Фанфикс.ру rain_dog - Летучий корабль Страница 17

- Ну, допустим, логично, — говорит нам тем же вечером усталый Кингсли. — Но недоказуемо. Горничная… не уверен, что она и эта девица с вечеринки — одно и то же лицо. Та скромница была такая, прям из монастырской школы. И не разберешь теперь. Что мы им предъявим? Аморальное поведение? Если испанцам и французам нравится, мы-то что можем сделать? — он задумчиво вертит в руках карандаш. — Однако, забавно. Вся их молодежь постепенно отыскивается на континенте… Вы, ребята, продолжайте, и если что любопытное, сразу ко мне. Только на Малфоя со Снейпом, тьфу ты, Довиллем глаза бы мои больше не глядели!

И он смеется. И до мая ничего не происходит.

7. Вторая годовщина победы

Как-то само собой получилось, что первого мая, ближе к вечеру, мы — Рон, Гермиона, Невилл, ну и, конечно, мы с Джинни собираемся у нас в доме на Гриммо. Когда девчонки в прошлом году еще были в школе, мы были втроем, и тоже так же, как и в этот раз, сидели до утра на кухне, курили, вспоминали… Вспоминали все, что было с нами в ту страшную весну 1998, опускали глаза, когда вдруг называлось имя кого-то из погибших, стараясь не пить слишком много, зная, что на следующий день нам предстоит официальное празднование, а, значит, надо быть в форме. Наверное, хотелось посидеть вот так тихо, потому что мы понимали, что в нескончаемой праздничной трескотне следующего дня уже не будет возможности помолчать вместе, незаметно, без глупого пафоса обнять Рона, потерявшего в тот день брата, задуматься, почему в тот день погибли те, кто и не был отмечен никаким знаком, а просто выбежал из замка сражаться, потому что не мог поступить иначе. Это грустный день, но этого не понять многим из тех, кто завтра будет изображать показательную скорбь и произносить нужные слова, они-то никуда не вышли, а отсиживались по своим углам, чтобы потом как-то враз появиться, оказаться нужными, незаменимыми, важными…

И в этом году мы делаем все так же, чтобы хотя бы этот вечер и ночь принадлежали только нам, тем, для кого та победа никогда не станет пустым поводом для еще одной праздничной сходки, где так удобно показать себя миру еще раз, позвенеть регалиями, напомнить, что ты-то еще ого-го!

Мы расходимся только под утро. «Гарри, надо поспать хоть пару часов» — говорит мне Джинни и тянет в спальню, — «нам вставать рано, еще в порядок себя привести, все же будут смотреть, фотографировать, тебе выступать. Ложись немедленно!». И она укладывает меня в кровать, сама устраивается рядом, обвивает меня тонкими нежными руками, и я через несколько минут, действительно, проваливаюсь в чуткий, наполненный нечеткими образами, предутренний сон. И там, в моем сне, я вновь вижу нас всех пятерых, собравшихся сегодня в доме, да, тоже на нашей просторной кухне, только теперь напротив стола висит огромное зеркало в старинной раме, которого никогда у нас не было. Мне кажется, что уже наступило утро, и на самом деле мы даже успели позавтракать, а сейчас в последний раз перед выходом поправляем парадные мантии и выглядывающие из-под них воротнички белых рубашек и блузок. А Джинни из последних сил пытается придать моим волосам вид, хоть отдаленно напоминающий прическу. И эта картина абсолютно реальна, я уверен, что все так и есть, что сейчас нам и остается только аппарировать в Хогсмид, откуда начнется торжественное шествие к стенам школы. Но вдруг поверхность зеркала будто затуманивается, и я впервые за эти годы вижу его, человека, которого никогда не позвал бы в свои сны — в моем сегодня он смотрит на меня только со страниц газет, которые я каждый день усердно разбираю в Аврорате. Из зазеркалья, вежливо и в то же самое время издевательски улыбаясь, к нам, отражающимся в зеркале, медленно приближается тот, кого я привык называть профессором Снейпом. Но тот, кто подходит к нам сейчас, вовсе и не он — это лорд Довилль, одетый в хороший маггловский костюм, а его шею, как когда-то на суде, закрывает шелковый платок. И изумруд в зубах змеи поблескивает, играя бликами. Открытые виски, четкая, несколько резкая линия скул.

- А, мистер Поттер, — говорит он, так и останавливаясь позади нас на расстоянии в несколько шагов, — маленький ручной герой Министерства.

А потом я вижу, как он делает шаг вперед, его пальцы касаются моего лица, нет, конечно, лица моего зеркального двойника, закрывая мне глаза, как иногда делает Джинни, и это так явственно, что я почему-то ощущаю прикосновение металла колец, украшающих его руки, к моим векам.

И я в ужасе просыпаюсь, видимо, вскрикнув во сне от неожиданности, так как тут же вижу испуганные глаза зовущей меня жены.

- Гарри, милый, ты что кричишь? Приснилось что-нибудь? — она понижает голос, — Волдеморт, да?

- Нет, что ты, — я пытаюсь улыбнуться, чтоб она не беспокоилась, — к счастью, нет. Хотя… Знаешь, мне Снейп приснился… Как будто у нас большое зеркало в кухне и…

- Да ну его, Снейпа этого, — смеется моя любовь, — гадости, наверное, говорил?

- Ага, — признаюсь я и растерянно улыбаюсь, — а что ему еще делать?

Не понимаю только, отчего я так орал во сне, ничего же страшного, правда. Ну, вышел из зеркала, ну, серьга эта его… Подумаешь! Наверняка это просто оттого, что я ежедневно просматриваю французские газеты, а там… такое впечатление, что кроме него и Малфоя им больше не о ком написать. А, точно, я же читал на днях интервью с ним, и там его как раз спрашивали о его роли в войне, о которой он, кстати, высказался весьма неопределенно. И это там он сказал, что все мы, а особенно я — игрушечные герои Министерства. Все ясно. Тогда это меня как-то не зацепило, но, видимо, отложилось.

А тем временем уже пора вставать, так что мы, хотя и могли бы полежать еще пару минут, поднимаемся, смотрим друг на друга как-то безрадостно. Наверное, я выгляжу несколько нервно — я не выспался, а мне еще выступать сегодня. А для Джинни это вообще один из самых грустных дней в году — из-за Фреда. Но нам предстоит вымученно улыбаться полдня, ах нет, как я мог забыть? Весь день, до глубокой ночи, ведь после празднования еще и прием в Министерстве, в заключение которого объявлен бал!!! Танцы в память о жертвах войны… Тур вальса за Фреда Уизли…

— Джинни, у нас где-то ведь было бодрящее зелье?

Без него мне не протянуть до ночи. Я рассматриваю себя в маленьком зеркале в ванной — несколько опухшее лицо, красные от недосыпа глаза, зажмуриваюсь и выпиваю зелье залпом. Через пару минут становится лучше, я уже веселее смотрю на мир и даже готов к небольшому завтраку — снизу, из кухни, уже доносится аромат кофе.

Сев за стол, мы, как в моем сне, в парадных мантиях, да, и белые воротнички имеются, уныло переглядываемся. Все не выспались, но по несколько лихорадочному блеску глаз я понимаю, что идея выпить бодрящего посетила не только меня.

- Скорее бы наступило завтра, — кисло произносит Герми, помешивая ложечкой сахар в чашке. — Ненавижу этот день.

Мы согласно поддакиваем, жуем, не хочется, но куда деваться — до министерского приема угощения не предвидится…

А когда мы уже готовы выходить, я, забывшись, бросаю взгляд на пустую стену напротив стола — чтобы поправить прическу.

Бесконечная череда знакомых и незнакомых лиц, теплые, прохладные, влажные и сухие ладони, пожимающие мою, улыбки, вежливые, понимающие, искренние, предназначенные нам всем.

— Как я рада вас всех видеть, — говорит Мак Гонагалл, нынешний директор Хогвартса, обнимая нас. Черт, она даже смахивает слезу. — Скорее, проходите вперед, ваши места в начале колонны.

Длинный хвост участников праздничной церемонии выдвигается в сторону замка, рядом с нами чуть ли не все чиновники Министерства, я сначала оказываюсь между Фаджем и Кингсли, но я не могу смотреть на выражение скорби и торжества, которые каким-то образом умудряются уживаться на лице нынешнего Министра Магии, мне почему-то тошно сегодня от сдержанной вежливости Кингсли, адресованной всем этим, в общем-то, посторонним людям. Я стараюсь немного отстать и оказаться среди своих — рядом с Герми и Роном мне становится спокойнее. Где-то совсем рядом, чуть позади, тихо всхлипывает Молли Уизли, а мой тесть пытается ее урезонить — для них это шествие всегда было и останется похоронным — к месту гибели их сына.

У озера процессия останавливается, мы кладем на воду принесенные цветы и венки, и они будто бы сами собой устремляются к центру водоема. Скорбное молчание — и вот, когда положенное время выждано, на небольшую трибуну, установленную прямо на берегу, поднимается Фадж. Я не слушаю, что он говорит, я начинаю ужасно нервничать, потому что следующим выступать мне. Но по обрывкам фраз, которые все же пропускает мое несколько парализованное страхом сознание, я понимаю, что не упустил ничего важного — мы скорбим, не забудем, гордимся, сегодня настало время мирной жизни, за которое мы должны быть благодарны… Только не надо про гидру Зла, оставьте хоть ее сегодня в покое. И Фадж милосерден — ей, действительно, не место на празднике.