Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата Страница 53

Этот Эвил-Меродах (по-аккадски Амель-Мардук) был царевич, наследник престола после Навуходоносора; судьба его, однако, незавидна: он царствовал всего два года, в 562–560 гг. до Р. Х., и был убит. Согласно Хронике Иерахмиила, составленной неким французским раввином в XII веке на основе неизвестных нам источников, этот царевич, носивший сначала имя Nabū-šuma-ukīn, был заподозрен отцом в дворцовом заговоре и брошен в темницу, где томился Иехония. Этот эпизод не описан в Библии, но зато найдена вавилонская клинописная табличка, на которой царевич Набу-шума-укин в поэтической форме обращается из темницы к богу Мардуку; позднее, взойдя на царство, в благодарность за свое избавление он сменил свое имя на «Амель-Мардук», т. е. «человек Мардука».

Проследить дальнейшую судьбу евреев в Вавилоне не представляется возможным ввиду скудости имеющихся на сегодняшний день археологических и письменных данных. Некоторые имена в вавилонских записях предположительно принадлежат евреям – но это нельзя считать надежным свидетельством [106].

Некоторые заключения можно, однако, сделать на другом уровне. Поскольку в 587 г. до Р. Х. вавилонская армия полностью разрушила иерусалимский Храм и весь город, у еврейских изгнанников не осталось никаких материальных объектов, на которых могла бы основываться их культура и национальная идентичность. Их политическая и религиозная столица разрушена, их идущая от Давида древняя царская династия прервалась. У них больше не было культового центра, вокруг которого могла бы сформироваться их религиозная жизнь, – остановился сложный годовой круг богослужений и жертвоприношений, совершавшийся в их Храме в течение бесчисленных поколений.

Вообще-то религиозная жизнь евреев не предполагала, что для совершения богослужения нужны какие-либо изображения их бога. Их религия, если не принимать во внимание многочисленные отклонения и искажения, столь яро обличавшиеся их пророками, была строго монотеистической верой в единого всемогущего бога, которого никто не может увидеть. Вторая из десяти заповедей говорит: Пусть не будет у тебя других богов, кроме Меня[141], и при буквальном прочтении в ней не обнаруживается утверждения, что других богов не существует, – наоборот, в ней можно увидеть допущение, что другие боги есть, но они для других народов. Бог евреев был богом мужского пола, не имевшим ни имени, ни жены, ни детей. Эта религия, в особенности извлеченная из своего обычного контекста, была чисто концептуальной верой в неосязаемое, не основанной ни на каких образных параллелях или материальных предметах. В отличие от окружавших их вавилонян, у евреев не было божественного изваяния, восседающего на божественном троне, принимающего их жертвы и выслушивающего их прошения, взирая на них сверху вниз с видом мудрого родителя. Ветхозаветная еврейская религия с самого начала радикально отличалась от всех предшествовавших ей и современных ей религий тем, что бог евреев оставался абстрактным понятием, далеким и невидимым, без изображений и без окружающей его семьи. Никакая другая религия античности не могла бы сохраниться, оставаясь полностью сконцентрированной на единственном боге, которого невозможно увидеть. Когда евреи пришли в Вавилон, эта их абстрактная вера, а вместе с ней и их национальная идентичность остались без всякой образной и предметной поддержки[142].

Представим себе еврейского иммигранта в дружеской беседе с вавилонянином где-нибудь на рыночной площади. Он вряд ли найдется, как ответить на совершенно естественные вопросы собеседника – как зовут вашего бога? как он выглядит? где он живет? кто его жена? сколько у него детей? Следует, однако, отметить, что в эту самую эпоху происходят существенные сдвиги в религиозном сознании вавилонян. Постепенно сформировалась идея, что вавилонский государственный бог Мардук не столько царь над всеми другими богами – это был его традиционный статус, – сколько один-единственный реально значимый бог. В течение почти трех тысячелетий месопотамские культуры изобиловали множеством больших и маленьких богов, но именно в нововавилонский период мы видим, как на фоне этого богатого политеистического пантеона проявляются структуры вновь возникающего монотеизма. Взять хотя бы вот этот безобидно выглядящий маленький богословский текст [107]:

Ураш – Мардук растений

Лугальакиа – Мардук подземной воды

Нинурта – Мардук мотыги

Нергал – Мардук войны

Забаба – Мардук битвы

Эллиль – Мардук господства и осторожности

Набу – Мардук учета

Син – Мардук как осветитель ночи

Шамаш – Мардук справедливости

Адад – Мардук дождя

Тишпак – Мардук гостеприимства

Иштаран – Мардук…

Шукамуну – Мардук корыта

Мами – Мардук гончарной глины

Этот совершенно удивительный документ показывает развитие богословской мысли в совершенно конкретную историческую эпоху. Наш богослов утверждает, что Мардук в действительности единственный бог, определяя каждого из четырнадцати других главных божеств – каждое из которых с древности имело свой собственный культ, свои храмы и изображения, своих почитателей – всего лишь одним из аспектов Мардука, одним из его, так сказать, ведомств[143]. И этот текст не единственный; аналогичные «синкретические» рассуждения имеются относительно супруги Мардука богини Царпаниту и их сына Набу, из которых составляли некую, если позволено будет так выразиться в данном контексте, божественную троицу. Имеются и более подробные богословские рассуждения в том же духе[144].

Возникновение нового монотеизма вокруг бога Мардука

Уникальный статус Мардука как единственного бога в собственном смысле слова, существовавший в эпоху Навуходоносора, перешел позднее, при царе Набониде, в аналогичный статус Сина, бога Луны. Набонид был последним вавилонским царем до завоевания страны

Персией; тому, что он стал царем, много способствовала его мать Адда-гуппи, весьма замечательная женщина, в течение более чем полувека бывшая жрицей бога Сина и воспитавшая Набонида в почитании этого бога. Между жрецами Мардука и почитателями Сина образовались весьма напряженные отношения, которыми воспользовался персидский царь Кир, чтобы разбить и завоевать Вавилонское царство. До этого в месопотамском обществе никогда не было столкновений или притеснений на религиозной почве; по крайней мере, в письменных источниках нет никаких намеков на это. Иностранцы были просто иностранцами; их могли опасаться или презирать, но с ними никогда не враждовали по причине «другой веры». Каждый человек знал и почитал многих разных богов, и боги-новички только приветствовались; статуи чужестранных богов часто привозились после успешных военных кампаний и устанавливались в ассирийских и вавилонских храмах. Чужие боги, как и чужая магия, могли быть могущественными, в особенности если они принадлежали сильному врагу; а после их установки на новом месте эти боги, конечно, переносили свое покровительство на тех, кто теперь стал совершать им жертвоприношения. По прошествии какого-то времени имена новых богов, как бы варварски они ни звучали, вносились в официальный список богов. Религиозная нетерпимость возникла только с распространением эксклюзивного монотеизма, и в рассматриваемую эпоху такой монотеизм появился в Месопотамии впервые в ее истории.

Таким образом, евреи встретились здесь с местной религиозной системой, которая к этому времени стала более похожей на их собственную, чем она была в более раннюю эпоху. Вавилонский монотеизм, был ли он результатом государственной политики или богословских диспутов в семинариях (не говоря уж о досужих уличных разговорах), оказался опасным фоном, на котором еврейские переселенцы должны были существовать, храня в чистоте свою веру в единого бога и защищая ее от чужеродных влияний. Нелишне также отметить, что похвальные эпитеты, которыми награждался бог Мардук (пастырь, защитник бедных и немощных, покровитель вдов и сирот, поборник правды и справедливости…), должны были звучать более чем привычно для евреев, выросших в своей собственной религиозной традиции.

Можно назвать много причин, по которым переселение еврейского народа в космополитическую вавилонскую среду VI века до Р. Х. должно было достаточно быстро привести к его полной абсорбции, а затем к исчезновению. Этот процесс должен был стать еще более легким благодаря наличию у обоих народов общего языка – арамейского, которым и те и другие владели наравне с собственным (древнееврейским у евреев и аккадским у вавилонян).

Вавилонская школьная задачка: записать клинописью буквы арамейского алфавита. Ответ: a bi gi da e u za he tu ia ka la me nu ṣa a-a-nu pe ṣu qu ri ši ta