Варвара Мадоши - Четыре смерти Себа Морана, или Во всем виноваты лилии Страница 3

Джон снова засмеялся.

— Да, я тоже прощался. На твоих похоронах… как-то не до того было. Ну что, вот и свиделись? — он облизнул губы. — Ты как, застрелишь меня? Ты раньше, вроде, никого не убивал.

— Джон, в этом нет необходимости. Все можно уладить.

— Да ладно тебе. Я как-то без предвкушения думаю о пыточных камерах Холмсов. Или о мести других… семей, кланов? Как вы это называете? У вас чудовищная инерция, Шерлок. Ты меня не спасешь. Хотя спасибо за попытку. И да, раз стрелять не будешь, не возражаешь, если я прыгну?

— Как тебе удобнее. Но я еще раз говорю, что в этом нет необходимости.

Джон улыбнулся, покачал головой. Неторопливым шагом направился к карнизу, встал на него, покачался на носках. Нелепый, в этой дурацкой лыжной шапочке и слишком теплой, не по погоде, одежде.

А Шерлок не знал, что сказать. Его перекрутило, выжало насквозь и слова кончились, иссякли.

— Джон, — попросил он, — не делай этого. Пожалуйста.

Джон обернулся через плечо.

— Я рад, что ты живой. Пусть оно так и остается, хорошо?

Он прыгнул.

Сколько секунд человек летит с шестого этажа? Когда-то, еще в медколледже, они с друзьями рассчитывали на спор: сколько с пятого, сколько с десятого, сколько с двадцатого. Ну и прикидывали, на что будут похожи повреждения при какой высоте. Такая занимательная викторина.

Сейчас Джон не мог бы вспомнить точные цифры даже под страхом смерти — ха-ха, ну улыбнитесь хотя бы на этом месте! — однако был уверен, что срок чертовски маленький. Особенно если это срок твоей оставшейся жизни.

И уж тем более это маленький срок для водителя грузовичка, стоявшего у тротуара. Как его хватило, чтобы взреветь мотором и рвануть вперед, поставляя белый прямоугольный кузов под траекторию полета безвольного тела?

Наверное, водитель тренировался.

Для Джона это выглядело так: полет, что-то белое метнулось к лицу, — он еле успел отвернуть голову и прикрыться руками, — жутчайший треск, а потом ужасный удар, сильнее, чем о воду с вышки. Тело скрутило, дыхание вышибло, и Джон даже не сразу сообразил, что весь мир вокруг него действительно сорвался и покатился куда-то, никакая это не иллюзия. Весь мир: клочья медицинского поролона со специфическим запахом, рев мотора и тряска.

Джон не знал, сколько прошло времени, прежде чем он смог нормально дышать. Наконец он с трудом полез куда-то вперед по кускам поролона, и слава богу, вылез к кабине грузовичка. Там было окошко; он как-то протиснулся сквозь него и вывалился на переднее сиденье.

— Живой? — весело спросила сидящая за рулем женщина; красивая, светловолосая, чуть моложе Джона, он видел ее… полтора года назад, в доме Полковника. — Пристегнись, а то оштрафуют. Хотя нет, не пристегивайся. Пистолет в бардачке, держи наготове.

— Нас преследуют?

— Холмсы и О’Лири, ага…

Джон послушно взял пистолет (зигзауэр, надо же!), проверил патроны. В идеальном состоянии.

— Почему… Мэри? — он очень смутно помнил имя.

Она дернула уголком губ.

— Полковник вчера умер в больнице. Третий инфаркт. Просил о тебе позаботиться, Джим.

— Джим? — перебил он.

— Ага, Джим. Я буду тебя так называть, не против? Это твое второе имя.

— Не против, — кивнул Джон.

Все равно жить им осталось, видимо, недолго.

— Будем знакомы, — продолжила она. — Мэри Морстен, когда-то третье лицо в организации Мориарти.

Кажется, лицо Джона вытянулось; она краем глаза заметила это и засмеялась.

— На самом деле Уилсон, конечно. Это такая шутка. Мориарти, Моран, Морстен. Ты же правда не думал, что Профессора так вычурно зовут?

— Значит, Профессор… — размышлял Джон вслух. Мориарти не слишком-то напоминал «профессора», но мало ли. — Профессор, Полковник и…?

— Не-а, на этом параллели кончаются… Слушай, Джим, похоже, впереди засада.

Она ударила по тормозам, их обоих бросило к стеклу.

— Поцелуй меня, Джим.

Джона не нужно было просить второй раз. В конце концов, какого черта?

Губы у Мэри были мягкие, солоноватые и сладкие одновременно. «Лучший поцелуй в моей жизни, — подумал Джон отвлеченно. — Потому что последний».

И тут грузовик взорвался.

Майкрофт устало бросил на стол пачку распечаток.

— Это не их тела. Они даже не замаскировали как следует. Тела были найдены не в кабине, а в кузове. И мужчина как минимум на три дюйма выше, чем Джон Ватсон.

— Чем Джон Ватсон, — повторил Шерлок. — Как выглядел «Себ Моран», знают только твои снайперы.

— Предлагаешь убрать доверенных людей, чтобы покрыть побег твоего дружка? — едко проговорил Майкрофт. — Извини, но это не в обычаях Холмсов.

— О да, — иронично протянул Шерлок, — конечно, Холмсы жертвуют только другими Холмсами.

— Мы не можем позволить ему уйти.

— Ты не мог позволить ему уйти с крыши. Он избавил тебя от этого выбора.

— Зачем он тебе? — Майкрофт почти прошипел это, и одновременно на его лице выразилось что-то похожее на боль. — Ты думаешь, у вас что-то будет по-прежнему? Похвальная иллюзия, но…

Вместо ответа Шерлок только натянуто, неестественно улыбнулся.

— Извлекать из людей исключительно пользу — как это типично для тебя, братец. Хорошо. Будем говорить на твоем языке. Что ты хочешь за то, чтобы оставить в покое человека, которому ты как минимум трижды обязан моей жизнью?

Майкрофт вздрогнул.

— Да, я в курсе, что ты считаешь своим долгом меня защищать, — протянул Шерлок, по-прежнему неприятно улыбаясь. — И не думай, что я побрезгую использовать эту твою слабость против тебя.

— Полтора года, — собравшись, наконец ответил Майкрофт. — Ты работаешь на меня еще полтора года.

— И после этого ты снимаешь меня с крючка раз и навсегда.

— Шерлок, ты и никогда и не был, как ты выражаешься…

— Довольно! — Шерлок взмахнул рукой. — Мы заключили сделку. Полтора года, и ты не трогаешь Джона Ватсона.

— Только если он не вернется к убийствам.

— Я не думаю, — заметил Шерлок, — что он склонен к чему-либо возвращаться.

Но кого он обманывал? Шерлок был человеком привычки. Ему все равно казалось, что через полтора года, когда он вернется на Бейкер-стрит, Джон будет его там ждать.

Каким-то образом.

Джон между тем жил в Бразилии, начинал каждое утро с чашечки уже готового (руками Мэри) кофе и старался изо всех сил не думать о белых лилиях.

Впрочем, он выписывал «Таймс».