Валерий Чудинов - Письменная культура Руси Страница 13

Чтение надписи на печати Святослава. Крупной славянской надписью, прочитанной М.Л. Серяковым, явилась легенда на печати Святослава [5, с. 62–63], рис. 14-3 и 14-5. В окончательном виде этот текст у него читается так: ТО СВЯТОСЛАВ… РОТУ ДАН, рис. 14-4, ГРА(МО)ТУ ИНАХ…У (?) ГАБИЧА [5, с. 63], рис. 14-6. Честно говоря, из него ничего невозможно понять: зачем дан Святослав какому-то РОТУ и что такое ГРАМОТУ ИНАХУ, и кто такой ГАБИЧ. Эпиграфист поясняет: «Последнее слово может быть именем, а может иметь общее происхождение с древнерусским словом «габити» — «притеснять», и в данном контексте обозначать, вероятнее всего, «оттиск»» [5, с. 63]. Но и с таким пояснением нам неясно, что означает ГРАМОТУ ИНАХУ ОТТИСК. Ясно лишь, что ОТТИСК что-то делает с ГРАМОТОЙ, но что именно, непонятно. Короче говоря, неудовлетворительность чтения видна уже на уровне окончательного результата. Обращение к подстрочнику дает совершенно неславянский текст: КАТХА САТЛАГА РАТА?? ДАНА ГАРАТХУ ИНАХ?? У ГАБИЧА. И опять знаки письма брахми мало соответствуют графике текста. Особенно велико несовпадение двух знаков, БИ и ЧА слова ГАБИЧА.

Оценка вклада М.Л. Серякова. Хотя этот исследователь в несколько меньших масштабах демонстрирует практически все те направления, в которых работал Г.С. Гриневич (кроме чтения надписей других стран), то есть читает и германские руны (на брактеате из Упсалы), и хазарские руны (на кирпичах Цимлянского городища), но мы судим о нем как о дешифровщике славянских слоговых знаков по его чтению монограмм и славянских слоговых надписей. К большому сожалению, монограммы типа «княжеских знаков» не содержали инициальных аббревиатур, а слова, которые он вычитывал на славянских памятниках, весьма сильно отличались от принятых традиций (например, вместо слова СЕРЕБРО он читал КЕСАРЬ, вместо ПУЛ ТВЕРСКИЙ — МОНЕТА БОГОСОХРАНЯЕМОГО. На русских монетах таких надписей никогда не было. Столь же удивительны его чтения и других памятников.

Вместе с тем, нельзя сказать, что эти чтения были целиком бесплодны. М.Л. Серяков, подобно Г.С. Гриневичу, показал, что ряд систем письма все еще достаточно близок к традиционной славянской, так что их применение способно давать какие-то осмысленные результаты. Кроме того, этот исследователь тоже отбирал памятники славянского письма, отмечал их особенности, демонстрировал определенную технику применения к их чтению восточного силлабария типа брахми, разыскивал определенные пласты неизвестных видов письменности, критиковал коллег-эпиграфистов, выстраивал определенную концепцию развития славянской письменности, то есть занимался полноценной грамматологической деятельностью. Это дает возможность сравнивать его подход с подходами других исследователей даже в рамках чисто слогового направления дешифровок.

Подход В.А. Чудинова. После знакомства с первой статьей Г.С. Гриневича мы попытались произвести ряд дешифровок по его методу, применив его к новому материалу. Поскольку своих вариантов чтения у нас тогда не было, мы воспользовались силлабарием Г.С. Гриневича и попытались прочитать ряд новых надписей. Поэтому этот отрезок нашей деятельности вписывается как раз в период развития представлений о славянской докирилловской письменности.

Чтение надписи на Тверском пуле. Как правило, на этих монетах повторяется одна и та же надпись: ПУЛ ТВЕРСКОЙ или ТФЕРСКИЙ [45, с. 211]. И действительно, на ряде монет я прочитал кирилловское слово ПУЛ, рис. 15-1,2,3,4, и слоговое слово ТВЕРЬСЬКИЙ, рис. 15-5.

Чтение надписи на пряслице из Белоозера. Поскольку у нас под рукой была статья Л.А. Голубевой о пряслицах из Белоозера [46, с. 21, рис. 4–7], рис. 15-6 на одной стороне и рис. 15-7 на другой стороне, естественно, появилось желание попробовать предложенный Г.С. Гриневичем метод чтения на ее примерах. Результат был таким. Нам казалось, что на пряслице начертано нечто вроде НЕ ЖАЛЕЙ ЖЕ ИНУ, НИ НЪЙ ЛУДИ, И ИДИ ВЪ ЛĚЛĚЖЕ…, рис. 15-8. В то время мы еще изображали над гласными диакритические знаки, следуя предположению Г.С. Гриневича о тщательном различении в слоговом письме этих звуков; нас вполне удовлетворило данное чтение, ибо что-то начало вырисовываться, какая-то сентенция обыкновенной пряхи… Вроде бы она советовал кому-то: НЕ ЖАЛЕЙ ЖЕ ИНУЮ (ЖЕНЩИНУ), ИЛИ ЕЕ ЛЮДЕЙ, И ИДИ В ЛЕЛЕЖИ. Сейчас нас подобное чтение вряд ли бы устроило, но тогда казалось вполне нормальным. С нашей современной точки зрения этот пример демонстрирует неопытность эпиграфиста, который очень уж рабски следует за мельчайшими изгибами знака, как если бы надпись изготовил профессионал высшего класса. На самом деле писали самые обыкновенные люди, которые часто какие-то черты не дописывали, а какие-то писали очень утрированно, слитные знаки разделяли, раздельные сливали. Они часто путали Е и И, не знали об употреблении разделительных знаков, озвончали или оглушали надпись, словом, позволяли себе множество таких вольностей, за которые в наши дни школьникам ставят двойки. Однако в те дни мы этого еще не знали и воспринимали знак чересчур буквально. С позиций современного опыта совет пряхи кому-то выглядит странным: ведь кроме нее надпись на пряслице практически никто не прочитает. Есть ряд знаков, имеющих несколько вариантов чтения, и на это не обращено внимание. Получившийся текст, хотя в какой-то мере осмыслен, но не доработан, и это бросается в глаза. Но для первого чтения результат неплох.

Наш комментарий. Надпись на этом пряслице ХII века в целом несложная, хотя некоторые знаки читаются не в основном чтении, а в дополнительном, более редком. После такой коррекции получается другой текст. Он представляет собой ворчание пряхи, поведанное овручскому шиферу. Он гласит: НУ И ЛЮДИ! ДЕЛО СЪЕЛО ЛУЧИНУ, ЗЪЛЫЕ ЖЕ И НОНЕ! рис. 15-9. Итак, видимо, пряха вынуждена была прясть в темное время суток, сожгла лишнюю лучину, за что, либо от мужа, либо, скорее всего, от его родителей, получила упрек в расточительности. Заметим, что это чтение в основном соответствует предыдущему. Если раньше мы читали НЪЙ ЛУДИ, то теперь НУ И ЛЮДИ; если прежде нам казалось, что написано И ИДИ, то теперь черточки были мысленно сдвинуты плотнее, что образовало слово ДЕЛО; если раньше мы читали ВЪ ЛЕЛЕНИ, поскольку знак СЕ нам был неизвестен, а ЛЕ и ЛО нами различались плохо, то теперь ясно вино, что вместо ВЪЛЕ написано СЕЛА, причем правая мачта СЕ выделяется так, что можно вычленить гласный звук Е, что означает СЪЕЛА или СЪЕЛО; а далее вместо ЛЕНИ НЕ мы читаем ЛУЧИНУ. Для слов же ЖАЛЕЙ ЖЕ и ЗЪЛЕЕ ЖЕ или ЗЛЫЕ ЖЕ знаки слоговой письменности будут одними и теми же. Наконец, вместо ИНУ НИ мы читаем более точно И НОНЕ, то есть И ТЕПЕРЬ. Тем самым речь идет не о принципиально новом чтении, а о «дотягивании» результата до кондиции не с помощью словарей, которые оправдывали бы все эти словечки типа ЛЕЛЕ или НЪЙ, а с помощью более точной интерпретации смысла каждого слогового знака. Вот это с нашей точки зрения и есть доработка итога, доведение его до приемлемого вида.

Чтение надписи на пряслице III-13. Достаточно большой была также надпись на пряслице № III-13 из Белоозера [46, с. 21, рис. 4-13], рис. 16-1 и 16-2. Мы ее прочитали так: МОЛИМО ВО ВОДИ, ИМО ЖИВЕЙ БЫ Я. Как видим, и здесь получается странный результат: вроде бы какой-то намек на осмысленное чтение есть, на одной стороне вычитываем МОЛЕМО ВО ВОДИ, то есть МОЛЕМСЯ О ВОДЕ, рис. 16-3; на второй — ИМО ЖИВЕЙ БЫ Я, рис. 16-4, что-то вроде ИМЕТЬ БЫ ЕЕ ПОЖИВЕЕ! Странно, однако, что такого рода молитвы пишутся на предмете для вращения веретена, то есть на вещи сугубо утилитарной, не предназначенной для передачи молений. И опять приходится сожалеть, что перед нам показан полуфабрикат, а не полноценный результат.

Наш комментарий. Современное чтение этой же надписи оказывается другим, поскольку теперь известны обычные, стандартные сюжеты. Надпись читается так: МОЙ ВЬСЕЛЫЙ, рис. 16-6, и ПЪРАСЬЛЕНЪ, рис. 16-5. На пряслице есть несколько случайных сколов, поэтому третий знак вместо ВО читается ВИ (хотя по нормам современной орфографии должен был бы находиться знак ВЕ), у знака ЛЕ есть случайная черточка внизу, знак РА написан очень небрежно, а от предпоследнего знака со значением ЛЕ остались только маленькие черточки внизу, тогда как на его месте оказался обширный скол, который мы прежде по ошибке читали как МО. На самом деле мы видим вполне понятную надпись: МОЙ ВЬСЕЛЫЙ ПРАСЬЛЕНЪ, то есть МОЙ ВЕСЕЛЫЙ ПРЯСЛЕНЬ. В данном начертании слова ПРЯСЛЕНЬ отражены не только личные орфографические представления пряхи, но и особенности произношения этого слова в данной местности. Конечно, были чтения и других пряслиц (по крайней мере, 10) с 1–2 словами, но они уже менее интересны и менее поучительны. Кроме средневековых надписей было крайне любопытно прочитать надписи более ранних культур. Прежде всего, это были трипольские надписи, поскольку незадолго до наших исследований нам попал в руки сборник статей главным образом по исследованию трипольской культуры, где внимание привлекла статья [47], из которой и были заимствованы изображения для чтения.