Чувак и мастер дзен - Джефф Бриджес Страница 41

«это займет слишком много моего времени, это меня пугает», — мы становимся более целыми, более живыми. Как только нам удается разобраться с чем-то, что доставляло нам беспокойство, осознанное или неосознанное, тревога отпускает нас. Продолжая и дальше эту работу, мы помогаем всей жизни, во всей ее взаимосвязанности, быть менее замороченной и переполненной тревогами. Что-то еще обязательно произойдет, и это нормально, потому что именно так мы растем. Мы уделяем внимание всему, осознаем мы это или нет. Это и называется космическим резонансом. Когда мы уделяем чему-то внимание, полагая, что это присутствует только внутри нас, на самом деле мы влияем на целый мир. Каждым своим крошечным шагом мы воздействуем на всё и всех.

А теперь, когда ты рассказал столько о любви, позволь спросить: а что ты делаешь с ненавистью?

Джефф: По моему опыту, бóльшая часть ненависти, которая обращена ко мне, исходит из меня самого. Самоосуждение: ты должен был, ты мог бы, и все такое.

Берни: Я думаю, тебе следует признать и этот фрагмент себя. И лучший способ — сказать ему: «Это ты так считаешь, приятель». Необязательно осуждать его, даже слова тут не нужны — ненависть, любовь, — просто таково одно из мнений. Вот как можно его признать.

15

Скажи, друг, не найдется ли у тебя еще этой прекрасной сарсапарильи?

Джефф: Когда мне исполнилось 60, я прочитал «Пять буддийских памятований». Посмотрим, смогу ли я их вспомнить:

«Я имею такую природу, что однажды постарею. Никоим образом мне не избежать старения.

Я имею такую природу, что однажды потеряю здоровье. Никоим образом мне не избежать болезни.

Я имею такую природу, что однажды умру. Никоим образом мне не избежать смерти.

Всё, что дорого мне, и все, кого я люблю, имеют такую природу, что однажды изменятся. Никоим образом мне не избежать разлуки с ними.

Только мои действия принадлежат мне. Я не могу избежать последствий моих действий. Мои действия — это основа, на которой я стою»[67].

Эти памятования вызвали во мне большой резонанс. Когда ты молод, у тебя чувство, будто ты будешь жить вечно, так что не думаешь обо всем этом. А теперь начинаешь думать. Не то чтобы эти мысли останавливают тебя или повергают в уныние, нет, они даже могут вдохновлять, если ты понимаешь, о чем я.

Берни: Ты перечислил некоторые события, которые произошли с Буддой Шакьямуни, когда он покинул территорию своего дворца в первый раз[68]. Он увидел человека, который был болен, человека, который был стар, и, наконец, человека, который умер. То же говорится и в «Пяти памятованиях». Эти встречи пробудили в нем глубинные вопросы: «Что находится в основе всего этого? О чем эта жизнь?» Не знаю, может быть, то же случилось и с тобой. Осознание того, что ты умрешь, может дать свободу, чтобы родиться снова.

Джефф: Внутри меня будто сидит маленький человечек, который говорит: «Тебя вышибут отсюда довольно скоро. Ты хочешь заняться очередной чепухой, но все, что ты делаешь, будет иметь последствия». Последствия — это что-то вроде бессмертия. Всё, что ты любишь, изменится; так или иначе, ты это потеряешь.

Берни: И это только придает особую ценность.

Джефф: И не только вещам, которые ты любишь, но также и тем, которые ты не любишь. Потому что ты знаешь, что они также изменятся. «Я имею такую природу, что однажды заболею». Я чувствую, как мое здоровье уходит, но оно уходит постепенно, это не выбивает меня из колеи. Если бы я был моложе, думаю, что реагировал бы по-другому.

Берни: «Я имею такую природу, что однажды умру». Ты только представь, что грокнул это в более молодом возрасте. Представь, что можно прожить всю жизнь таким образом: «Так, я умру, поэтому нужно жить! Вещи, которые окружают меня, изменятся или исчезнут, поэтому я буду наслаждаться ими, их красотой, такими, какие они есть сейчас».

Джефф: И помня о том, что все наши действия имеют свои последствия и что все взаимосвязано.

Берни: Слово «карма» плотно вошло в наш западный лексикон. Оно означает, что все имеет свои последствия. Оно подразумевает, что все на свете взаимосвязано. Даже если ты коснешься какой-то незначительной мелочи, то это откликнется рябью по всей Вселенной и повлияет на все.

Джефф: С годами мои запросы снижаются. Я не против того, чтобы продать дом, в котором мы живем сейчас, и купить поменьше. Это вроде бы замечательно, но при этом означает и то, что игра окончена. Я чувствую оба этих импульса. Один говорит: «Делай, делай, делай, достигай, достигай, достигай». А второй твердит: «Тише, расслабься, пожалуйста. Ты хочешь провести остаток своей жизни, словно делая какое-то бесконечное домашнее задание? Ш-ш-ш…»

Есть одна история из греческой мифологии, которая мне очень близка: о нимфе по имени Дафна, в которую влюбился бог Аполлон. Она не хочет быть с ним и убегает, но Аполлон преследует ее: «Ты просто не понимаешь, кто я такой, детка. Я тот самый парень, который повелевает искусствами, медициной, поэзией и всем таким. Ты сама не знаешь, от чего отказываешься». Но ей это даром не нужно, слишком суетно, так что она отправляется к своему отцу и говорит: «Пап, такие дела. Один бог хочет меня. Преследует, достает со всем этим, драматизирует, но мне это все не нужно, понимаешь? Для меня это слишком. Я хочу простоты. Посмотри на это прекрасное дерево, ему не нужно беспокоиться ни о чем подобном. Ничего лишнего, никаких разлук, это просто дерево». И отец, который сам полубог, говорит: «Без проблем» и превращает ее в лавровое дерево.

Сниматься в кино, жениться, заводить детей, писать музыку — это то, о чем говорит Аполлон. В определенный момент ты начинаешь сворачивать пиршество и жить проще. Ты сделал что мог, приближается время уйти. Каждый раз, когда ты решался на очередной большой шаг типа женитьбы, это приближало тебя к последнему рубежу. И я замечаю, что появляется это ощущение: «Ну давай, воплоти все, что ты хочешь, потому что очень скоро тебя здесь не будет, так что лучше не мешкать».

Я прямо сейчас пишу песню. Как будто леплю глиняную голову, в смысле не особо парюсь. Слова просто приходят, а потом уже я пытаюсь понять, что они значат. На твоем симпозиуме по западному социально активному буддизму я познакомился с художницей Маюми Ода[69]. Посмотрев ее великолепные работы, я спросил: «Как ты