Макарий Маркиш - На пороге Церкви Страница 6

Нужно ли говорить о детях России? О российской семье? О количестве абортов? О рождаемости? О смертности? О демографическом прогнозе? О будущем нации в полувековой перспективе? Конечно нет. Эти предметы прекрасно известны всем до единого. Как и вошедшая уже в привычку раздраженная реакция: «Что вы от нас хотите? Невозможно заставить людей вступать в брак, рожать и воспитывать детей, невозможно насильно удержать их от абортов и разводов, от сигареты, водки и наркотиков. Это вопросы личной жизни, они к государственной власти не имеют отношения».

В самом деле, власть не вправе – да и не в силах – диктовать людям их личную жизнь. Но что власть способна сделать – это защитить среду обитания нашей семьи и наших детей. Более того, власть обязана это сделать: для того она и существует.

У разных стран и народов центральной и местной власти принадлежит различная роль. Соединенные Штаты Америки, к примеру, возникли как союз независимых государств на основе ограничения власти вашингтонской администрации. Напротив, наше национальное наследие – это укрепление власти Москвы через преодоление усобиц и местных амбиций. Понятно, что дело защиты среды обитания может быть более или менее централизованным, в зависимости от действующих законов и политических реалий. Однако, коль скоро среда обитания по своей природе объединяет всю нацию, то и защита ее должна направляться из центра. И если на примере США мы видим выражение национальной воли в новых и новых действиях федеральной власти по защите тех или иных сфер среды обитания, то как важно и неотложно для граждан

России проявить тем большую волю к общенациональным мерам – законодательным, административным и судебно-правовым – по защите среды обитания своей семьи и своих детей!

* * *

По своему существу меры защиты семьи, детства и нравственности мало отличаются от усилий по сохранению и восстановлению физической чистоты земли, вод и атмосферы. На это могут выдвинуть возражение, что нравственная чистота, благополучие семьи и детей – категории субъективные, а физическая чистота, дескать, объективна. Аборты, педерастия, порнография – кому-то это нравится, кому-то нет, а загрязнение питьевой воды можно рассматривать независимо от личных вкусов.

Подобные аргументы – в лучшем случае заблуждение, а в худшем – целенаправленный обман. Общеизвестно, что антиникотиновые меры в западных странах встретили противодействие именно на таких основаниях. Однако данные объективных исследований наряду с ясно выраженной волей большинства позволили преодолеть организованный саботаж табачной индустрии и курильщиков. Волю большинства у нас, как правило, удавалось аккуратно замазывать и держать под спудом – по крайней мере до недавнего времени. Что же касается губительности нравственного загрязнения для семьи и детей, – и общества в целом, – объективных данных здесь куда больше, чем о табачном дыме и даже о фекалиях в питьевой воде.

Ну а если кто-то усомнится в реальности воздействия нравственного состояния людей на жизнь в целом, тот пускай вспомнит Беслан.

– Существуют ли объективные этические нормы? Ведь у каждого человека свои понятия о добре и зле.

– У каждого могут быть свои понятия о нормах речи и правописания, о литературе и искусстве, об исторических лицах и событиях, о происхождении Земли и Вселенной, о биологии, психологии, медицине… – даже о математике. Но потом мы начинаем учиться, знакомиться с фактами и приводим собственные наши понятия в согласие с объективной истиной – в той мере, в какой эта объективная истина нам доступна на сегодняшний день. Почему же в области нравственности тот же процесс происходит столь неуверенно, с такими трудностями?

«Если бы геометрия вооружалась против наших страстей так же, как нравственность, – заметил когда-то немецкий философ Готфрид Лейбниц, – мы бы не менее ее оспаривали и нарушали, несмотря на все доказательства Евклида и Архимеда, которые называли бы выдумками».

Не надо, однако, думать, что дело совсем уж безнадежно. Господь дает нам средства к познанию объективной истины, хотя в сфере добра и зла средства эти куда более горькие, нежели в точных и естественных науках. Так, например, совсем недавно по историческому счету, в конце XIX столетия, среди образованных, культурных людей были популярны мнения о «полноценных» и «неполноценных» народах и расах. Мало кого при этом беспокоило, что они противоречат христианским нравственным нормам. Наступил век двадцатый и принес с собой такую лавину зла, – вполне объективного, – что философам-моралистам срочно пришлось пересматривать свои теории. То же самое может быть сказано и про множество других нравственных вопросов.

– Работа для меня является настоящим испытанием. Все разговоры сослуживцев – о любовных похождениях. К тому же они не могут общаться без мата. Не знаю, как правильно себя вести. С одной стороны, хочется показать, что я не поддерживаю их интересы, а с другой стороны, не хочется выглядеть заносчивым, тем более сам я далеко не идеален.

– Ваш короткий вопрос уже содержит в себе заготовки ответа. Да, вся наша жизнь – это испытание, но не такое испытание, как проволоки на разрыв (тянуть, пока не лопнет), а такое, как у спортсмена или солдата: чтобы выяснить недостатки, слабые стороны и устранить их. У большинства из нас есть недостатки: либо нехватка терпения и доброжелательности, либо податливость дурным влияниям. А иной раз и оба сразу.

Судя по вашему описанию, работа предоставляет вам идеальные условия для избавления от этих недостатков: что может быть лучше? Но, конечно, и в испытании должна быть мера. Поэтому есть смысл поглядывать по сторонам в поисках новой работы. Помните: трудоустройство – это свободное обоюдно-приемлемое соглашение между работодателем и работником. А у нас его подчас воспринимают как крепостную зависимость.

О православии

Прививка от самобытности

Все знают, что такое прививка. Подучая поддельный, фальшивый препарат туберкулеза или оспы, мы теряем восприимчивость к настоящей инфекции. Этим оружием мы защищаем наш организм от многих смертельных врагов.

Однако противник куда более опасный, невидимый враг нашей души, сегодня использует против нас то же самое оружие. Кампания прививок против самобытности – культурной, религиозной, этнической и пр. – ударными темпами распространяясь по всему миру, захлестывает нашу многострадальную землю.

Лживую, поддельную «самобытность» (она же идет в оборот под этикетками «плюрализма» и «толерантности») вводят нам во все части тела шприцами всевозможных калибров. «Российская нация? – Национализм себя изжил… Русский язык? – У нас многоязычное общество… Русская культура? – Позвольте, но есть ведь и ислам… Христианская нравственность? – Не все ее держатся… Брак и семья? – Вы забываете о педерастах… Православие в школах? – Ну, это прямой шовинизм!» Противник рассчитывает вызвать в нас устойчивую реакцию отторжения, чтобы мы утратили склонность и волю к самобытности. И действительно, то и дело приходится слышать: «В интересах глобализации… С точки зрения современности… Требования международного сообщества…»

Но я уверен, что враг просчитался: прививка от самобытности на нас не подействует. Каждый нормальный человек, – а в особенности молодой человек, – получив парочку уколов такого сорта, должен встать во весь рост и сказать во всеуслышание:

– Да! Мы тоже за самобытность, не меньше вашего. Мы и в самом деле самобытные. Наша речь не похожа на газетную заметку, одежда не следует модным журналам, и манеры наши не те, что вы видите в американском кино. Но это мелочи: наша самобытность куда глубже и шире. Ваши увлечения нам чужды, и вам незнакомы наши интересы. Мы не разбираемся в том, что для вас так важно, и вы понятия не имеете о предметах нашей заботы. Ваши радости – не наши радости, и наша печаль не сродни вашим печалям. Мы осуждаем то, что вы любите, и любим то, что вы отвергаете. Мы смеемся над вашими кумирами и поклоняемся Тому, Кого вы ненавидите.

– Могу ли я считать себя православным, если не верю в Бога? Для меня Православие – это в первую очередь нация и культура. Я полюбил Православие совсем недавно – когда прочитал «Историю государства Российского» Карамзина. Но в сверхъестественные силы я не верю. Родители в детстве не научили, а у самого не было повода, чтоб уверовать. Многие люди говорят, что они принадлежат к какой-либо конфессии: но верят ли они вообще? И что такое православная вера? Что в ней главное?

– Как говорил один пожилой священник, если вы не верите в Бога – не унывайте: главное, что Он в вас верит. И это вовсе не острота, не риторический прием опытного проповедника: здесь содержится очень глубокая, исключительно христианская истина.