Зинур Зинатуллин - Избранные труды. Том II Страница 21

Нам думается, что здесь речь должна идти не об одной лишь версии в смысле предположения, а, как отмечалось при анализе отдельных характерных для версии признаков, о мышлении в форме версий, которое имеет гносеологическую, логическую и психологическую стороны.

Действительно, версия – это не только логическое выражение мысли. Между логическими операциями и отражаемой действительностью находятся важные связующие звенья, протекают сложные познавательные процессы и было бы слишком упрощенным представлять себе мыслительную работу следователя, прокурора, судьи только как систему логических развернутых рассуждений. Логика, взятая сама по себе, так же малоспособна привести человека к новым идеям, как и одна грамматика – к созданию высокохудожественных произведений. Использовать доказательственный материал по делу невозможно без соответствующего его анализа и синтеза. При этом надо учитывать: как без анализа нет синтеза, так и без синтеза бесплоден анализ. Версия, план расследования, оценка доказательств – все это синтетические образования, без которых остаются одни лишь частности, механический набор данных, не организованных в единую систему.

Следственное мышление в форме версий требует гармонического сочетания анализа и синтеза. Следует отметить, что в психической деятельности следователя, прокурора, судьи, как и в любой творческой деятельности, воображение занимает одно из ведущих мест. При построении версий воображение и мышление тесно переплетаются. Воображение, обращенное в прошлое, из отрывочных сведений создает цельное представление о расследуемом событии. Не представив себе картины преступления, невозможно построить следственные версии, проверка которых подтвердит или опровергнет правильность этой воображаемой картины. Отражая явление настоящего времени, воображение рождает предположение об имеющихся следах, остатках, отпечатках и иных отображениях – последствиях расследуемого события, посредством которых оно может быть установлено и доказано. Наконец, планируя, регулируя и направляя свои действия, следователь, например, смотрит как бы в будущее. А предвидеть – значит вообразить. Не вообразив готовый результат труда, нельзя выполнить никакую работу. Первоначальные действия следователя подобны первому этапу деятельности врача, которая не сводится к пассивному, стихийному, неорганизованному обследованию больного, а представляет собой избирательное и целенаправленное исследование. Реализуется же это объективное требование именно в рамках версионного мышления.

Такова в основном характеристика первого элемента структуры уголовно-процессуального доказывания, т. е. выдвижения (построения) и динамического развития возможных следственных версий по расследуемому или разрешаемому уголовному делу. Каждая из них подлежит проверке и оценке, приводящим исследователя к определенному, значимому в правовом отношении выводу. Все это возможно лишь на основе доказательств, построенных (собранных) в установленном уголовно-процессуальным законом порядке. Собирание и органически связанная с ним проверка доказательств есть структурные элементы уголовно-процессуального доказывания. Рассмотрим их.

Вторым структурным элементом уголовно-процессуального доказывания является деятельность по собиранию фактических данных (доказательств) и их источников по расследуемому или исследуемому в судебном разбирательстве уголовному делу. Этот элемент включает в себя выявление (обнаружение), получение и процессуальное закрепление доказательств и их источников по каждой из выдвинутых по уголовному делу следственных версий. Обнаружение доказательств, с одной стороны, и их процессуальное закрепление – с другой, не могут быть в процессуальной деятельности субъектов уголовно-процессуального доказывания разделены, поскольку обнаружение доказательств без их процессуального закрепления не имеет юридического значения. А потому мы поддерживаем мнение тех процессуалистов, которые считают, что действия по собиранию доказательств одновременно являются действиями и по их формированию[97].

Проблема собирания доказательств и их источников исследуется в целом ряде работ[98]. Известно, например, что сам термин «собирание доказательств», прочно утвердившийся в юридическом лексиконе, является в большей степени условным. Деятельность дознавателя, следователя, судьи на начальном этапе доказывания нельзя рассматривать как завладение «готовыми», уже существующими доказательствами. В действительности существуют различные по характеру следы оставшегося в прошлом события, отражающие те или иные его особенности. Восприятие их субъектом доказывания с помощью органов чувств, преобразование и сохранение с помощью процессуальных средств возникшего при этом в сознании познавательного образа и составляет сущность собирания доказательств. В результате этой деятельности доказательства приобретают свои объективные свойства в процессе взаимодействия события с окружающей обстановкой, т. е. независимо от сознания субъекта доказывания. А формирование доказательств в процессуальном смысле осуществляется в ходе познавательно-удостоверительной деятельности субъекта доказывания и завершается в момент, когда полученные сведения он закрепляет одним из предусмотренных законом способов. Сказанное дает основание рассматривать доказательство как объективно-субъективную категорию, единство содержания и формы. Учитывая творческую роль субъекта доказывания, невозможно сводить собирание доказательств к механическому копированию всех их свойств и признаков. Деятельность субъекта доказывания на этом этапе протекает как активный избирательный процесс. Сложный состав любого объекта, подлежащий отображению, требует от него умения исследовать объект под углом зрения всех существенных связей между его элементами. Кроме того, субъект доказывания, не ограничиваясь связями, лежащими на поверхности явлений, должен проверять предположения о возможности существования менее очевидных связей.

Необходимо учитывать, что в зависимости от особенностей протекания события преступления оставленные им следы могут иметь достаточно значимый объем информации по делу. Иначе говоря, собирание доказательств можно представить как своего рода информационный процесс, т. е. перенос доказательственной информации со следов преступления в материалы уголовного дела. Успешность этой деятельности зависит от того, в какой мере сохранившаяся в следах информация выявлена субъектом доказывания и зафиксирована им в материалах уголовного дела. Данный критерий характеризует количественный, правда, не поддающийся точному исчислению аспект отражения.

И, наконец, собирание доказательств сопровождается преобразованием формы полученной информации, влечет за собой утрату определенной ее части и в некоторых случаях может негативно повлиять на правильность отражения. Поэтому предотвратить подобные нежелательные потери в информации может ограничение числа преобразований ее сигналов, т. е. возможное уменьшение промежуточных звеньев в информационных процессах. Законодательно такое процессуальное выражение этого требования находит в известном принципе непосредственности, получившем практическое выражение во многих установленных законом правилах извлечения и сохранения доказательственной информации.

Не ограничиваясь ст. 86 УПК РФ, законодатель неоднократно упоминает далее о собирании (обнаружении) доказательств и дает самую общую нормативную характеристику способов осуществления такой деятельности. Анализируя действующее уголовно-процессуальное законодательство, можно легко вывести, что способами собирания доказательств закон считает: 1) производство допросов и других следственных действий; 2) истребование предметов и документов от предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц и граждан; 3) принятие доказательств, представленных подозреваемым, обвиняемым, защитником, обвинителем, потерпевшим и его представителем, гражданским истцом, гражданским ответчиком и его представителями, а также любыми гражданами, предприятиями, учреждениями, организациями.

Анализ уголовно-процессуального закона свидетельствует о том, что правовые формы доказывания не остаются неизменными. Структура предмета доказывания единая для всех уголовных дел и для всех стадий их движения, а формы проявления образующих ее фактов и обстоятельств по каждому уголовному делу различны. Различаются между собой и применяемые в отдельных стадиях процесса способы и конкретные средства их установления.

Эти специфические черты не исключают внутренней преемственности уголовно-процессуального доказывания. Неверно было бы считать, что каждая стадия уголовного процесса – изолированный, полностью автономный этап уголовно-процессуального познания. Нам представляется, что уголовно-процессуальное доказывание это развивающаяся динамическая система, состоящая из последовательно сменяющихся и взаимосвязанных циклов. Каждый такой познавательный цикл реализуется в рамках соответствующей стадии уголовного процесса и обладает определенной самостоятельностью и законченностью. Это значит, что управомоченный орган государства самостоятельно решает специфические для данной стадии познавательные задачи. Законченность познавательного цикла проявляется в получении управомоченным органом знаний, достаточных по их объему и содержанию для обоснования решения, завершающего стадию. На каждой стадии уголовного процесса законодатель конструирует свою специфическую познавательную ситуацию, руководствуясь: а) уже достигнутым на предыдущем этапе уровнем знаний о доказываемых фактах и их правовом значении для последующей стадии; б) познавательными задачами, подлежащими разрешению на новом этапе; в) статусом субъектов, участвующих в доказывании на новом этапе; г) особенностями действия в конкретной стадии принципов уголовного процесса. Соответственно этому определяются полномочия субъектов доказывания и правовые средства решения (достижения) задач, стоящих на той или иной стадии уголовного процесса.