Меир Шалев - Впервые в Библии Страница 6

Не относитесь к этому легкомысленно. В возрасте ста лет Авраам сомневался в своей способности родить сына с Саррой. А сейчас, когда ему больше ста сорока, он родил с Хеттурой — к тому же без всяких провозвестий от Бога или появления ангелов — шестерых сыновей одного за другим: «Она родила ему Зимрана, Иокшана, Медана, Мадиана, Ишбака и Шуаха» (Быт. 25, 2).

Женитьба престарелого отца почти сразу же после женитьбы сына и эта его неожиданная плодовитость, намного превышающая сыновнюю, да к тому же симпатичные рифмующиеся имена его маленьких сыновей — эти Зимраны и Меданы так и катаются на языке — всё говорит о радостной метаморфозе. И действительно, старик отец явно изменился к лучшему. Жертвоприношение развело его с любимым сыном, но зато избавило наконец от требовательного присутствия Бога и жены — двух начал, что так жестко правили всей его жизнью и заставили совершить два страшных поступка: изгнать первого сына и едва не принести в жертву второго.

Сейчас, когда Бог уже не говорит с ним, а Сарра умерла, и даже Исаак нашел утешение в своей любви к Ревекке, Авраам впервые получил возможность пожить в свое удовольствие. На склоне лет он стал весьма деятельным и плодовитым. У него появились и наложницы, кроме Хеттуры, и с ними он тоже породил многих детей. Библия подчеркивает, конечно, что Исаак как был, так и остался его любимым сыном и что именно ему Авраам завещал все свое имущество, тогда как сыновей всех своих наложниц он отослал на восток, в землю Кедем, чтобы они не конкурировали с сыном Сарры. Но важно не это. Важна та метаморфоза, что произошла с Авраамом в этом преклонном возрасте. Он наконец-то покончил с миссией отца нации и столпа веры, перестал быть знаменем и символом и стал просто частным лицом. И хотя в его жизни снова происходят большие перемены, на сей раз это перемены чисто личные, и для него они явно радостней и прекрасней, чем предшествовавшие им метаморфозы национального и религиозного характера — переход из страны в страну, изменение имени, завет и обрезание.

И, словно в подтверждение этих радостных перемен, не только сам Авраам, но и его настрадавшийся, обрезанный член тоже освободился от необходимости быть символом союза с Богом и вернулся к выполнению своих обычных приятных обязанностей. Ему уже не нужно было непрерывно служить вещественным доказательством этого союза и производить семя всего еврейского народа разом. Теперь это был просто веселый половой орган мужчины, освободившегося от своего требовательного Бога и суровой, трудной жены. А вместо двух утраченных в прежней жизни сыновей — изгнанного и принесенного в жертву, — которым суждено будет соперничать из-за его любви с того времени и по сей день, Авраам рожает теперь для себя просто веселых младенцев. Из «отца множества народов» он превратился в мужа множества наложниц и отца множества детишек.

Он встретил смерть, убеленный благородными сединами, «престарелый и насыщенный жизнью», как пишет Библия, и читатель чувствует, что этот Авраам наконец-то доволен, спокоен и даже счастлив. И кончина у него была счастливая. Измаил, сын, которого он изгнал по приказу своей жены, и Исаак, сын, которого он возложил на жертвенник по приказу своего Бога, похоронили его сообща. Я сказал раньше, что, возможно, они пришли убедиться, что он и вправду умер, но сейчас я на себе ощутил, что хорошая старость Авраама смягчает читателя и меняет его понимание вещей. Сейчас мне кажется, что эти совместные похороны свидетельствуют, скорее, о том, что сыновья простили своего отца, а может быть, даже пожалели, что не примирились с ним при его жизни.

Они похоронили Авраама возле Сарры, изгнавшей одного из них и любившей другого, в той пещере Махпела, которая на многие столетия станет предметом яростных споров. Сомнительно, однако, мог ли Авраам предвидеть эти будущие раздоры, а если бы и мог, не думаю, что это его бы взволновало. Свои последние добрые годы он прожил в тепле и покое, с новой женой, и с новыми наложницами, и с новыми детьми, а после смерти снова обнаружит себя рядом с Саррой, которая с трудом опознает его — уж слишком хорошо он выглядит.

Первый сон

Когда мы вспоминаем, где в Библии впервые упомянуто слово «сон», нам на ум тотчас приходят та уходящая в небо лестница и ангелы на ней, что приснились праотцу Иакову во время бегства в Харран. Либо же нам вспоминается сын Иакова Иосиф, вся дорога которого буквально вымощена снами. Увы, к великому нашему разочарованию, самый первый сон в Библии в действительности приснился не Иакову и не Иосифу, а некому малоизвестному филистимлянину по имени Авимелех, который был царем древнего ханаанейского города Герар к югу от Газы. Героиней же этого сна — уж не знаю, обрадует это читателя или огорчит, — была праматерь Сарра, жена Авраама.

Праматерь Сарра именуется в Библии «прекрасной», и у праотца Авраама была странная и предосудительная привычка то и дело передавать ее во временное пользование чужим царям под видом своей сестры, дабы они из-за нее «не причинили ему вреда». В первый раз он поступил так в Египте, отдав ее египетскому фараону, а вторично — как раз в Гераре, отдав ее этому Авимелеху. Кстати, согласно хронологии книги Бытия, Сарре было тогда девяносто лет, но не исключено, что Авимелех предпочитал именно зрелых женщин. А может, ему самому было лет этак двести — возраст, весьма распространенный среди героев Библии, — и поэтому он любил молоденьких. Так или иначе, Авимелех взял Сарру в свой дворец и в ту же ночь увидел первый из снов, упоминаемых в Библии.

«Вот, ты умрешь за женщину, которую взял, — сказал ему во сне Бог, — ибо она имеет мужа» (Быт. 20, 3)

Насколько мне известно, это — первый раз, когда в языке появляется выражение «умереть за женщину». Причем появляется в непривычном для нас смысле. Не «умирать» от любви, не «сохнуть» по ней и тому подобные современные выражения, а «умереть» из-за нее в буквальном смысле этого слова, то есть расплатиться смертью за грех обладания замужней женщиной.

И филистимский царь действительно испугался. «Неужели Ты погубишь и невинный народ? — спросил он Бога. — Не сам ли он сказал мне: „она сестра моя“? И она сама сказала: „он брат мой“. Я сделал это в простоте сердца моего и в чистоте рук моих».

Авимелех тотчас вернул Сарру законному супругу и тем самым спасся от наказания, но следует отметить еще один немаловажный факт — у них с Саррой «не было консумации», как говорила моя бабушка в таких случаях. Иными словами, Авимелеху не удалось совершить желаемое с праматерью Саррой, и это очень хорошо, потому что следующая глава начинается сообщением о ее беременности. Не хватало нам еще, чтобы праотец Исаак оказался незаконнорожденным сыном какого-то необрезанного филистимлянина и чтобы его статус законного сына Авраама был поставлен под сомнение. Я уж не говорю о возможном влиянии такого события на весь нынешний ближневосточный конфликт!

Возвращаясь, однако, к нашей теме, приходится констатировать, что первого в Библии сна удостоился именно этот Авимелех, а не такие важные персоны, как Авраам, Исаак, Иаков и Иосиф. И хотя еврейского читателя это может огорчить, тем не менее в этом рассказе впервые дается простое и красивое определение функции библейского сна: сообщать повеление Господне. Не все библейские сны столь же ясны и прямолинейны, и далеко не в каждом из них Господь появляется собственной персоной. Но любой сон в Библии — это не отмычка психоаналитика, а практичный и весьма простой прием, посредством которого Бог выражает Свою волю. Именно это и сказал два поколения спустя Иосиф — «сновидец», как его назвали братья, когда толковал сновидения царя Египта: «Что Бог сделает, то Он возвестил фараону» (Быт. 41, 25).

«И лег на том месте и увидел во сне…»

Что же до первого еврейского сна, то о нем я уже бегло упоминал — это был сон Иакова по пути в Харран (Быт. 28). Бежав от гнева обманутого им Исава, Иаков впервые в жизни оказался вдали от матери и вынужден был провести ночь в чистом поле, а не в ее шатре. «И взял один из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег в том месте. И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней» (Быт. 28, 11–12).

Описание «а верх ее касается неба» напоминает слова «и вершина ее в небе», которыми описана в Библии Вавилонская башня[14]. Но, как и в других местах, автор создает это подобие между двумя рассказами именно для того, чтобы подчеркнуть разницу между ними:

Вавилонская башня была построена на самом деле, а небесная лестница Иакову снится.

Вавилонская башня была построена до того, как род человеческий разделился на народы, а эта лестница — чисто «еврейская работа».

Вавилонская башня была воздвигнута руками множества людей, имевших общий язык и общую цель, а эта лестница — частный сон одного человека.