Сергей Шавель - Перспективы развития социума Страница 3

При системном подходе близкие понятия «общество» и «социум» тем не менее могут быть разведены. Общество понимается как определенная целостность (например, страна-государство), включающая прежде всего территорию и все, что создано на ней людьми – от промышленных предприятий, инфраструктурных объектов, логистики до жилищного фонда, средств коммуникации, образования, культуры и проч. Это и есть тот материально-технический комплекс, который обеспечивает жизнедеятельность людей, населяющих данную территорию. Социум же обозначает состав населения, дифференцированного по полу, возрасту, национальностям, конфессиям, образованию, профессиональной принадлежности и всем другим возможным основаниям группировок. Поэтому, говоря о перспективах социума, мы имеем в виду не овеществленные результаты их деятельности, а именно самих людей, их групп, сообществ и т. д. Термин «социум» шире демографического понятия «народонаселение», поскольку последнее отражает только половозрастной состав людей.

В Первой главе изложено авторское понимание методологических аспектов социологического исследования социума: социологическое воображение как творческий подход к предмету изучения, оценка традиционных попыток опровержения социального «слева» и «справа», анализ социологического детерминизма и его роли в теории и эмпирических исследованиях, а также концепции постэкономического общества, как она представлена в работах В. Иноземцева.

Во Второй главе рассматриваются перспективы личностного роста как основа человеческого капитала, приведены результаты компаративного анализа социального самочувствия населения Беларуси и России, раскрывается социальная природа нигилизма. Особое внимание уделено феномену Homo Patiens – человек терпеливый, о котором в социологической литературе практически не упоминается.

Третья глава посвящена социальной сфере и перспективам жизнеобеспечения. Здесь проведена концептуализация понятия «социальная сфера», обоснован сферный подход в социологической теории, раскрыты императивы развития социальной сферы. По результатам социологических исследований рассмотрен институт заработной платы как центральное звено социальной политики, а также социальные ожидания (экспектации) населения в контексте перспектив развития социума. По справедливой оценке Ф. Хайека, «само по себе желание притязателя едва ли налагает какие-либо обязательства на других»[8]. Автор стремится отделить претензии и притязания от ожиданий. Отсюда его следующее утверждение: «Только ожидания, порождаемые длительной практикой, могут налагать обязанности на членов сообщества, составляющих в нем большинство. Это одна из причин, по которой пробуждать ожидания следует со всею осмотрительностью, чтобы человек не брал на себя обязательств, которые выполнить не в состоянии»[9]. Мы считаем, что главное в ожиданиях не длительность практики, а именно то, что они являются реактивными образованиями, формирующимися в ответ на собственные действия актора. Скажем, здороваясь с кем-то, мы ожидаем ответного приветствия, за выполненную качественно и в срок работу ожидаем благодарности и вознаграждения и т. д. В то время как притязания строятся по схеме предоплаты (аванса), поэтому часто они оказываются необоснованными. Что касается осмотрительности пробуждения ожиданий (в труде, семейно-брачных отношений и т. и.), то замечание Хайека вполне оправдано.

В Четвертой главе представлен анализ совместного с Институтом социологии РАН исследования перспектив Союзного государства Беларуси и России. Рассмотрен большой круг вопросов социально-политического уровня и повседневной жизни людей с точки зрения восприятия их населением обеих стран.

В Пятой главе на ряде примеров показано восприятие людьми мирового экономического кризиса и оценки стратегических подходов к преодолению его последствий. Раскрыта динамика общественного мнения о развитии в Беларуси ядерной энергетики, а также оценки пенсионерами уровня социальной защиты и их удовлетворенности этим процессом.

В Шестой главе представлены ответы автора на вопросы журналиста об актуальных проблемах социологической науки и ее участия в изучении общества и его перспектив развития; а также публикации об известных российских и белорусских ученых.

Глава 1

Методологические аспекты социологического понимания социума

1.1. Социологическое воображение как инструмент познания и творчества

1. Постановка проблемы

Воображение – одно из важнейших междисциплинарных понятий, выполняющее в науке многие эвристические, когнитивные, изобретательные, образовательные, коммуникативные, виртуализационные и другие функции. Психологи определяют воображение как «психический процесс, заключающийся в создании новых образов (представлений) путем переработки материала восприятий и представлений, полученных в предшествующем опыте»[10]. Заметим, что в данной дефиниции, на наш взгляд, сделан чрезмерный акцент на новизну. Безусловно, она, как правило, имеет место, но воображение не только создает, но и обрабатывает по-своему представления, в том числе и в таких формах (даже в науке), как перекомбинация, модификация, аналогия, умное подражание и т. д. Например, скромный английский историк Д. Соммервелл переработал многотомный труд А. Тойнби «А Study of Hystory» («Этюды по истории») без ведома автора и мыслей о возможной публикации, только «для собственного удовольствия», по его словам, в два тома. Рукопись поразила даже самого Тойнби, а изданная книга приобрела необычайную популярность [11]. Вряд ли можно сомневаться, что Д. Соммервеллу понадобился не только текст Тойнби, но и собственное воображение. Не случайно обозреватель К. Бринтон заметил: «Хорошо, если бы другим плодовитым авторам – и, прежде всего, Марксу (можно добавить, пожалуй, также О. Конта, М. Вебера, Т. Парсонса, П. Сорокина и др. – С. Ш) – кто-нибудь сослужил такую же добрую службу»[12].

Воображение играет первостепенную роль также и во всех видах искусства. Приведем для примера слова Даниила Андреева о М. Ю. Лермонтове. Он пишет: «Миссия Лермонтова – одна из глубочайших загадок нашей культуры. С самых ранних лет – неотступное чувство собственного избранничества, феноменально раннее развитие бушующего, раскаленного воображения и мощного холодного ума; наднациональность психического строя при исконно русской стихийности чувств»[13]. Кстати, и воображение самого Д. Андреева было высочайшим, но его видения были для него «подлинной реальностью, и в этом отличие «Розы мира» хотя бы от «Властелина колец» Толкиена или других сознательно вымышленных миров»[14].

Важное значение имеет воображение в той сфере, которую психологи называют «живым знанием» (В. П. Зинченко и др.). Имеются в виду знания, используемые людьми в повседневной жизни: общении, социальном выборе, регулировании отношений и поведения, согласовании ожиданий и интерактивных обменов. Австрийский социолог Альфред Щюц (1899–1959) назвал их конструктами «первого порядка», поскольку они регулируют повседневные практики и межличностные отношения прямо и непосредственно, не проходя, как правило, через формальные структуры норм, идущих от партий, корпораций, институтов и др., сохраняя логику здравого смысла и обыденного сознания. Конструкты «второго порядка» образованы на базе институциональных императивов (норм, правил) и представляют собой кристаллизацию накопленного опыта (значений понятий, символов), фиксированного в формах общественного сознания. На уровне «живого знания» воображение способствует интернализации образцов, ценностному определению мотивационной сферы, обобщению и осмыслению чувственных представлений. В. Д. Шадриков отмечает: «В психологическом анализе образ предмета (создаваемый воображением – С. Ш) выступает как совокупность мыслей о свойствах этого предмета. С этих позиций образ представляет собой субстанцию мыслей – образ-субстанцию. Сформировавшись, образ-субстанция будет определять отношения во внутреннем мире человека, обуславливая его мышление»[15]. Согласно положению Л. С. Выготского, изложенному в «Педагогической психологии», «мысль, существующая во внутренней речи, приобретает новую функцию внутреннего организатора поведения»[16]. Так осуществляется переход от образа воображения к образу-субстанции мысли, которая и регулирует поведение человека. С этой позиции можно попытаться объяснить следующую парадоксальную формулу Ф. И. Тютчева (1803–1873): «Мысль изреченная есть ложь». Поскольку во внутренней речи мысль есть ab ovo (изначально) образ воображения, она полностью принадлежит только ему – автору, субъекту, и для него она истина как его идеальный проект. Будучи опубликованной («изреченной»), мысль становится публичной, выходит в поле конкурентной борьбы, вступает в процесс доказательства своей действительной истинности. Мысль возможна и без оформления в словах, как чувство, эмоция. Возможно, поэт хотел привлечь внимание к проблеме относительности, релятивности вербальных утверждений, особенно поэтических. Не случайны ведь и слова поэта: «Нам не дано предугадать, // Как наше слово отзовется»[17]. Конечно, имеется в виду не объективная оценка мыслей: никакая коммуникация не была бы возможной, если бы оказался прав древнегреческий философ Кратил и др. в том, что истинное знание невозможно. Тютчев говорит о другом. «Мысль изреченная» – это не копия созданной воображением автора и существующей до поры до времени во внутренней речи. Это ее реификация (овеществление) в знаках или звуках, поэтому она может быть воспринята совсем не так, как имелось в виду, было задумано в оригинале. Это серьезная угроза для поэтических, вообще – художественных мыслей-образов, которые не подвергаются верификации, т. е. проверке на истинность, что, собственно, и беспокоило поэта.