророков в справедливость и любовь и вера их оппонентов в силу — явления, в основе своей сходные, разнящиеся только предметами веры. Тогда вера защитников свободы и вера их угнетателей отличалась бы только разницей идей.

Иррациональная вера представляет собой фанатичную убежденность, коренящуюся в подчинении чьему-то личному или безличному авторитету. Рациональная же вера, напротив, представляет собой твердую убежденность, основанную на плодотворной интеллектуальной и эмоциональной деятельности. В рациональном мышлении, где, как считается, вере нет места, рациональная вера является важной составляющей. Как, например, ученый приходит к новому открытию? Разве он начинает ставить эксперимент за экспериментом, накапливать факт за фактом, не имея образа того, что он ожидает найти? Редко какое-нибудь важное открытие в какой-либо области делалось именно таким путем. Люди приходили к важным выводам не потому, что просто гнались за какой-то фантазией. Процесс творческого мышления в любой области приложения человеческих усилий часто начинается с того, что можно назвать "рациональным образом", который сам является результатом предшествующего глубокого изучения, рефлективного мышления и наблюдения. Когда ученому удается собрать достаточное количество данных, или выработать математическую формулу, или сделать и то, и другое, то, чтобы придать первоначальному образу высокую степень вероятности, он, так сказать, создает рабочую гипотезу. Тщательный анализ гипотезы на предмет ее применения и сбор подтверждающих ее данных ведут к уточнению гипотезы и, в конечном счете, возможно, к ее включению в широкоохватную теорию.