Актёр и мишень. Как раскрыть свой талант на сцене - Деклан Доннеллан Страница 51

И мы изобретаем волнение. Волнение нам полностью подконтрольно. Мы справимся своими силами. Нам не нужны милости, мы не хотим ни от кого зависеть. Здесь мы не зависим ни от кого и ни от чего. Волнение – это самолечение, мы сами его себе прописываем. Иногда жизнь действительно волнующа. Когда на репетиции или в спектакле Ирине удается увидеть нечто полнокровно живое, актриса вспыхивает той же жизнью, и ее игра неподдельно волнует. Но, как мы знаем, если на следующий день Ирина попытается воссоздать это состояние, ничего не получится. То, что всех так взволновало, не было состоянием, это было взаимодействие, направление. Все состояния мертвы; и они очень быстро разлагаются.

Стоит Ирине решить, что она обязана сделать свою игру волнующей, и актриса зажмется. Погоня за новым и волнующим отрезает нас от живого: нам кажется, что эта гонка связана с окружающим миром, мы рвемся вперед и тасуем чувства, стремясь снова испытать тот неуловимый кайф. Мы пытаемся обнаружить в окружающем мире то, чего, как мы опасаемся, нам не хватает внутри. Судорожный поиск нового и волнующего имеет тайные связи с манией ненависти к себе.

У этого броска сквозь эмоции есть один интересный и странный эффект. Мы внезапно становимся похожими на всех, кто пронесся по этому маршруту до нас; наша уникальность гибнет под копытами ничего не видящего стада. Разными и уникальными каждого из нас делают энтузиазм и щедрость; жалуясь: «Я все это уже видел!», мы позволяем партийной дисциплине страха обезличить нас. Охота за новым и волнующим делает из нас реакционеров. В том, чтобы просто видеть мир вокруг себя, достаточно жизни.

Отступление: спонтанность

Неспонтанная игра кажется мертвой; даже виртуозный актер театра Но должен так или иначе казаться спонтанным на сцене. Ключевое слово здесь не «спонтанный», а «казаться». Способность жить настоящим, то есть присутствовать здесь и сейчас, – неотъемлемый навык для артиста, но абсолютное «здесь и сейчас» является недостижимым идеалом. Способность жить настоящим на сцене – один из тех даров, которых мы не можем ни заслужить, ни воспроизвести. Пушкинский Сальери негодует, что Моцарт ничего не сделал, чтобы заслужить свою гениальность. Такие дары невозможно заслужить, но мы можем научиться не поворачиваться к ним спиной.

Спонтанность кажется связанной с жизнью здесь и сейчас: «Если мне удастся присутствовать здесь и сейчас, я среагирую по-живому и моя игра будет спонтанной». В зажиме Ирина чувствует себя решительно неспонтанной. И все же мало что так леденит кровь артиста, как указание «Побольше спонтанности!», хотя «Освободи голову!» недалеко от него отстает.

Ирине полезно вспомнить, что, как бы мы ни умудрились жить настоящим, полной сознательной спонтанности не удается достигнуть никому. Любая сознательная реакция уже неспонтанна. Возможно, кому-то из детей земли удается достигнуть абсолютного присутствия в здесь и сейчас, бог его знает; но полная сознательная спонтанность недоступна всем одинаково. Психопат редко бросается со скамьи подсудимых душить судью. Если же все-таки бросается, то это его осознанное решение. В целом мы редко срываемся на тех, кто гораздо могущественнее нас. Сидя за рулем, мы с удивительной спонтанностью орем на субтильного пешехода, но вся наша спонтанность исчезает как по волшебству, когда мы сами идем по улице, а из чужой машины вылезает двухметровый детина. Призванный к порядку хулиган проявляет чудеса подобострастия и предупредительности, вся его «спонтанная» свирепость испаряется в момент. Просто удивительно, с какой точностью мы, оказывается, можем контролировать самые, казалось бы, неконтролируемые чувства.

Что же происходит, когда мы все-таки срываемся? Артисту стоит поразмыслить над непопулярной истиной: мы всегда сами решаем, когда нам терять контроль над собой. Это может показаться противоречием всему, что сказано выше о мишенях: «Я ничего не решаю сам, к действиям меня побуждает мишень». Однако стоит проанализировать выражение «потерять контроль над собой». «Контроль», понятно, здесь употребляется в значении «равновесие» или «самообладание». Да, мы не способны контролировать внезапную ярость, но мы всегда сами решаем, что нам с этой яростью делать, в зависимости от предлагаемых обстоятельств. «Потерять контроль над собой» подразумевает потерю, потерю контроля. Потеря чего-то всегда содержит в себе элемент активного действия.

Активная потеря

Даже когда потеря означает «горе», в ней есть активный элемент. Потерять друга, который внезапно умер, – что в этом активного? «Я не хотел, чтобы он умирал». Но мы должны увидеть эту потерю, чтобы не жить в отрицании. Видеть – это активное действие (как и отрицать). Горе и траур заставляют нас осознать потерю, смириться с ней, это все активные действия. Прощание требует активности с нашей стороны.

Даже самый вспыльчивый человек, услышав оскорбление, наносит удар только через долю секунды. Подозреваемые оказывают сопротивление при аресте, только если считают, что существует надежда на побег. Когда мы видим, как один человек мечется в гуще десяти полицейских, вряд ли он сопротивляется из оптимизма, скорее всего, он старается защитить себя.

Обычно мы не сопротивляемся, если понимаем, что шансы не в нашу пользу. Мы сами выбираем, в каких сражениях нам принимать участие. Является ли исключением человек, стремящийся к саморазрушению, задирающий всех и вся, хвастун, у которого, по меткому выражению моего отца, есть личное кладбище? Нет, ведь такой человек так или иначе заключает с самим собой сделку всегда вступать в споры и драки и, соответственно, всегда быть в одиночестве, чтобы не приходилось разочаровываться в других. Он верит, что получает желаемый результат, и, несмотря на всю его ярость, по-своему расчетлив.

Расчетливость

Расчетливость непривлекательна на вид, но свойственна нам всем. Способность младенца расчетливо добиваться пищи или ласки умиляет молодых родителей.

Мы придумали понятия невинности, дикости и спонтанности, потому что нам стыдно казаться расчетливыми. Ну не хотим мы смириться с тем, что «трусами нас делает раздумье», и все тут.

Несколько отрезвляет мысль, что за проявлениями неконтролируемого и спонтанного темперамента обычно скрывается железный самоконтроль. Артиста, известного пристрастием к кокаиновым загулам и всяческим безобразиям, как-то ночью застали на сцене – он линейкой измерял расстояние от пепельницы до шкатулки с сигаретами.

Спонтанность происходит не совсем так, как нам думается. Что происходит, когда я теряю контроль над собой? Я вижу то, что меня бесит, и решаю, что делать. Просто процесс этот происходит так быстро, что кажется почти бессознательным. Я решаю, поднести расцарапанную руку ко рту или все-таки пнуть кошку; короче, я сам решаю,