Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1989 год Страница 2

Но вот в конце прошлого века писатель Георг Роденбах опубликовал сентиментальный роман «Брюгге мертвый». Быть может, этот роман всколыхнул патриотические чувства фламандцев, уже подогретые «офранцузиванием». Так или иначе, но открытие и возрождение Брюгге началось. Возникла грандиозная идея: взять под защиту, сохранить всю застройку внутри кольца каналов. Эта идея продолжает работать и сейчас, при том, что Брюгге не заповедник, это живой город, центр провинции Западная Фландрия — крупного промышленного района.

Приходилось ли вам обращать внимание на то, как по-разному старятся дома? Одни с величайшим достоинством несут груз своего возраста и подобно заслуженным ветеранам напоминают вам о славе и трагедиях былых времен. Другие же в своей крайней запущенности похожи на забытых стариков, одиноко доживающих свой век в высокомерном окружении цветущих юношей. Вы наверняка видели такие дома на улицах наших городов, близких по возрасту и историческим заслугам Брюгге, но доведенных не войной, а стараниями соотечественников до такого постыдного и жалкого состояния, что, как говорят, ни в сказке сказать, ни пером описать.

Так вот, берусь утверждать, что дома в Брюгге — именно первого рода. Особняки знати на Денвере или жилища бедняков на Грунерей, стильные посольские здания или ряды гильдий ремесленников, колокольни соборов или братские кельи — все несет отпечаток мудрости и величия, все заботливо поддерживается в том виде, в каком застала город волна возрождения. Кольцом каналов как бы сомкнуты навечно вековые слои истории фламандцев.

Мы с Виктором и Йорисом проехались на туристском катере по каналам. С воды перед нами разворачивались не только нарядные набережные, но также и глухие стены каких-то строений, стертые ступени старых причалов, тяжелые арки мостов. Глаз мой напрасно искал признаки заднего двора — их не было.

Черная вода бьется о темно-красную кладку, лижет кайму мха, колышет покров плюща. Она доставляет много хлопот тем, кто живет вдоль каналов, но никому не приходит в голову забетонировать ложа рукотворных рек. Взамен выпавшего кирпича установят новый, ничем не отличающийся от прежнего. Заменят подгнившую доску. На место трухлявой сваи встанет новая, точно такая же. Не видно ни покосившихся стен, ни рухнувших опор, ни оплывшего берега, хотя, говорят, и развалины могут выглядеть живописно...

Хотите верьте, хотите нет, но ни одной фирме не позволили построить в центре Брюгге гигантский параллелепипед отеля наподобие московского «Интуриста». Вы понимаете, что если бы такое случилось, я мог бы описать крах владельцев мелких гостиниц и сфотографировать отель на фоне средневековых башен как наглядное свидетельство всевластия капитала. Право же, нам трудно понять, как удалось за долгие годы не допустить в старом городе никаких новаций, никакого вольнодумства. Видно, и законы тут строги, и правители разумны: все современные дома, коммунальные и промышленные сооружения вынесены за городскую черту.

Вы можете выставить против моих иронических умствований расхожий аргумент: у них, дескать, денег много, могут себе позволить. Действительно, чтобы поддерживать исторический город в рабочем состоянии, нужны немалые средства. Часть их поступает от различных фондов и жертвователей, но основной источник финансирования культурно-реставрационной деятельности — туризм.

У нас, вы знаете, есть такое полупрезрительное выражение «на потребу туристам». Оно как бы легализует сбыт заезжим зевакам второсортного товарца по завышенной цене. Сбыть иноземцу за трояк какую-нибудь копеечную деревянную ложку считается даже своеобразным шиком.

Я вот почему об этом вспомнил. Недавно, во время праздника славянской письменности, пришлось мне провести несколько дней на турбазе под Новгородом. Праздник получился действительно хорошим, и приехавшие по командировкам литераторы и ученые, которым выпало поселиться на турбазе, отнеслись к жилищу своему с философским смирением. Но каково же, подумал я, туристам, купившим путевки за свои кровные? Не оскорбляют ли их барачного типа строения с затхлыми комнатушками, почти без мебели (о других удобствах уж не говорю), примитивный декор «а-ля рюс» и захламленная территория? И ведь все это буквально у стен величественного Юрьева монастыря, основанного еще Ярославом Мудрым, в сотне метров от Георгиевского собора, которому без малого девятьсот лет, на берегу Волхова, зачаровывающего человека какой-то первобытной мощью! Правда, со стороны монастыря и музея деревянного зодчества «Витославицы», куда наведываются иностранные гости, турбазы не видно. Это очень хорошо. А то, знаете, эти нахальные интуристы стали бы щелкать своими «кэнонами» и «никонами», и сравнение двух архитектурных стилей могло бы оказаться не в пользу современной отечественной коммунальной и строительной мысли...

Не знаю, имеет ли хождение в Бельгии фраза «на потребу туристам». Но в том, что туриста здесь, как и вообще на Западе, всячески ублажают и привлекают,— уверен. Просто сказать: «Город живет за счет туристов». А ведь надо, чтобы они приехали в город, и не только приехали, но и оставили там содержимое своих кошельков. Тогда и появятся деньги на реставрацию памятников, организацию народных праздников, развитие ремесел, поощрение фольклорных коллективов — словом, на охрану и развитие культурного наследия.

Мы были в Брюгге глухой порой, когда туристский сезон заканчивался, а к рождественским праздникам только-только начинали готовиться. О них напомнил встреченный нами Черный Пит в лакированной коляске, корчивший жуткие рожи добропорядочным прохожим и визжавшим от восторга детям. Как мы поняли из комментария Йориса, Черный Пит — спутник Санта Клауса, он выполняет примерно те же функции, что и наша Баба Яга.

Проводив взглядом коляску Черного Пита, я подумал, что Дед Мороз, ездящий в «Москвиче», проигрывает ему. Черный Пит выглядел совершенно естественно на улицах Брюгге, похожих на театральные декорации. Эти улицы как нельзя лучше подходят для проведения всякого рода шествий и праздников. Кавалькады рыцарей, толпы мореплавателей, купцов и ремесленников в средневековой одежде, разнаряженные владетельные особы и невиданные гигантские чудища не выглядят чужеродными на фоне пышного декора города.

Вот неполный перечень того, что ежегодно предлагает Брюгге своим гражданам и гостям: гонки на каяках, иллюминация каналов и исторических сооружений (гирлянды включаются с июня по сентябрь ежедневно после захода солнца и выключаются в полночь), театрализованные шествия Богоматери, Марии Бургундской и Крови Христовой, выставки гобеленов, икон, кукол, мелкой пластики, современного интерьера, марафонский забег, блошиный рынок, состязания в стрельбе из арбалетов и луков, фестивали фламандской культуры, средневековой музыки, фольклора и кактусов, праздник урожая, ярмарки цветочных занавесей, туристских товаров и гастрономических изделий, дни открытых дверей в музеях (музеев здесь более десятка, в том числе собрание работ художника Мемлинга), международная встреча филателистов, драматические, оперные и балетные спектакли, концерты, вечера колокольной музыки... «Не слабо», как сказали бы скупые на слова молодые люди, живущие на турбазе «Новгородская».

II

В своем первом письме я не описал вам встречу с Альфонсом д"Хукерсом, экскурсоводом местного туристского бюро. А она стоит отдельного рассказа. Д"Хукерсу около шестидесяти лет, более трех десятков из них он проживает в Брюгге.

Мы встретились с ним на Рыночной площади, где начинаются все экскурсии, когда разглядывали высокую башню, венчающую монументальное здание на южной стороне площади. Это был бельфорт — непременная принадлежность старых городов Фландрии, символ их могущества и независимости. Я попросил гида подробнее рассказать о нем.

«Нынешняя башня построена в пятнадцатом веке,— с энтузиазмом откликнулся на мою просьбу д"Хукерс.— 366 ступеней ведут наверх, где находится карильон, состоящий из 47 колоколов. Самый тяжелый весит 6645 килограммов, а общий вес колоколов 27 с половиной тонн. Однако это не самый большой карильон во Фландрии. На бельфорте Мехелена установлен 51 колокол. Если вы подниметесь на башню — вон до того окна, то увидите большой медный барабан весом 8 тонн, на поверхности которого более тридцати тысяч зубцов, приводящих в движение ударяющие по колоколам молоточки, общее число которых...»

Тут куранты начали отбивать четверть, и я не успел записать число молоточков. Д"Хукерс деликатно замолк. Куранты звонили и звонили. Воспользовавшись этим, я решил увести разговор в сторону от занимательной статистики и стал рассказывать, как высоко раньше ценилось на Руси искусство звонарей, что сравнительно недавно еще были живы выдающиеся мастера колокольной игры, а сейчас энтузиасты ценой отчаянных усилий стараются возродить старое искусство, но вот беда — почти все забыто, утеряно. Гид прислушивался ко мне с профессиональной полуулыбкой внимания на лице и вдруг громко произнес по слогам: «Ко-ло-коль» и поделился своей догадкой: «Клок!»