Философия истории во Франции - Иван Владиленович Кузин Страница 6

вступала в противоречие с картезианским идеалом понятийного и логически точного знания, моделью которого служила математика. Структурная четкость и формальная строгость математических выводов оказывались малопригодными для понимания реальных вещей и сущности их конкретного существования. Когда мы имеем дело с конкретными вещами, мы соприкасаемся с историческим, которое относится к другому «роду достоверности», нежели математическое. Историческое содержит в себе возможность к постоянному изменению и совершенствованию своего содержания, что вместе с тем не делает его метафизически менее достоверным. Более того, достоверность того, что некогда жил тот или иной исторический индивид, выше, чем реальность и достоверность существования того или иного природного предмета, определяемого законами «отвлеченных» наук.

И все же предложенная Бейлем модель исторического познания не выглядела в достаточной степени цельной, так как не обладала внутренней связностью – собрание неупорядоченных отдельных фактов не позволяло достичь философского обобщения и понимания сути исторического. История оказывалась конгломерацией материала, колоссальная масса и груз которого загромождали путь к определению логики и смысла произошедшего. Бейль пессимистично относился к возможностям достижения такого уровня осмысления истории, когда она представала бы в качестве некоей прозрачной и единообразной структуры, содержащей свою телеологию и объяснимую упорядоченность.

Результатом такого подхода становится понимание недоступности для нас целого. При детальном (ясном и отчетливом) погружении в историю, во множество ее частных и особенных событий, историку следует перестать рассчитывать на то, что он может достигнуть истинного понимания исторической целостности: чем яснее и отчетливее мы видим в истории особенное, тем больше должны мы воздерживаться от постижения целого.

Раскрытие комплекса условий, образующих факт как таковой и суждение о нем, – цель историка. Именно такое познание дает основание говорить о наличии логики истории, т. е. логики постигающего историю. «Факт» в таком случае перестает быть началом исторического познания, становясь его целью.

Ядро и определенность исторического «факта» могут быть выявлены в случае тщательного и критического исследования и оценивания различных свидетельств. Это означает, что историк в первую очередь в имеющихся данных должен отыскивать все пробелы, темноты, двусмысленности и противоречия. В истории в большей мере следует искать не истинное, а ложное, чтобы ошибочное было найдено в самых скрытых уголках истории и выведено на всеобщее обозрение. И здесь не играет роли степень значимости предмета исследования, является ли он достойным внимания общественности или нет, возвышенный он или низкий. Разоблачению подлежит любая ошибка, сколь бы малой она ни была.

В этом состоит «негативная» сторона деятельности историка – очищать историю от всего наносного, заблуждений, искажений и откровенной лжи: все свидетельства, задокументированные или устные, должны быть подвергнуты проверке, точно так же неприемлемыми в научном отношении должны стать неточные цитаты, приводимые по памяти без опоры на конкретный источник. Все эти предписания к изучению истории превращали Бейля в отца исторической точности.

§ 2. Французское просвещение об истории

Наиболее распространенное представление о Просвещении связано с развитием целого комплекса идей в XVIII в., причем преимущественно именно во Франции. Безусловно, это явление западноевропейской культуры выходило за границы данного региона, но большинство крупных и знаковых мыслителей эпохи Просвещения были французами – Вольтер, Монтескьё, Руссо, Д’Аламбер, Дидро, Тюрго, Кондорсе и др.

Французские просветители продолжили начавшуюся еще в эпоху Ренессанса традицию секуляризации познания, в частности в сфере историографии и в области поиска общих характеристик исторического процесса. Они стремились привить историческому познанию методы рационализма, посредством которых и сама история могла предстать в качестве рационально устроенной и организованной жизни человека и общества.

Круг интересов историка и философа существенно расширился. В него вошли вопросы, касающиеся постижения сущности местности и времени, нравов и природы народов, познания людей, интересов и мотивов, определяющих развитие общества, характера его внутренних сил, способствующих привлечению внешних ресурсов и достижению богатств. Опираясь на исторически установленные законы социальной жизни, они ставили перед собой задачи по разработке наиболее эффективных систем воспитания, образования, организации внутренней и внешней политики, преодоления предрассудков и ошибок прошлого, страстей и пороков, препятствующих выбору рационально выверенных форм труда, питания, вооружения, ведения военных кампаний, раскрытию талантов и добродетелей для общественного блага.

Отличительная черта просветительского подхода к политике и истории заключалась в том, что человечество представлялось как единое целое. Мыслители этой эпохи верили в человечество и в его всемирно-историческую миссию, которой должны были соответствовать как стратегии объяснения прошлого, так и понимание перспектив будущего. В результате в их размышлениях мы находим больше заинтересованности и проявления заботы о человеке как таковом, о стоящих задачах перед человечеством в целом, нежели о проблемах настоящего времени и потребностях конкретного народа. И весь этот интерес был пропитан глубокой верой в победу разумного начала в человеке и в неумолимый социальный, политический и культурный прогресс. Нельзя сказать, что это была слепая вера, не принимающая во внимание всю сложность человеческой природы и тех отношений, которые ею порождались. Однако преодоление этих неизбежных трудностей виделось им в правильном понимании законов природы.

Законы природы были сообразованы с существом естественного права, основу которого составлял разум. Если действовать на разумных основаниях, то человек будет приближаться к обретению счастья, а в общественную жизнь будет привнесено благополучие. Считалось, что такие рецепты человечеству являются требованиями самой природы.

Итак, человеку приписывалась единая и неизменная человеческая природа, которая находила свое обоснование в универсальных законах природы. В конечном итоге открытие и знание этих законов позволяло мыслителям эпохи Просвещения утверждать, что существуют и законы становления общества, прогрессивного его развития, даже если следствия действий этих законов могут оказаться различными в зависимости от сопрягаемых с ними идеалов. Для одних философов таким идеалом был коммунизм, для других же – индивидуальная свобода.

§ 3. Г. Б. де Мабли о том, как писать историю

Позиция Габриеля Бонно де Мабли (1709–1785) в отношении общества и его развития отличается двойственностью. Когда его размышления ограничиваются сугубо теоретическими построениями, то их можно расценить как коммунистические, однако как только дело доходит до конкретных практических советов, тогда Мабли оказывается сторонником идей, разделяемых буржуазией.

Свою историческую теорию Мабли строит на принципах рационализма и концепции естественного права, принимая в расчет природные свойства человека и те его качества, которые обеспечивают фундамент для жизни общества.

Первичным социальным состоянием, согласно Мабли, был коммунистический строй. Это означало, что естественным для людей было их равенство друг другу, когда земля находилась в общем пользовании и не существовало предпосылок для возникновения частной собственности. В этот период заселенность была незначительной, поэтому для поддержания жизнедеятельности человеку вполне хватало собирательства, охоты и рыболовства. Однако с ростом населения появилась необходимость создания новых форм хозяйственной деятельности. Одной из