Эволюция архитектуры османской мечети - Евгений Иванович Кононенко Страница 81

Иконография нео-османского стиля была полностью унаследована «Первым национальным архитектурным движением», история которого отсчитывается от построенного М. Ведатом здания Министерства почт и телеграфа (Почтамта) в стамбульском Сиркеджи; однако комплекс, законченный в послереволюционном 1909 г., был заложен еще в 1905 г., а проектировался в 1903-м, когда ни о турецком модерне, ни о каком-либо «национальном архитектурном движении» речь не шла. «Рубежность» этого памятника в турецкой историографии объясняется гипотетическими отсылками в его оформлении к доосманским художественным традициям вплоть до Сельджуков Рума52; однако какие именно элементы архитектуры Почтамта восходят к сельджукской архитектуре, в какой момент между 1905 и 1909 г. «нео-османская парадигма» могла быть заменена «сельджукской», а также откуда эта последняя могла появиться в первом десятилетии XX в. – все эти вопросы не только оставлены без ответа, но даже не поставлены. Следует оговорить, что и на оценки Зии Гёкальпа, и на становление турецкого искусствознания значительно повлияли работы Г. Глюка и Й. Стржиговского, в которых формулировались тезисы о важности тюркского вклада в культуру Анатолии; однако эти работы были опубликованы только в 1917 г.53 Таким образом, «теоретическая база» была подведена под представления о «тюркском искусстве» намного позже, чем появились архитектурные памятники, которые – по мнению республиканских исследователей – олицетворяли «тюркскую идею»; архитектурная практика начала XX в. оказалась первичной по отношению к идеологии, «вложенной» в нее после Младотурецкой революции. Декоративная программа, разработанная в архитектурных и инженерных школах Империи под руководством европейских адептов позднего «историзма» для визуализации отто-манизма, оказалась попросту приспособлена для прокламации доктрины, противопоставленной оттоманизму.

Конкурсные проекты мавзолея в нео-османском стиле. Стамбул,

Академия изящных искусств, 1909 г. (по Челик)

Зодчие 1910-х гг. создавали обобщенный архитектурный образ, отсылавший даже не к конкретным историческим памятникам (как это было в архитектуре «османского Ренессанса»), а скорее к желаемому представлению о соответствии определенному периоду, региону, этносу, активно и сознательно применяя во вполне современных постройках анахроничные конструкции, материалы, элементы декорации, вплоть до столь ценимых Гёкальпом продуктов традиционных промыслов. Подобная эксплуатация «цитат» вполне соответствовала методам модерна.

«Тюркский» архитектурный тренд проявился прежде всего в промышленной и гражданской архитектуре – офисных зданиях, учебных корпусах, железнодорожных станциях. Культовое зодчество оказалось на периферии поисков нового стиля, но, например, конкурсные проекты мавзолея, выполненные в 1909 г. в Академии изящных искусств54, демонстрируют сохранившуюся актуальность наработок Синана: в основе плана центрического купольного объема лежит квадрат либо октагон, в одном случае расширяемый полукуполами до трифолия, в другом – дополняемый расположенными на диагоналях полуизолированными купольными помещениями. Оба проекта представляют собой пирамидальную композицию полусферических перекрытий, поднятую на высокий цоколь и дополненную очень высокой портальной рамой, в декоре которой использована «полосатая кладка» архивольта. Различия между проектами (расположение лестниц вдоль и поперек фасада по обе стороны от крипты, подковообразные и тюдоровские арки, заполнение люнетов изразцовыми панно и сталактитами и т. д.) свидетельствуют о программном использовании определенного набора элементов и о стремлении конкурсантов разнообразить типовой проект (что также соответствует алгоритму работы мастерской Синана).

В рамках ведомственных и частных заказов и М. Ведату, и А. Кемалеттину, сохранившим свои лидирующие позиции среди национальных архитекторов, пришлось возводить культовые постройки – мечети и мавзолеи (например, гробницы Ахмеда Джевада-паши, Махмуда Шевкета-паши, Мехмеда V Решада), уже не ограничиваясь в выборе декора репертуаром нео-османского стиля и обращаясь к различным пластам средневекового анатолийского архитектурного наследия.

Заканчивая работы в кварталах Сиркеджи, М. Ведат создал позади Почтамта Хобьяр-джами (1909), явно вдохновляясь османскими тюрбе и «барочными» фонтанными павильонами «галантного века» Ахмеда III55. Михрабная ячейка маленькой мечети, сменившей разобранный османский памятник конца XV в., заключена в восьмигранную призму, на стены которой опирается шлемовидный восьмилотковый свод; его основание снаружи оформлено в виде широкого выносного наклонного карниза, опирающегося на кронштейны. Хобьяр-джами демонстрирует, что за первое десятилетие XX в. приоритеты образцов в творчестве ведущего архитектора нео-османского стиля изменились, – плоскости граней призмы, заключенные в глубокие рамы, декорированы изразцовыми панно, в которых используются лишь «архаичные» оттенки синего цвета, и завершаются рядами сталактитов, в XIX в. практически исчезнувших из османской архитектуры вне эклектичного историзма. Ведат отказывается даже от элементов ордера, которые использовал на фасадах самого Почтамта: ребра объема мечети подчеркнуты лишь сталактитами на уровне креплений кронштейнов, намекающими на возможность их «созревания» до капителей османского «кристаллического ордера».

Хобьяр-джами, Стамбул. Вид с юга

А. Кемалеттин, являясь активным членом «Ассоциации архитекторов и инженеров», остался штатным архитектором Министерства вакфов и в 1913 г. в северной части Стамбула на месте разобранной мечети XVIII в. возвел небольшую Бебек-джами56. С одной стороны, композиция культового здания оказалась очередной версией «стандартной» османской мечети – квадратный в плане молитвенный зал, увенчанный высоким полусферическим куполом на световом барабане и дополненный трехчастным портиком, перекрытым куполами, с минаретом, пристроенным к северо-западному углу молитвенного зала. Одним из источников Бебек-джами послужили раннеосманские мечети Бурсы: боковые ячейки портика подняты и изолированы невысокими мраморными балюстрадами; двора нет. Однако сходство с раннеосманскими мечетями лишь внешнее – Кемалеттин воссоздает некий обобщенный образ первых мусульманских памятников Западной Анатолии, комбинируя тот набор устойчивых элементов, который должен был ассоциироваться с представлением о самом раннем этапе османской архитектуры, – квадратный план, купол, купольный портик с акцентированным входом. Конструкцию основного объема Бебек-джами составляют восемь стрельчатых арок (снаружи скрытые ступенчатыми аттиками), опирающиеся на граненые пристенные столбы и несущие барабан; переход от четверика к восьмерику осуществляется за счет четырех угловых конх, опирающихся на паруса.

В Бебек-джами Кемалеттин, опытный реставратор стамбульских памятников, одновременно напоминает о становлении османской архитектуры и воспроизводит классические «октагональные» мечети Синана (Хасеки Султан, Рустем-паша, Селимие), лишая их галерей и создавая компактный обтекаемый интерьер с двумя ярусами парусов. При этом, однако, фасады Бебек-джами оформлены заимствованными из европейской архитектуры розетками и пальметтами, а пилястры между световыми проемами барабана отсылают к постройкам неоклассицизма. Зодчий смело оперирует цитатами из всего знакомого ему репертуара, подчиняя их созданию требуемого образа, не воспроизводящего единственный источник, но отсылающего ко всей истории анатолийской архитектуры.

Кемалеттин обращался не только к образцам прошлого, но и к творческому методу своих предшественников, – в частности, высоко ценимого им Синана, воспроизводя с небольшими вариациями проверенные конструкцию и композицию. Это показывают строившиеся в 1913–1915 гг. в рамках заказа Министерства вакфов мечети Кюльоглу в Бостанджи и Амине Хатун в Бакыркёе, в которых архитектор повторил все характерные особенности Бебек-джами, варьируя только размеры, пропорции и элементы декора.

Бебек-джами, Стамбул.

План (по Явузу)

Вид с юго-востока

Объемы османского культового строительства (как государственного, так и частного) в 1910-е гг. резко снизились – военные нужды требовали приоритетного финансирования. Целая череда конфликтов (Итало-турецкая война 1911–1912 гг., Первая и Вторая балканские войны 1912–1913 гг.) продемонстрировали предельное напряжение и неспособность младотурецкого правительства организовать защиту территорий, а результатом участия в Первой мировой войне в