Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016 Страница 25

Дума о Путивле

Ворон к ворону летит…

(Пушкин)

Скоро Игорь возвратится насладиться Ярославной

(Бродский)

Над Москвою колокола, на Нерли звоночки,Золотая жара пришла, иван-чай в веночке,На запястьях – кольца вьюна, очи зелены и разнотравны.Есть пять литер в слове ВОЙНА, почему все они заглавны?Почему душистой травой не исчерпана тема?Дым над нами пороховой, где мы, Господи, где мы?

Наши ль реки волнуются вспять: Охта, Волга и Припять?Выпь ли – воет? Над сыном – мать! – яду хочется выпить…Да не пьёшь, да живёшь, и вдруг заистеришь – броженьеНервов, связанное с преизбытком воображенья,И вдруг вспомнится малороссийское слово «Сумт», –И захочется в одноименное место – Сумы.

А оттуда, на поезде, пахнущем гадким утилем, –Грохотнуть на речушку Сейм с городком Путивлем:Там есть в Молченском монастыре у времен заначка,Там выходит в вечернем огне из ворот монашка,И темнеет ночной поток, над левадой – крапки,Вот, приходит она в Городок, и садится в парке,

Вот лицо открывает она – худыми руками,И глаза у неё – два огня над ночными снегами!Её карие очи, нежный нос её с лёгкой горбинкой,Рот, от полуулыбки обрамлённый овальной морщинкой,Рыжеватые волосы, легшие ветреным пухом…Только рифма к холодным, жар былой остужающим звукам.

Из речных и туманных зыбей тут, что – месяц из тучи,Собеседник является ей, витязь древний, могучий,Неприятной её лицо искажается миной,Обручальное жжёт кольцо палец тощий и длинный,И от голоса злого её на ветвях – иней белыйВитязь дует на пальцы и ус лижет заиндевелый.

Ненавидящий взор она устремляет на друга,И разбойничья свищет луна холоднее чем вьюга.Чистый голос её тяжёл, точно колокол донный,Страшен малороссийский глагол котляревской Дидоны.Имя шведского короля, мстя изменщику-мужу,Выкликает она, веселя злостью женскую душу:

Карле, Карле, танцюй гопака! Тішся Швеціє, що за ПолтавубитвУ програнО. ПрогранО, КарлЕ! Цитуючи пику гаркаву –ось тобі і втікачка розлучена, й «кузьчина мати», й руїнирештків щастя зотлілих пора з димним присмаком України.То-то ж, нехристь, собача кров! – говорит ему жинка,А из глаза её кружит не слеза, а снежинка.

Игорь-князь горбонос, губы углем очерчены будто…Толи великоросс, то ль татарин. Рот кривится жутко;Хлыстик щёлкает по сапогу, на траву уронил рукавицу,Я-де не пожелал бы врагу здесь сейчас очутиться.Хороша… хороша… чудо как… зимний голос звучит напевно:Що ж ти дивишся, князь, як чужак,зиму не впізнаєш напевно?

Стужа… мёрзнет кацап – и бормочет он, «чоловік ненависний»,ты прости, мы – в сердцах, а она: Поживемо ж нарізно!Наряджуся-ка я на вечірку, під кибалку сховаю мичку,прапор в білі руки і щезну,в гринджолята впрягши павичку! ( –

Не козацький зелено-квітний що імперським пече ізотопомЦЕ ТРІПОНЕТЬСЯ СТЯГ СИНЬО-ЖОВТИЙ – ЩО ВИСТОЯВ під Конотопом.Бо не Русь мене в шовк одягає, це канадець кроїть полотнищаа хреста на ньому немає… хрест на стяг? танцівниці – навіщо?.Подывысь, яка гарна я, приодягнута в мармур пароський!А из мрамора хлещет душа, истекают ланиты извёсткой.

Руки, руки, живые руки слёзы снежные утирают,И не скажешь, что сердце от муки у скульптуры в груди умирает…И стоит перед князем жена, как рябина пред зимним дубомГубы нежные кривит она, хочет князь, и не может быть груб он,«Штоты, што говориш ты, мой друг…» – и лицом пламенеет,И в глазах васильковых испуг, лёд, что синего неба синее.

А она – хоть метель её вздох – очи карие жаркиЗло в них плещется, как кипяток в тёмной чайной заварке.– Віддавай мій рушник з карбованця, мою повну жменю насіння!Хіба винна я в зраді – втікачка розлучена – й годі? Росіяхто ти? Під образами катів витрішкаті гриби у Рязанісімдесят років поспіль самі били себе тузамив решту двадцять п'ять років не вивчивши жодних уроків

И стоит, подбоченясь, кареглазая, тонкая, злая,И в глазах её светится «сжёг меня, Князь, ты… зола я»!Губы князь искусал, жжёт кирпичный румянец скулы,Иногда, не владея сам своим горлом, шепнёт: ох, твои мне загулы!..Хлыстик нервный по сапогу чаще, чаще, чаще колотит.Подожди, – говорит, – не могу, помолчи же, с души воротит…

И он тянет к ней руку, он готовит ей жаркое слово,А она милу-другу свою хриплую отповедь снова:Так що лай мене матірщиною – дзвінко, роздільно, навстіж:будь вам, пані, скажи, скатертиною,рушником, та периною,та побитою хребтиною,та плювками кривавими шлях ваш!Геть у драному сарафані, котися картопля в мундирі,і піду, молода на три такти (яку вальсі) на всі чотириСторони! Хай вже десь – в купі з ляхами фріци-джон-гансив білій мазанці ставлять мене рачкувати, дарма що поганці!И кричит он: «Как смеешь ты так! С кем ты так говоришь, Ярославна!Для чего тебе, княжьей жене, век оканчивать стыдно, безславно…А она: Чи тобі мене вчити, хитрюща ти харя,або ти пам'ятав про мене, твій девіз кожної тварі по парі,як кохав! – Коли лізли у петлю, як блукали у хащах, та інше,а курку з борщу нафтового поодинці іклами – смачніше?

Прощавай, Прощавай! удвох нажилися та видно вже й досить!Плюй, сволото, в Дніпро, хай кохану твою хвилі носять,немов швидкий кур'єрський, дощенту набитий валізною шкіроюкобеліно! Дивись мені вслід, з презирливою гордістю щирою…Не згадуй мене лихом за те, що ні неба, ні хліба,подавись ти макухою з кроквами, все ж не вкусиш! Що, треба хіба?

Досить нам на грудях рвати одяг, рвати нерви,була я твоєю коханою, заслужила п'ять зірочОк стерви– Жено, жено, не каменей, – просит в ужасе князь супругу, –Приближается к ней, как сквозь бьющую в очи вьюгу,Прикасается к ней, страшной, пальцами, как резцами,древний грек…но мертвей камня, жинка, шевелит устами.

Що, чи змерз? «Серце смажить глагол»? ось тобі так і треба! –И задрала паросский подол, и регочет нелепоИ над ней поднимает меч Игорь, гневным лицом пылая,Хочет мраморный кокон рассечь, а навстречь – вьюга смелая, злая:Князь! рубаєш – рубай коріння спільне без зайвого словамене народив чорнозем, грунт, підзолиста моя мова.

Під час розлучення, війни, на безправ'ї ми раками бісимосяКавунові скибкИ – мої діти ляжуть віялом – червоними місяцями!Оживи и ударь по щеке! И сочту оскорбленье за чудо!Вешней ивой в приречном песке разметайся! – В петлю лізь, іудокраля, вареник, баштан, левада… смакуй мій словнИк,мій прощальний Гоголь як борщ. Вже зглянусь – наллю ополОник.

Витратив усе ти, пияк, і гроші і чоловіків,але що ж ти не плачеш ніяк, пень, колода ти, засцяний вікінг!Спільні діти – єфрейтори, поліцаї, козаки, гетьмани, вертухаї,залишаться з матір'ю, ти ж все кричав, що фашисти вони і бугаї!Хай же спершу тебе, а вже потім – мене проковтне половецькая расата й сльоза Олександрова, врешті, зблиснЕ, на крейдованій масці Тараса.

И кидается он, что есть сил, по обрыву к Сейму,Как по лестнице, не касаясь перил… позвонок холодеет шейный.Просыпаются в норах стрижи, птицы береговые,С криком рвутся, спасая жизни, в потёмки ночные,Смертоносный Игоря бег резким криком встречают,Покидают укромный ночлег, чёрной стаей луну застилают.

В этом крике стрижей ночном, в этом яростном беге,Просыпается в Сейме сом, скользкий, илистый, пегий,Тишь, крутя плавниками, рвёт, кружит воду речную,Княжью голову водоворот поглощает хмельную.И всё бешенство, и весь гнев, всю татарскую яростьна супруги змеиный зев, злобы каждую малость

Князь вливает в битву с речным ненасытным гигантом,Водяная пыль, точно дым…лунный свет с птичьим гвалтом…Пальцы крепкие богатыря рвут, прорвавшись под жабры,Выдирают шматки, швыряя точно влажные клочья швабры.Рыба страшная с русским князем сплетается в вальсе,Это, помнится, было в рассказе о горце и барсе.

раз-два-три, раз-два-три – удар по волнам хвостовищараз-два-три, раз-два-три – угар, – ах, тобі хрест навіщо!?Ах, в Рязани грибы с глазами! Ах, підзолиста мова!Я б тебя растерзал, коза, вот те мужнее слово!И огромная рыба в предсмертной судороге трепещет,И вздымается Игорь в волнах, и клинок его блещет,

И удар меча кровянит Сейм зелёный, Сейм пышный,И стрижи ночные навзрыд, и над ними Всевышний!Он выходит на берег другой, он махнул ей рукою,Поднял рыбью главу над землёй он рукою другою,Я приду к тебе, жди меня, мы продолжим беседу,И за рыбой княгиня следит по кровавому следу.

И замолкли стрижи… в ветвях лунный свет шевелится.И лежат перед ней в репьях его хлыст… рукавица.Уплывает звезда в рассвет, растворяется месяц в дымке…Ах, боюсь, победителей нет и не будет у них в поединке.Зябко. Речки извечный мотив. Камыши колыхаются плавно.Мужа за реку проводив, голосит у реки Ярославна.

Над Москвою колокола, на Нерли звоночки,Золотая жара пришла, иван-чай в веночке,Говорит со мной тишина голоском ЯрославныНа запястьях – кольца вьюна, очи зелены и разнотравны.И вздыхают у неба на дне колокольные жабры,И разносится плач в тишине от Путивля до Киевской лавры.

Ион Деген