Коллектив авторов - Социология вещей (сборник статей) Страница 50

Проблема, связанная со сценами, состоит в том, что они обычно хорошо подготовлены для того, чтобы предвосхищать поведение только тех пользователей или читателей, которые находятся поблизости. Например, доводчик успешно предусматривает то, что люди будут толкать дверь, открывая ее, и сообщать ей энергию, способную вернуть ее в обратное положение. Но он совершенно не способен помочь людям добраться до двери. Уже на расстоянии пятидесяти сантиметров он бесполезен и, например, никак не воздействует на те планы, которые развешаны по всей Ла Виллетт и объясняют, где находится Палата кож. Однако никакая сцена не может быть подготовленной без заложенного в нее представления о том, какого рода акторы будут занимать предписанные позиции. Вот почему я выше сказал, что, хотя вы вольны не читать дальше эту статью, это лишь «относительно» так. Почему? Потому что я знаю, что, поскольку вы купили эту книгу, вы трудолюбивые, серьезные, англоговорящие технологи или читатели, желающие понять новые направления в социальных исследованиях машин. Поэтому я могу преспокойно побиться об заклад, что у меня хорошие шансы, что вы прочитаете эту статью до конца! Поэтому мое предписание «читайте эту статью, вы, социолог» – не такое уж рискованное (но я бы не стал рисковать, если бы имел дело с французской аудиторией). Такой способ полагаться на более раннее распределение навыков, уменьшающее разрыв между встроенными пользователями или читателями и пользователями и читателями из плоти и крови, аналогичен предварительному вписыванию.

Подводя по ходу дела некоторые итоги, мы можем назвать социологизмом утверждение, что при наличии компетенции и предвписывания человеческих пользователей и авторов, вы можете вычитать тот сценарий, в соответствии с которым будут действовать акторы-не-человеки; а технологизмом – симметричное утверждение, что при наличии компетенции и предварительного вписывания в акторов-не-человеков, вы можете запросто вычитать и вывести то поведение, которое предписывается авторам и пользователям. Надеюсь, что с этого момента две эти нелепые точки зрения исчезнут со сцены, поскольку акторы в любом отношении могут быть как людьми, так и не-человеками и поскольку перемещение (или трансляция, или транскрипция) делает невозможным легкое вычитывание одного репертуара из другого. Странная идея, что общество может быть составлено из человеческих отношений, представляет собой отражение другой, не менее странной идеи, что техника может быть составлена из нечеловеческих отношений. Мы имеем дело с персонажами, делегатами, представителями, заместителями («лейтенантами», от французского «lieu tenant», то есть «держатель места кого-либо другого»), некоторые из которых фигуративны, а другие – нефигуративны, некоторые – нечеловеческие, другие – человеческие, некоторые – некомпетентные, другие – компетентные. Вы хотите пробиться через это многообразие делегатов и создать два искусственных нагромождения, одно из которых – «общество» отбросов, а другое – «технология»? Это – ваше право, но я перед собой ставлю менее устрашающие задачи.

Сцена, текст, автоматизм – все это может оказать большое воздействие на предписанных пользователей, если они находятся на близком расстоянии, но то воздействие, которое в конечном итоге им приписывается, в большей мере зависит от целого ряда других последовательно выстроенных ситуаций. Например, доводчик закрывает дверь только в том случае, если есть люди, которые добрались до Центра истории наук; эти люди оказываются перед дверью, только если они нашли план квартала (еще один делегат, снабженный встроенным предписанием, которое мне особенно нравится: «вы находитесь здесь», обведенное на плане красным кружком) и только если есть дороги, ведущие от парижской кольцевой дороги к Палате (условие, которое не всегда выполняется); и конечно, люди станут беспокоиться о том, чтобы читать планы, шлепать по грязи и толкать дверь, чтобы открыть ее, только в том случае, если убеждены, что группа, которая там работает, заслуживает посещения (это едва ли не единственное условие в Ла Виллетт, которое выполняется). Этот градиент последовательно выстроенных ситуаций, которые наделяют акторов предварительно писанной компетенцией, позволяющей находить себе пользователей, очень похож на «креод» Уоддингтона[194]: поток людей легко проходит сквозь дверь Палаты кож и доводчик сто раз в день закрывает дверь, если только его не заело. Результатом такого последовательного выстраивания ситуаций является уменьшение количества случаев, в которых используются слова; большинство действий происходят безмолвно, они привычны, инкорпорированы (в человеческие или нечеловеческие тела), что значительно затрудняет работу аналитика. Даже классические споры о свободе, детерминированности и предопределенности, грубой силе или действенной воле, ведущиеся в хх веке и являющиеся продолжением споров XVII столетия о Божественном провидении, – постепенно улягутся. (Поскольку вы дочитали до этого места, это означает, что я был прав, когда говорил, что вы не вполне вольны перестать читать эту статью: ловко занимая позицию на креоде и используя несколько собственных уловок, я привел вас сюда… или нет? Может быть, вы перескочили через большую часть этой статьи или не поняли ни одного слова, o, вы, недисциплинированные читатели!)

6. Фигуративные и нефигуративные персонажи

Большинство социологов ужасно переживают из-за нарушения священного барьера, отделяющего человека от не-человеков, поскольку смешивают данное деление с другим, с тем, которое существует между фигуративными и нефигуративными акторами. Если я говорю, что Гамлет – это образное представление «депрессии внутри аристократического класса», я перехожу от фигуры отдельной личности к менее индивидуальной фигуре – классу. Если я говорю, что Гамлет воплощает собой идею Рока, я прибегаю к менее фигуративным сущностям, и если я утверждаю, что он репрезентирует Западную цивилизацию, то я использую нефигуративные абстракции. Тем не менее все они равным образом являются актантами, то есть объектами, которые совершают свои действия либо в хитроумных пьесах Шекспира, либо в более скучных изысканиях комментаторов. Решение о том, наделять актантов фигуративностью или нет, полностью предоставлено авторам. То же самое можно сказать и в отношении техники. Инженеры являются авторами этих изощренных сюжетов и сценариев, в соответствии с которыми действуют множество делегированных, связанных друг с другом персонажей, и оценить которые могут лишь немногие. Характеристика техники при помощи закрепившегося за ней атрибута «нечеловеческая» просто-напросто игнорирует механизмы трансляции и тот выбор, который может быть сделан между фигурацией или дефигурацией, персонифицированием или абстрагированием, воплощением или развоплощением акторов.

Например, фигура, которая находится на изображении напротив вертела для жарки мяса в музее Hôtel-Dieu в городе Боне, – маленький мальчик под названием «малыш Бертран» – является делегированным автором того вращательного движения, которое он осуществляет.

Этот маленький человечек так же хорошо известен в Боне, как «писающий мальчик» в Брюсселе. Конечно, не он совершает это движение – скрытый тяжелый маховик использует силу, возникающую тогда, когда демонстратор или повар поворачивают тяжелую ручку, которая наматывает ремень на оборудованный храповиком барабан. Очевидно, «малыш Бертран» полагает, что он единственный, кто производит эту работу, потому что он не только улыбается, но также с очевидной гордостью покачивает головой из стороны в сторону, вращая свою маленькую рукоятку. Когда мы были детьми и видели, как наш отец запускает механизм и снимает большую рукоятку, которой приводит его в движение, нам доставляло удовольствие думать, что вертел вращает именно этот паренек, а не то, что его приводит в движение что-то еще. Ирония заключается здесь в том, что хотя делегирование действия механизмам нацелено на то, чтобы сделать ненужным человека, вращающего вертел, сам механизм украшен постоянно эксплуатируемым персонажем, «работающим» весь день напролет.

Хотя эта история с человечком, вращающим вертел, представляет собой случай, противоположный примеру с доводчиком двери, если говорить о фигурации (доводчик на двери вовсе не напоминает швейцара, но в действительности делает ту же самую работу, тогда как «малыш Бертран» выглядит как самый настоящий поваренок, но на самом деле совершенно пассивен), то оба эти устройства представляют собой все же два сходных случая, если говорить о делегировании (вам больше не нужно закрывать дверь, и повар больше не должен вращать вертел). Автор произведения (enunciator) – словосочетание, обозначающее здесь как автора текста, так и механиков, которые изобрели вертел, – волен поместить, а волен и не помещать репрезентацию себя самого или себя самой в сценарий (идет ли речь о текстах или механизмах). «Малыш Бертран» – это делегированная версия того, кто отвечает за механизм. Это та же самая операция, которую я совершал, делая вид, что автор этой статьи является матерым технологом (тогда как на самом деле я простой социолог, что является второй локализацией текста, столь же неверной, как и первая, поскольку в действительности я простой философ…). Если я говорю «мы, технологи», я с той же очевидностью предлагаю определенное изображение автора текста, как если бы мы утвердили «малыша Бертрана» в качестве автора всей сцены. Но для меня и для механиков было бы возможным и не помещать никакого фигуративного персонажа в качестве автора в сценарии наших сценариев (если использовать жаргон семиотики, то можно сказать, что здесь отсутствует нарратор). Мне надо было только вместо того, чтобы писать от первого лица («Я»), сказать что-то вроде «недавние исследования в социологии науки показали, что…», а механики должны были бы просто напросто убрать «малыша Бертрана» и оставить работать только лишь прекрасные коленчатые валы, зубцы, храповики и колеса.