Чувак и мастер дзен - Джефф Бриджес Страница 40

Джефф: Это как с храпом. Обычно я ухожу из комнаты, или не отвечаю на письма. Но иногда я остаюсь. И когда это происходит, я беру коробку, читаю письма и отвечаю. Это практически как медитация.

Берни: Тебе нужно подружиться с Джеффом. Это не имеет отношения к письмам, просто тебе нужно подружиться с тем фактом, что Джефф может сделать ровно столько, сколько может.

Джефф: Он и так делает то, что он делает.

Берни: Из-за того, что он такой знаменитый, он перегружен различными задачами. Но Джефф — это просто Джефф, он не может успеть все. Невозможно перецеловать весь мир, можно поцеловать только некоторых. Безусловно, ты можешь завести себе автоматическую систему ответа на письма фанатов, но гораздо более важный вопрос — это…

Джефф: … Как быть более снисходительным к самому себе. Не вести себя не по-чуваковски.

Берни: Чувак не злится на самого себя за то, что чего-то не делает. Он себе не враг, а друг. Количество вещей, которые от нас требуются, растет по мере того, как растем мы сами. Так же, как и с деревом: чем выше оно становится, тем больше на него дует ветер. Но у всех есть свой предел. Поэтому твоя задача состоит в том, чтобы быть мягче к самому себе.

Дружить с собой — это прекрасно. Не расстраиваться, быть терпеливым. Ты все равно никуда не денешься в следующую секунду, но эта секунда будет окрашена совершенно другими красками.

Джефф: Я понимаю, о чем ты говоришь. Нужно в первую очередь стать другом самому себе, если хочешь быть бодхисаттвой и работать с состраданием. Это как с линзами, приятель. Когда я смотрю через широкий фокус, я вижу, что все вокруг — единый организм и он в порядке, но, если глянуть через стекло с увеличением, становятся видны страдания людей и свои собственные. Исцелять себя — это, по сути, то же самое, что исцелять других. Так что ты учишься понемногу доверять себе, находишь в себе опору. По крайней мере, до следующего землетрясения.

Я бываю настолько полон энтузиазма, что реально не могу справиться со всем, за что берусь. С тобой я тоже иногда оказываюсь в этом состоянии. Ты хочешь, чтобы я поехал с вами на ретрит в Аушвиц, поучаствовал в уличном ретрите, или просишь поддержать вашу работу финансово. Как будто спрашиваешь: «Ну что, приятель? Как дела? Покажи, насколько ты щедр». И это здорово, потому что, по сути, это те же вопросы: «Кто ты есть? Что ты такое?» Это всего лишь возможность почувствовать свои пределы, поработать с ними.

Как и с этими головами, которые я леплю из глины. Когда ты увидел их, тут же стал подгонять меня с проектом «Голова Примирения», но мне требовалось немного времени. Иногда мне кажется, что ты дергаешь траву, пытаясь заставить ее расти быстрее, но у меня более долгий период созревания. Мне нужно время затишья, потому что я не хочу поддаваться своим маниакальным импульсам. А те вещи, которые я действительно хочу в себе взрастить, растут медленно: мне нужно пространство и время, чтобы они смогли расцвести и созреть.

Я замечаю, что когда я щедрый, принимающий, любящий по отношению к себе, все это отражается и вовне, в окружающий мир. Чем более снисходительно я отношусь к самому себе, тем больше я воздерживаюсь от осуждения себя за то, что я такой, каким являюсь. Чем больше я узнаю о том, кем я являюсь, чем больше вижу свою суть, воздаю ей должное, уважаю ее в себе, тем больше я отношусь с тем же почтением и к другим людям. Я меньше на них давлю и уважаю любые ритмы, в которых они существуют. Ты очень быстрый, твое сознание расширяется, и иногда это происходит быстрее, чем я того хочу, понимаешь? А ведь в этом не существует правильного или неправильного ритма — просто он таков, каков есть.

Однажды я получил интересный урок, или по крайней мере я так его воспринял, от ламы из Бутана, Кхьенце Норбу Ринпоче[65]. Алан Козловски рассказал мне об этом ламе, который решил снимать кино. Это почти как панчлайн в шутке, да? «Мне всегда хотелось руководить». Как бы то ни было, Алан сказал, что он приезжает с лекцией в Санта-Барбару и ему было бы интересно пообщаться. Так что я пошел на эту лекцию и сидел в первом ряду, пока он говорил. Он взглянул на меня и улыбнулся, а затем сказал, посмеиваясь: «Я так нервничаю, когда ты сидишь тут и смотришь на меня». Мы оба прыснули от смеха.

Итак, я действительно очень ждал того, чтобы с ним пообщаться. У него было несколько помощников, и в конце лекции я подхожу к одному и говорю: «Привет, я Джефф Бриджес, мне хотелось бы попасть внутрь и познакомиться с Кхьенце Норбу Ринпоче». Помощник отвечает: «Пойду спрошу». Он уходит, возвращается и говорит: «Учитель не хочет тебя видеть». А я ему: «Что ж, ну ладно». И это был самый важный урок, который он мог мне преподнести. Потому что одна из вещей, которые вызывают у меня больше всего трудностей, это сказать «нет». Я не обязан делать то, что от меня хотят другие.

Мне стало реально легче, когда он сказал «нет». Я вдруг понял, что когда кто-нибудь говорит: «Можно попросить у вас автограф?» или «Можно сделать с вами фото?», вполне нормально сказать: «Знаете что, а может, просто обнимемся?» Или: «Нет, спасибо. Я вас люблю». Или просто сказать: «Нет».

«Нет» прекрасно. Оно освобождает дорогу для «да». Если вы чувствуете «нет», но не произносите, оно просто набухает внутри вас и все равно прорывается наружу, притом самым неловким образом. Умение сказать «нет», напротив, помогает нам экспериментировать и раскрываться.

Берни: Ты имеешь дело с голодом внутри себя. Ты утоляешь его и уделяешь ему внимание, поэтому чувствуешь себя лучше, и от этого мир вокруг тебя тоже чувствует себя лучше.

Джефф (поет): Мы и есть этот мир…[66]

Берни: Да, этот мир не что иное, как мы сами. Снимаясь в «Лебовски», думал ли ты, что так много людей научатся чему-то у Чувака? Миры, которые мы создаем, выходят далеко за пределы наших представлений о них, и то же самое относится и к нашей собственной жизни. Каждый раз, когда мы уделяем внимание тому, что вызывает в нас сопротивление —