Сопротивление и покорность - Дитрих Бонхеффер Страница 29

Мой нынешний партнер, о котором я много раз тебе писал, становится с каждым днем все более жалким. У него здесь еще двое коллег, один из которых с утра до ночи хнычет, а другой во время тревог (а вчера даже когда подали предварительную тревогу) – буквально – накладывает в штаны. Когда вчера он со слезами на глазах сообщил мне об этом, а я разразился хохотом и обругал его, он стал поучать меня, что нельзя в несчастье никого ни осмеивать, ни осуждать. Это для меня было уж слишком, и я резким тоном выразил свое презрение к людям, которые могут быть суровы к другим, произносят высокопарные речи об опасной жизни и т. д., а при самой ничтожной пробе сил теряют самообладание, это, мол, позор, у меня тут нет никакого сострадания; и вообще, таких представителей я бы выкинул из артели, т. к. они срамят ее и т. п. Он был поражен и, видимо, решил, что я весьма сомнительный христианин. Вообще говоря, поведение этих субчиков здесь уже стало притчей во языцех, что порождает соответствующую, не очень приятную для них реакцию. Для меня этот опыт крайне поучителен, хотя он и отвратительнее всего того, что я до сих пор здесь насмотрелся. Мне думается, что я на самом деле не с такой уж легкостью могу презирать человека, попавшего в беду, и я высказал это достаточно недвусмысленно, так что у него, наверное, волосы встали дыбом; но все это действительно вызывает у меня только презрение. 17–18-летние ребята находятся здесь во время тревог в гораздо более опасных местах и ведут себя безукоризненно, а эти скулят тут (я чуть было не ввернул солдатское выражение, которое бы тебя удивило!). Иначе и не скажешь – рвотное средство! Н-да, каждый позорится по-своему. Надеюсь, что ты не подумаешь, будто я записался в герои. Поводов для этого здесь достаточно мало! Но есть одна слабость, за которую христианство не отвечает, и вот за нее-то цепляются, чтобы его опорочить. Нам тут надо стараться, чтобы контуры были чистыми. С. вчера принесла мне толстый том о Магдебургском соборе. Я в восторге от скульптур, особенно от нескольких благоразумных дев. Блаженство, написанное на этих вполне земных, почти крестьянских лицах, поистине восхищает и трогает. Ты еще хорошенько насмотришься на них!

4.2.44

Нет ничего для меня более естественного, чем писать тебе утром дня моего рождения, вспоминая, что мы восемь лет подряд отмечали его вместе. Пусть работа полежит пару часов, ей это, наверное, только на пользу. Я жду свидания с М. или с родителями, хотя еще неизвестно, удастся оно или нет. Восемь лет назад мы сидели вечером у камина. Вы преподнесли мне в подарок ре-мажорный скрипичный концерт, и мы вместе прослушали его. Потом, кажется, я рассказывал вам о Гарнаке, о прошлых временах, что вам, не знаю почему, особенно пришлось по вкусу, а под конец была окончательно решена поездка в Швецию. Годом позднее вы подарили мне Сентябрьскую Библию с симпатичной надписью и твоим именем во главе подписавшихся. Затем был Шленвиц и Зигурдсхоф – многие тогда праздновали этот день с нами, многие, которых уже с нами нет. Пение под дверью, молитва во время богослужения, которую ты в тот день прочитал, песнь на стихи Клаудиуса, которую спел Г., – все это останется прекрасными воспоминаниями, которые неподвластны здешней мерзкой атмосфере. Я полон уверенности, что мы отпразднуем твой ближайший день рождения снова вместе и – кто знает? – может быть, даже и Пасху! Тогда мы опять обратимся к настоящей жизненной задаче, и прекрасной работы будет у нас хоть отбавляй; а то, что мы тем временем пережили, пригодится. Причем за то, что мы сможем именно так оценить настоящее, как мы это оба делаем, мы должны благодарить друг друга. Я думаю, что ты сегодня думаешь обо мне, и буду очень рад, если в этих думах присутствует не только прошедшее, но и надежда на будущее, пусть и изменившееся, но все-таки общее.

Теперь уже, видимо, недолго осталось до того момента, когда ты получишь радостное известие. Нелегко, наверное, быть вынужденным праздновать такой необычный день радости среди чужих людей, которые не могут тебе помочь по настоящему ощутить радость, осмыслить ее и связать с повседневной жизнью и для которых цель и кульминационный пункт всякой радости в большей или меньшей степени заключается в выпивке. Я желаю тебе найти человека, с которым ты мог бы сблизиться (единственный человек, с которым я начал сходиться теснее, был убит, как я уже тебе писал, во время налета), но думаю, что для нас найти то, что мы ищем и в чем нуждаемся, сложнее – мы ведь в отношении дружбы предъявляем более высокие требования, чем другие. Вот и в этом плане трудно найти замену!

Я не дописал письма, как меня вызвали вниз. М. первая встретила меня радостным известием: «У Р. родился мальчик, и назвали его Дитрихом!» Все прошло гладко, за полтора часа, мама и К. принимали роды! Какой сюрприз и какое счастье! Я так рад, что не могу найти слов. А как счастлив будешь ты! И все это произошло так быстро и хорошо! Вот у тебя теперь есть сын, и все мысли с надеждой устремлены в будущее. Ведь какие задатки должны быть у него… Итак, его назвали Дитрихом, не знаю даже, что и сказать. Что я буду для него хорошим дядькой-крестным и двоюродным дедом, пообещать могу; я был бы лицемером, если бы не сказал, что в самом деле бесконечно рад и горжусь тем, что вы вашему первенцу дали мое имя. То, что он со своим днем рождения на сутки опередил меня, должно означать, что он собирается отстаивать свою самостоятельность по отношению к дядюшке-тезке и всегда будет идти чуточку впереди. Соседство наших дней рождения мне очень приятно. Если он когда-нибудь услышит, где был его дядя, когда он получил свое имя, на него это, должно быть, произведет впечатление. Я вам очень благодарен за то, что вы так решили, и думаю, что другие этому также порадуются.

5 февраля. Вчера, когда так много людей были столь внимательны ко мне, я, честно говоря, совсем забыл про собственный день рождения и праздновал только день рождения маленького Дитриха. Даже трогательный букетик, который нарвали для меня здешние обитатели, стоял в моих мыслях у кроватки вашего малыша. Правда, ничего более радостного этот день не мог бы принести. Только засыпая, я