Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата Страница 56

1. Хорошо знающие свою историю и культуру, полные решимости продолжать жить по-старому и, несмотря на реальность разрушения Храма, ожидающие возвращения в Иерусалим при первой возможности.

2. Принадлежащие традиционной еврейской культуре и индивидуальной еврейской религиозности, но при этом не ограничивающие себя исключительно традиционным еврейским образом жизни.

3. Погрузившиеся в вавилонскую жизнь во всех ее аспектах и тем самым полностью во всех отношениях ассимилировавшиеся.

Для представителей третьей (а частично и второй категории) различие между Мардуком и их собственным еврейским богом становилось все менее очевидным. Если оба были в некотором смысле одним богом, то Мардук мог восприниматься просто как его более могучий видимый аспект, и для многих, в особенности во втором и третьем поколении после переселения, вопрос выбора между обоими богами вообще не стоял. Возможно, в обеих группах вполне могли называть своих детей вавилонскими именами, образованными от имен богов, таких как Мардук, или его сын Набу, или Бел. В группе 1 таких имен не использовали, зато были распространены имена на – яху, или имена без всяких «божественных» корней. Для представителей первой группы разделение между Мардуком и богом евреев было существенным фактором, сплачивавшим всю группу.

Более поздние документы, относящиеся к эпохе после завоевания Вавилона Киром Великим в 539 г. до Р. Х., дают нам лишь весьма фрагментарное представление о том, как жили в Вавилонии общины оставшихся там евреев после того, как другие вернулись в Иерусалим. Место проживания одной из таких общин так и называлось – Яхуду, «Еврейский город». Эти общины хорошо обосновались и были хорошо организованы; они подчинялись центральной власти, но сохраняли при этом свои традиции и обычаи; они ни в коей мере не были «рабами в оковах». Более того, их деловые документы составлялись клинописью по-вавилонски [118].

Клинописная табличка из Яхуду, содержащая брачный контракт, в котором упоминаются люди с еврейскими именами

Намного позднее, между II и IV веками по Р. Х., потомки этих еврейских поселенцев в Вавилоне составили в своих иешивах (академиях) Вавилонский Талмуд, пользуясь различными диалектами арамейского языка, перемешанными с древнееврейским (библейским ивритом), а также с более новым еврейским языком. Талмуд состоит из Мишны (свода религиозных предписаний) и Гемары (дальнейшего обсуждения трактатов Мишны). Одна из его главных целей – достичь как можно более точного понимания каждой фразы в каждом обсуждаемом тексте. Для этого используется сопоставление различных мнений и точек зрения ученых мужей на один и тот же предмет, причем для каждого мнения указывается, кому оно принадлежит. Эти дискуссии восходят к различным школам еврейской мысли, которые столетиями развивались параллельно в разных иешивах. В конечном итоге любая такая дискуссия восходит, конечно, к библейскому тексту.

Талмуд – это последний корпус текстов, в котором можно обнаружить прямое влияние более древних вавилонских традиций. Это влияние проявляется, в частности, в заимствовании некоторых слов из вавилонского в арамейский, а также в упоминании переживших свое время вавилонских идей или практик (медицинских, магических, относящихся к предсказаниям или, например, царской игры из Ура) [119]. Особенно явно это влияние можно увидеть в том, как в Талмуде используются игра слов и приемы интерпретации, аналогичные применявшимся задолго до этого в вавилонских академиях (см. комментарии, приведенные в Приложении 1). Эти приемы в конечном счете обязаны своим развитием многофункциональности клинописных знаков, и их применение в раввинистических текстах, написанных алфавитным письмом по-арамейски, несомненно является отдаленным результатом когда-то происшедшего знакомства евреев с клинописной ученостью. Влияние клинописной культуры на еврейских изгнанников в Вавилоне и на их потомков часто оставляют без внимания; между тем оно имело разнообразные и далеко идущие последствия. Об этом влиянии красноречиво говорят, например, названия месяцев в современном иврите, повторяющие те, что использовались в столице Навуходоносора II:

Для сравнения: нам известно лишь четыре древнееврейских названия месяцев: Авив (в современном иврите это слово означает «весна», но в древности так назывался месяц Нисан), Зив (Ияр), Эйтаним (Тишрей) и Буль (Хешван). Живя в Вавилоне, евреи совершенно естественным образом перешли на вавилонский календарь. Старые названия месяцев вышли из употребления, а вавилонские, наоборот, вошли в разговорный язык, и их можно слышать сегодня на улице в любой части света.

12. Что стало потом с Ковчегом?

Карта мира перестает быть просто исчерченным листом бумаги, она становится картиной, полной самых разнообразных и живых образов. Каждая часть ее принимает свои настоящие размеры…

Во всех историях о Потопе, когда вода начала убывать, Ковчег с его бесценным грузом пристал к вершине горы. Жизнь на земле была спасена, оказавшись перед тем на волосок от уничтожения; люди и животные с удвоенной энергией начали новую жизнь. В тот момент было совершенно неважно, где именно пристал Ковчег и что сталось с ним потом, – это стало важно намного позднее.

Возникло несколько разных версий насчет того, где находится эта гора, – в иудейской, христианской, мусульманской религии древняя вавилонская история всегда оставалась в центре внимания. Но и ранее, в самой клинописной культуре, существовало несколько вариантов местонахождения горы. Как мы видели, самые древние из дошедших до нас табличек истории о Потопе, включая Табличку Ковчега, относятся ко второму тысячелетию до Р. Х.; но, к сожалению, о месте, где пристал Ковчег, в них ничего не говорится. Для дальнейших изысканий нам очень пригодилась бы вавилонская географическая карта той эпохи.

К счастью, такая карта у нас есть.

Перед нами – ни больше ни меньше как карта всего мира. Клинописная табличка, на которой она изображена, – одна из самых удивительных, когда-либо раскопанных, – получила даже среди ассириологов собственное латинское название mappa mundi[150], соревнуясь с другими претендентами на данный титул [120]. Кроме того, это древнейшая известная нам карта мира, изображенная на клинописной табличке [121].

Вавилонская карта мира, лицевая сторона таблички

Самый важный ее элемент – это рисунок, занимающий нижние две трети лицевой стороны и выполненный с большим искусством. Весь известный вавилонскому человеку мир изображен в плане сверху, в виде диска в окружении кольца воды, называемого по-аккадски marratu. Две концентрические окружности вычерчены с помощью вавилонского предшественника нашего циркуля, центральное острие которого было поставлено на карте немного южнее Вавилона – возможно, в месте расположения города Ниппура, «пуповины Неба и Земли». Внутри кольца схематически изображена Месопотамия. Широкий Евфрат пересекает карту сверху вниз, начинаясь в северной гористой местности и теряясь в сетке каналов и приморских болот на юге. Над великой рекой раскинулся Вавилон, чудовищно большой по сравнению с другими городами на карте, изображенными в виде кружочков, иногда с названиями, помеченными мелкой клинописью. Расположение городов и мест расселения народов показано в некотором роде «аккуратно», хотя далеко не во всех случаях. Внутри кольца показаны основные географические объекты центральных областей Месопотамии; но это никоим образом не карта автомобилиста, по ней нельзя рассчитать расстояния: относительные размеры объектов внутри кольца и расстояния между ними для составителей карты были далеко не так важны, как само это кольцо воды, ограничивающее обитаемую вселенную, какой они ее тогда знали. За кольцом воды чуть подальше изображено широкое кольцо гор – край земли. Каждая гора (по-аккадски nagû) изображена как плоский выступающий треугольник; первоначально их насчитывалось восемь.

Вавилонская карта мира пользуется заслуженной известностью и всегда выставлена в постоянной экспозиции Британского музея. Ее глиняная поверхность, однако, настолько хрупка, что музей предпочел не подвергать ее обжигу в печи – стандартной операции, позволяющей значительно укрепить клинописную табличку для ее лучшей сохранности. С некоторых пор нашу табличку вообще не вынимают из витрины и никогда не отдают из музея на временные выставки. Так было решено после того, как много лет назад при транспортировке таблички на какую-то выставку одна из восьми nagû (та, что в левом нижнем углу) отломилась и, увы, пропала безвозвратно.