Тайна семи звезд - Митрополит Иларион Страница 19

* * *

В начале августа его перевели в психиатрическую больницу. Психиатрия в Советском Союзе 60-х годов нередко использовалась в карательных целях. Особо опасных преступников помещали в больницы «специального типа». Священник попал в такую больницу.

Поначалу больные отнимали у него хлеб, пытались сбрить ему бороду. Но не били его, хотя друг с другом постоянно дрались. Некоторых пациентов он приучил начинать утро с чтения «Отче наш».

Лечение сводилось к тому, что больным вкалывали препараты, подавлявшие умственную и психическую активность. Некоторых искусственно усыпляли, и они долгое время проводили без движения. Других привязывали к кровати резиновыми жгутами. Иных, наоборот, накачивали возбуждающими препаратами, так что они метались по палате, приставали с разговорами к прочим больным.

Были и различные «процедуры». Например, пациента могли разбудить среди ночи, положить в холодную ванну, а потом туго заворачивали в мокрую простыню: высыхая, она сжимала тело со всех сторон и складками врезалась в кожу.

* * *

Одним из ведущих советских психиатров был Авлипий Зурабишвили. Академик Грузинской Академии наук, директор Института психиатрии и заведующий кафедрой в Тбилисском медицинском институте, он имел широкие связи. Был верующим, но, как и многие, скрывал это.

Пятнадцатого октября в его квартире рано утром зазвонил телефон. Он сразу узнал голос Католикоса-Патриарха всея Грузии Ефрема.

— Приветствую вас, Авлипий Давидович!

— Доброе утро, Ваше…

— Это Григорий Ши́оевич, — поспешно сказал Католикос, назвав себя мирским именем.

— Доброе утро, Григорий Шиоевич. С прошедшим вас праздником.

— Благодарю вас, Авлипий Давидович!

— Чем могу служить?

— Хотел бы с вами поговорить не по телефону. Найдется у вас время в ближайшие дни?

— С удовольствием к вам загляну, Григорий Ши́оевич. Завтра в девять вечера вам удобно?

— Вполне.

Вечером следующего дня Зурабишвили подходил к Сионскому собору. Статный, с густыми бровями и большими пышными усами, он был узнаваемым лицом. Поэтому решил прийти, когда уже стемнело.

Католикос жил в небольшом двухэтажном здании при храме, где занимал маленькую квартиру. Одна комната служила кабинетом и приемной, другая спальней. Врач позвонил в дверь. Открыл сам Католикос. Врач вошел внутрь, встал, по обычаю, на колени, Католикос благословил его.

После приветствий и вопросов о здоровье перешел к делу:

— Хочу попросить вас помочь одному человеку. Дело непростое, священник совершил государственное преступление, ему грозит большой тюремный срок. Но сейчас он находится в психиатрической больнице специального типа. Надо его освободить.

— А какое преступление он совершил?

— Сжег портрет Ленина на первомайской демонстрации.

— Слышал, слышал, — психиатр нахмурился. — Но это действительно был очень дерзкий поступок. Я бы сказал, немыслимый.

— Да. И нам всем за это здорово досталось. Меня пять раз вызывал уполномоченный, допытывался, кто дал ему задание спалить портрет. Но никто ему задания не давал, он сам додумался. Он вообще со странностями. Ни на одном приходе, куда я его назначал, не прижился.

— А вы… — замялся Авлипий Давидович, — вы уверены, что он вам нужен на свободе? Не подведет вас под монастырь?

— Не уверен. Но… — тут уже замялся Католикос, — со мной вчера случилось что-то невероятное. Даже не знаю, как вам об этом рассказать. Я служил в Светицховели и во время Литургии услышал голос: «Сделай все, чтобы освободить Гавриила. Он Мне угоден». Это был голос Пресвятой Богородицы.

Зурабишвили внимательно слушал.

— Не сочтите меня за психически больного, — сказал Католикос с улыбкой. — Я никогда не слышу голоса. Я потом весь день об этом думал и всю ночь не мог уснуть. Прошу вас помочь.

Знаменитый психиатр молчал. После долгой паузы он сказал:

— Это будет очень непросто. Случай получил широкую огласку. Вы сможете в случае освобождения спрятать его куда-нибудь?

— Не уверен.

— То есть человек, который сжег портрет Ленина, будет гулять на свободе?

Теперь Католикос молчал. У него не было ответа.

— Ваше Святейшество и Блаженство! Я попробую сделать, что смогу, но ничего не обещаю.

* * *

Личное дело Ургебадзе Годердзи Васильевича, которое легло на стол главному психиатру Грузии, было весьма внушительным по объему. Оно содержало его автобиографию, фотографию, справку об инвалидности, различные справки от психиатров, протоколы допросов, показания свидетелей.

Многочисленные странности Ургебадзе были ярко представлены в этом личном деле. На допросах он вел себя дерзко, призывал следователей уверовать во Христа, говорил им об ангелах и бесах. Много и охотно рассказывал о своей жизни. Одному следователю он говорил:

— Однажды я надел клобук, накинул мантию и пошел в синагогу. При входе висел большой портрет Моисея. Я приложился. Присутствовавшим понравилось. Моисей был великим пророком, и я почитаю его. Зашел туда, где читали Тору. Их было мало, и они с удивлением смотрели на меня. Я начал проповедовать Евангелие. Когда помянул о Христе, позвали своего старшего. Он пришел, но не стал меня прерывать. Потом пригласил в свой кабинет. Он внимательно слушал то, что я проповедовал о Христе. Потом поблагодарил меня, и мы расстались.

Далее он рассказал, как его радушно встретили в мечети: пригласили к себе, и он проповедовал о любви. А вот баптисты были недовольны его появлением: позвали своего пресвитера, и тот выгнал его.

В свидетельских показаниях упоминалось, что священник любит вино и что от него часто пахнет вином. Одному из очевидцев он говорил:

— В меру принятое вино — самый большой профессор. Оно, как хороший хирург, безболезненно открывает сердце и привносит в него любовь.

Священник мог выйти в город босиком, на улице подойти к незнакомым людям и завести с ними речь о Христе. Мог зайти в кафе, увидеть курящих женщин, подойти, попросить сигарету и сделать затяжку, а потом еще и подмигнуть им. Мог заглянуть в пивной бар, подсесть к незнакомым людям и начать с ними разговаривать. В Сионском соборе, где он часто появлялся, его считали юродивым.

Отчеты о собеседованиях с психиатрами рисовали любопытную клиническую картину. Вел он себя обычно спокойно, признаков психоза или мании не было. Но говорить мог только на религиозные темы и каждый вопрос врача превращал в повод для проповеди. Одного психиатра он поучал:

— Праведный человек перед Богом стоит, как лев. Он не боится, потому что знает, что он прав. Бог любит такого человека, он брат Христа, к нему Господь относится как к ровне. Сначала они рабы Божьи, потом сыновья Божьи, потом братья.

Другого психиатра, женщину, он стал учить, как надо готовить ребенка ко крещению, хотя она спрашивала совсем о другом:

— До